Озерные страсти
Бибиси интенсивно закивала головой.
– До-доходчиво, Александра Юрьевна, – и принялась частить как скороговоркой: – Я же не то имела в виду, я не это!.. Что вы, Леночка, она же такая чудесная де…
– Более не задерживаю, Степанида Ивановна, – ледяным тоном оборвала хозяйка.
Бабищу как ветром сдуло. И не напрасно.
Ей было чего опасаться. Еще как! Попасть в немилость к Александре Юрьевне или того еще не чище – вызвать ее гнев и недовольство – не рискнул бы, пожалуй, ни один житель этого достаточно элитного поселочка, в том числе и пресловутые Москва, Бирюки и Калинин. Кстати, во многом… да нет, какое там «во многом» – по большей и главной части благодаря Александре Юрьевне, ее желанию, воле, связям и возможностям этот поселок и был образован и возведен.
Но это отдельная история, скажем так, совсем о другом.
А вот что касается Степаниды Ивановны, то та хоть и жила в поселке постоянно, но жительницей оного не считалась. Хозяином огромного коттеджа замысловатой, вычурной архитектуры, в котором проживала женщина, являлся муж ее племянницы, который, что называется, «выписал» тетку из глуши российской, резонно рассудив про себя, что чем платить какому-нибудь специалисту серьезные деньги, проще «облагодетельствовать» бедную родственницу за еду и небольшое обеспеченье, и поселил тетку у себя, наделив полномочиями управляющей, чтобы присматривала за хозяйством, домом и прислугой, согласовав ее проживание с председателем правления, для которого слово Александры Юрьевны было что приказ Родины.
Вот как-то так.
Елена же… «М-м-да», – протянула мысленно, задумавшись, Анна.
Лена появилась в жизни тетушки несколько лет назад и была девушкой загадочной и непонятной, скрывающей какую-то большую и, видимо, непростую тайну своей жизни, в подробности которой совершенно определенно была посвящена тетушка Александра.
На домработницу, хлопотунью-хозяюшку Лена не походила ни в фас, ни в профиль, ни вдоль, ни поперек, ни издалека, ну вот никаким образом, хоть ты что делай. Яркая, интересная, притягательная внешность, настоящая красавица, высокая, стройная. Фигурка обалденная, на зависть всем моделям мира, и при этом, что поразительно, на самом деле великолепная хозяйка, умелица на все руки. И эта ее абсолютная, какая-то безоговорочная преданность и верность Александре Юрьевне, даже не преданность, а скорее посвященность, что ли, лишь добавляли необъяснимых, интригующих черт ее личности.
Девушка не скрывала, а как-то без лишних слов и демонстративного позиционирования, делами, заботой и отношением дала понять близким и родным тетушки, что Александра Юрьевна для нее единственный и главный человек в жизни, ради которого она готова на многое. На очень многое. Даже, пожалуй, отчаянно на все.
Первое время, когда Аня только познакомилась с помощницей тетки, ее пугала и настораживала эта странная, чрезмерная преданность и привязанность девушки к тетке Александре. Удивляло и напрягало это ее тихое, порой незаметное, но постоянное присутствие в жизни тетки.
Лена взяла на себя абсолютно все бытовые проблемы и вопросы тетки Александры, постоянно находилась рядом с той, даже поселилась по соседству, сняв квартиру в доме поблизости, не брала выходных и отпусков, являлась каждое утро до того, как проснется Александра Юрьевна, и уходила поздним вечером, когда хозяйка ложилась спать. Даже ездила с тетушкой в командировки, когда те длились больше чем пару-тройку дней, чтобы устроить там ее быт наилучшим образом.
И это было как-то очень странно и не совсем нормально для столь яркой, красивой, далеко не глупой, без сомнения, эрудированной, невероятно интересной молодой девушки.
Ну вот странно, хоть вы что говорите!
Да еще эта связывающая женщин тайна будоражила воображение Анны, никак не давая покоя. Но однажды она нарисовала портрет Елены…
– Ну всего вам доброго, Александра Юрьевна, здоровьица вам. Поправляйтесь, – вернул Анну из задумчивости в действительность елейно-заискивающий голос Бибиси, которая не смогла удержаться, чтобы не попробовать выяснить хоть что-то, ну хоть какую малую толику информации заполучить для дальнейшего использования. – А что Анечки не видно? Ни вчера, ни сегодня не видала ее. Все работает племяшка ваша?
– Работает, работает, – уверила хозяйка, торопясь отделаться от навязчивой посетительницы.
Бибиси уже была неинтересна Александре Юрьевне и, более того, неприятно навязчива.
– Такая хорошая девушка, – умильным тоном похвалила соседка. – Все трудится и трудится без конца. Передавайте привет Анечке. – И повторила с чувством: – Такая хорошая девушка.
На этот раз тетка Александра даже не соизволила отозваться на прощальную реплику гостьи, ответив той исключительно мимикой.
Аня услышала, как по веранде и четырем ступенькам лестницы, ведущей на дорожку, прозвучали шаги, Бибиси что-то спросила у Лены, та тихо ответила на ходу, провожая, а скорее сопровождая настырную гостью к калитке, чтобы та не отклонилась от указанного маршрута. Эта могла – живущее в Степаниде Ивановне любопытство имело сокрушительные масштабы, частенько вредившие самой их носительнице, толкавшие порой эту бабу на авантюры разного рода: куда-то залезть, что-нибудь подглядеть-подсмотреть, подслушать чей-нибудь разговор, навострив уши-локаторы. А всем в поселке было известно, что слух и зрение у Бибиси исключительные, как и чуйка на скандалы и происшествия разного рода. Беда-а-а.
– Все слышала? – спросила громко у Ани Александра Юрьевна.
– Трудно было бы не услышать, – улыбнулась Анна.
– Нет, ну какова бабища, а? Наглость зашкаливает. Удержу ей нет: все ей расскажи-доложи: кто ты, что ты и «из каких будешь». И эта ее неуемная тяга «поднимать общественность», втягивая людей в клубок своих сплетен. Совсем уже Бибиси распоясалась, – негодовала тетушка. – Укоротить пора.
– Да ладно, что ее укорачивать, – рассмеялась Анна, – человеку прямо саблей вострой по душе рубанули: лишили главного смысла и эликсира жизни: информации. Посягнули на святое. У человека крушение жизненных устоев.
– Эту бомбой не возьмешь, выдержат ее устои, не волнуйся, – уверила ворчливо тетушка и, повысив голос, поинтересовалась недовольно: – Что ты там застряла, «хорошая девушка»? – процитировав скандальную соседку. – Спускайся уже. Чаю наконец попьем по-человечески. Я Лене велела пирожки-то прибрать, когда это вражеское информагентство объявилось. Эту только угости-прикорми, потом не отвадишь, зачастит столоваться и изводить своими вбросами фейковыми.
– Иду, – усмехнувшись, отозвалась Аня.
Подходя к распахнутым створкам большой стеклянной двери, выходящей на веранду, она услышала, как тетушка нарочито недовольным тоном отдает распоряжения помощнице:
– Лен, в следующий раз, когда она заявится, не пускай, гони в шею. Говори: «Барыня почивают, не велели беспокоить». Достал уже этот Интернет поселковый, – пожаловалась тетушка.
– Хорошо, Александра Юрьевна, – посмеиваясь, пообещала девушка.
– И, Ленусь, давай уже чай нормально накрывай, с пирожками Анютиными, разумеется, – и распорядилась командирским тоном: – Девочки, поторопитесь, все голодные, уже давно полдничать пора. Мне требуется срочно очистить мозг от этой «соцсети» доморощенной общением с умными людьми на интеллектуальные темы, а то у меня несварение образуется после этой бабищи неугомонной.
Пока девушки накрывали на стол, Лена носила из кухни большой фарфоровый чайник, полный кипятка, вазочки с вареньями, блюда с фруктами и сырами и, разумеется, пирожками, Аня расставляла чистую посуду, раскладывала фраже, тетушка проверяла сообщения в телефоне.
Ну все-все, сели. И сразу как-то расслабились все трое. Хорошо как! Красота. Вид с веранды на участок и дальше, на взбиравшийся на каменистую возвышенность лес, открывался замечательный, умиротворяющий своей спокойной, сдержанной и таинственной северной красотой.
– Ну, так чем ты там занималась? – спросила тетка у Анны, запивая чайком кусочек пирожка. – Опять работала? – И, придав тону интонации усиленного назидания, попеняла: – Тебя тетка призвала, как дядюшка Онегин племяша Женечку, ухаживать за больной, «не в шутку занемогшей» родственницей, узурпаторшей, тираншей и самодуркой, а не работать, прячась по углам от моего грозного, всевидящего взора.