«Рисуя тебя» (СИ)

========== Глава 1 ==========
В коридорах стоял жуткий шум. Обычно на большой перемене все выходили на улицу, чтобы провести долгожданные сорок минут там. Но сегодняшний дождь, шедший с самого утра, подпортил планы студентов. А вот одному из них точно сыграл на руку.
Обычно Ньют любил бродить по лабиринту коридоров в одиночестве и тишине. Изредка он брал наушники, мог сесть в любом из пустующих проходов и начать рисовать. Так обычно и было, но не сегодня. Сегодняшний день стал самым суматошным за год. Город был практически в режиме чрезвычайной ситуации, дождь затапливал всё вокруг. Ньюта такая ситуация не особо печалила, и он просто удивился своей удаче. Ведь он мог запросто приехать сегодня на мотоцикле, и тогда мощь многочасового ливня принесла бы ему огромный убыток. Но сегодня утром парень не смог найти ключи от гаража, и всё, что ему оставалось, — это быстро выбежать на остановку и поехать на автобусе. Теперь, бродя по коридорам университета, он просто надеялся, что маленький гараж, располагавшийся рядом с домом, не пострадает от разбушевавшейся стихии.
Ньют ходил по коридорам уже десять минут без определенного направления. У него была цель, но где она находилась — неизвестно. Целью мог являться любой из проходящих мимо, но все эти люди были однотипны для Ньюта. Даже яркая одежда, пирсинг, необычный цвет волос не выделяли их среди толпы. Ньют искал того, кто мог бы вдохновить. Того, кого хотелось бы рисовать. Если с пейзажами всё было легко, то тут… практически безвыходная ситуация. Ева, преподававшая у художников практически всё, своим новым заданием ввела Ньюта и половину потока в ступор. И если у большинства была проблема с техникой и руками не из того места, то у блондина была проблема с вдохновением.
В отличии от Минхо, Ньют не считал странным тот факт, что он не может рисовать каждого встречного. Люди для него сливались в одну скучную, серую массу.
Нужен был кто-то… Просто кто-то. Особенный. Цепляющий. Не такой, как все.
Парень не заметил, как забрел в коридор музыкального отделения. Ньют, конечно, знал, что все творческие люди любят необычно одеваться, но музыканты были истинными фриками. И обычный парень из художников выделялся здесь сразу. Выделялся даже не потрепанной толстовкой и обычными черными джинсами, не волосами пшеничного, а не зеленого/розового/синего цвета, а просто тем, как смотрел на все и всех вокруг. А еще прислушивался. Как оказалось, не зря. Среди множества голосов Ньют услышал звук, напоминающий скрипку. Звук доносился издалека, откуда от окна, куда парень и направился. Действительно, на подоконнике в конце коридора сидел парень. Лица его не было видно, он опустил голову вниз. Ноги в темно-синих джинсах и порядком потрепанных кедах обхватывали виолончель.
«Значит, виолончель, а не скрипка».
Ньют, идя напролом, не замечая потока идущих людей, двинулся к музыканту. Почему-то к нему тянуло, необъяснимо. Будто это был тот самый человек, который нужен.
Художник подошел к виолончелисту, сел рядом с ним на подоконник. Играть парень перестал, но голову не поднял.
— Что ты играешь? — Ньют решил сам начать разговор, забывая даже о банальном приветствии. Это, конечно, было не в его стиле, но сегодня был действительно странный день.
— «Hope»*, — музыкант отвечал, все также не поднимая головы.
— Крутая песня, — Ньют скрестил руки на груди, вытянул ноги вперед, устраиваясь как можно удобнее на подоконнике.
Брюнет молчал. То ли не желал продолжать разговор, то ли не знал, что сказать. Поэтому Ньют, выждав пару секунд, повернулся к парню и сказал:
— Имя свое хоть назови.
— Томас.
И брюнет поднял голову.
Мир вокруг перестал существовать. Он весь сосредоточился на карих глазах и длинных ресницах.
— Томми, можно тебя нарисовать?
Пожалуй, так выдавать в лоб не следовало. Томас недоуменно хлопал ресницами, открывал рот, как выброшенная на берег рыба, и не мог понять, что от него хотят. Потом он как-то странно начал дергать струны и выдал:
— Черт, ты из художников. Точно. Как я сразу не понял. Пожалуй, можно.
Всё это время Ньют с улыбкой смотрел на парня. Он казался каким-то тихим, будто огражденным от всех, но Ньют знал точно, что в тихом омуте черти водятся. А у Томаса, как потом оказалось, этих чертей вагон и очень даже немаленькая тележка.
Они договорились встретиться после пар около актового зала, находящегося на втором этаже. Рисовать там, конечно, никто не собирался. Ньют мог перетерпеть шумную толпу, опыт уличного художника приучил к излишнему вниманию и постоянному гомону. Но вот Томасу явно было неуютно в окружении незнакомых людей. Поэтому было решено встретиться там, а потом уже искать пустую аудиторию.
Минхо, прибежав с пар, которые у дизайнеров закончились раньше, вломился в аудиторию к Ньюту, крича:
— Чертов шнурок, после пар ты идешь со мной.
В аудитории находился весь поток, который уже привык к взбалмошному азиату, поэтому никто не удивился уже черт-знает-какой по счету выходке парня. На всеобщее счастье преподавателя не было, поэтому Ньют мог спокойно выйти из аудитории и поговорить с другом.
— Минхо, я после пар ухожу.
— Куда это ты по такому дождю? — брюнет подмигнул. — К телочкам?
Ньют на это лишь фыркнул.
— Все проще — я иду рисовать.
Минхо предпринял попытку вставить хоть слово, но блондин ему не позволил:
— Ты со мной не идешь. Не. Идешь. Понятно?
Ньют развернулся и пошел в сторону туалета, где располагалась негласная курилка.
— Стой, дай хоть покурим вместе, — брюнет нагнал друга. — Заодно расскажешь, чем же тебя зацепила та девчонка.
Ньют лишь посмотрел на потолок, будто пытаясь найти там ответ, почему у его друга одно лишь на уме.
— Это парень. Музыкант.
Блондин зашел в туалет, тут же доставая сигареты из рюкзака. Он уже успел чиркнуть зажигалкой, затянуться долгожданным дымом, и только тогда Минхо зашел. Видимо, стоял в коридоре, переваривая полученную информацию.
Зайдя, он тут же начал тараторить:
— Да он же наверняка самый — разсамый грёбаный долбанутый грёб, из всех трахнутых на голову трахнутый больше всех.
Ньюту захотелось лишь сделать знаменитый жест «рукалицо», но он удержался, ограничившись ответом:
— Он вполне адекватный. И не такой как все, это уж точно.
Кинув бычок в урну, Ньют похлопал друга по плечу.
— Вечером, может быть, сходим куда-нибудь.
И вышел, проигнорировав прозвучавшее вслед: «сигареты хоть оставь, шнурок!»
***
Когда Ньют подошел к назначенному месту, Томас уже был там. Было что-то в нем странное. Слишком выделяющийся румянец, взъерошенные волосы. А потом Ньют понял, что бросилось ему в глаза — яркий засос на шее, чуть выше ворота толстовки.
— Ну привет, Томми.
— Угу. Привет, — Томас кивнул, поправляя лямку рюкзака на плече. — Ничего, что я такой растрепанный? Пришлось бегать по всему универу, искать препода.
Ньюту захотелось засмеяться, но он лишь мило улыбнулся. Вот ведь тихоня-Томми, врет и не краснеет. Хотя тот и так был красным, и помидориться дальше уже некуда.
— Ну, тогда пойдем, Томми, искать аудиторию.
Аудиторию найти не удалось. Дождь заливал улицы, и все помещения университета были заняты, везде кто-то сидел. Ньют не придумал ничего лучше, чем подняться на пятый, почти всегда пустующий этаж, и расположиться там. На этом этаже находились в основном складские помещения, поэтому сюда заходили раз в полгода. По дороге до этого коридора парни молчали. Томас над чем-то раздумывал, постоянно пытался пригладить волосы рукой, а Ньют не смел прерывать его мысли.
Наконец, дойдя до нужного места, художник, ничуть не раздумывая, сел на пол, пачкая джинсы. Томас сел напротив него, кинул рюкзак куда-то в сторону и наконец-то заговорил:
— Ты до сих пор не назвал свое имя.
Ньют чуть не ударил себя по лбу.
— Черт. Прости, вылетело из головы. Ньют.
Почему-то после этого Томаса прорвало на вопросы.