Наследница темной крови (СИ)
Глава 2. Странности начинаются
Зайдя домой, первым делом посмотрела в зеркало. Да-а-а, красавица та еще! Растрепанные соломенного цвета волосы, шальной румянец на загорелом лице и дико горящие глаза. Вот же Юрка, вот жук. Это он пошутил так надо мной. От сердца сразу отлегло и по телу прокатилась волна облегчения. Разыграл.
Хотя поселившееся в душе опустошение ушло, спала плохо, вскакивая от ночных шорохов. Мерещилось, что кто-то стоит в углу, хотя в маленькой комнатке точно никого кроме меня быть не могло, даже кот сегодня предпочел спать с бабушкой. Но я упрямо всматривалась в тени, будто в ожидании.
Встала утром разбитая, и поздно. С кухни доносились ароматы пирожков. Ммм…
- Бабуль, вкуснота то какая, балуешь ты меня, - я с довольным видом заканчивала поглощать очередное творение любимой родственницы. - А Юрка приходил уже?
- Не было твоего драгоценного, – бабушка с хитрецой в глазах начала собирать пирожки в пакет. – Да сама к нему сходи, заждался, наверное. И Варваре вот гостинец передашь.
Наши бабушки очень дружили и всегда гоняли нас друг к другу с вкусностями. Которые мы с Юркой по дороге всегда ополовинивали. Уж не знаю, догадывались ли они, но гостинцев с каждым разом становилось все больше, а мы начинали подкармливать даже дворовых псов, провожающих нас жадными глазами.
Но друга нигде не нашлось. И я в отчаянии маялась, заламывая руки. Ну зачем он так, поговорили бы, все обсудили. Я лично готова свести вчерашнее недоразумение к шутке. Юрка – мой самый лучший друг и терять его из-за одного неловкого момента, просто бред. Да он же никогда подобной симпатии не проявлял, что на него нашло? Юре скоро 18 и видимо теперь нужен кто-то более близкий. Но только не я. Так и скажу, девушки-девушками, а лучший друг - один, и мне хочется таковым и остаться. Хотя представить его с кем-то другим, тем более в женском обществе, не могла.
Четко обдумав происходящее, вечером снова направилась к Юрке. Чего он прячется, от разговора все равно не уйти. Но бабушка Варвара огорошила:
- Да уехал он часа 2 назад в город, сказал насовсем.
- А записки не оставил? – голос подрагивал и справиться с эмоциями не получалось. Как он мог, ничего не сказав…
- Конверт, – бабушка протянула свернутый листок, скрепленный по краям степлером.
Крепко схватив это чудо инженерной мысли, я побежала в сарай, открывать на улице было неловко.
Внутри нашлась Юркина цепочка с ключиком и маленькая записка всего с одним словом «прости». Меня словно обухом по голове ударили. Зачем он свой талисман мне отдал, и за что извиняется. Машинально натянула цепочку и сжала ключик. Значит теперь это мой счастливый медальон. Странно было ощущать его тяжесть, так как украшений на себе я не терпела. Но данная вещь грела, тепло от ключика разливалось по груди, шевеля волоски на коже.
Я с ужасом смотрела на стремительно краснеющий металл, не понимая, как такое возможно. Расстегнуть цепочку не смогла, пальцы соскальзывали с замочка, который казался неуловимым. Жар, так стремительно разбегающийся по телу, вновь сконцентрировался в области груди и также резко утих. Ключик окрасился привычным серебряным цветом.
Как во сне брела по улице и застыла около дома. Мне здесь все напоминало старорусскую сказку. Особенно бабушкина «избушка». Двухэтажный терем с резными ставнями и крепким узорчатым забором. Крыльцо и сени, всегда наполненные светом и теплом. Везде вышитые бабушкой вещицы – полотенца, платочки, занавески, связки лука и грибы на веревочке, пучки ароматных трав…
Да и бабушка у меня, словно годы ее не берут – статная, высокая, с едва тронутой сединой косой, обвивающей голову наподобие короны.
Серафима Ивановна смотрела на меня с подозрительной остротой.
- Лерочка, что-то ты взъерошенная последние два дня, – она подошла близко, тут же отпрянув. – Да ты горишь вся!
- Да ладно тебе, бабуль, я себя отлично чувству...
Слова потонули в нахлынувшей удушающей темноте. Словно в коконе, не было больше звуков, только бабушкины внимательные глаза, следящие за моим падением в пропасть.
Я провалялась в постели 3 дня с температурой 40. В бреду мне виделась Серафима с огромной книгой, громко произносящая странные каркающие слова; встревоженный Юрка, страстно целующий в губы, и седовласый мужчина, осторожно снимающий с шеи медальон.
Очнулась ближе к вечеру в дикой слабости, не в состоянии поднять даже руку и поняла, что в доме кто-то есть.
- Зачем он так торопит? В ней же ни силы, не желания… – этот голос я бы узнала из тысячи, только бабушка могла говорить так напевно. Волнение словно проникало в тишину старого дома.
- Я передам! – сколько силы было в двух простых словах. Мужской тембр буквально вибрировал от эмоционального всплеска. Если бы стояла, наверное, кинулась в ноги говорившему в подобострастном поклоне.
Хлопнула дверь и в комнату заглянула бабуля.
- Лерочка, рано тебе еще просыпаться, – Серафима Ивановна придавила меня к постели, хотя и так слабость подняться не давала. – Вот выпей отварчик.
- Бабушка, у нас кто-то был? – сказала, когда смогла проглотить прохладный травяной настой, очень мне хотелось узнать обладателя интересного голоса.
- Из сельсовета приходили, опять у них недостача, просили проследить, – она старалась говорить безучастно. Но было видно, что нервничает.
- Ты у меня такая деловая, помогаешь… - мысль так и осталась незаконченной, и я снова погрузилась в темноту.
Глава 3. О провалах памяти и нужной решительности
Каникулы в деревне для меня всегда были больше, чем просто отпуск. Я тут отдыхала душой, наполнялась силой. После возвращения всегда делала успехи в учебе, спорте и никогда не болела. Здесь был другой воздух, атмосфера, и нас с Юркой сюда тянуло, будто дом тут, а не в городе. Мы срывались в деревню даже на выходные, просто посидеть возле озера, на лыжах пройтись по лесу, погонять на великах по пригоркам, заросших высокой травой.
Вот и сейчас я возвращалась отдохнувшая и посвежевшая, утратив однако детскую припухлость. Во время болезни потеряла 5 килограмм и чувствовала себя тростинкой, как никогда привлекательной, юной, сильной.
Стоило на десяток километров отъехать от деревни, сразу загудел сотовый, наполняя память смсками и пропущенными вызовами. Связь начинала ловить только ближе к городской окраине. И именно ее отсутствие делало отдых каким-то запредельным, не облагороженным цивилизацией. А самое интересное, что ничего такого и не хотелось, ни пустых разговоров, ни чатов, ни интернета.
Зато едва зайдя в квартиру, сразу окунулась в атмосферу современного мира, с его микроволнами, чипами и телевизионным звучанием. Налетели родители с возгласами радости и крепкими объятиями.
Жизнь поменяла ритм и затянула в круговорот событий, эмоционального напряжения и современной коммуникации.
Я хотела сразу позвонить Юрке, но не заладилось. Замучили звонками одноклассницы, расспросами родители, даже тренер нагрянул на радостях, получив смс, что я снова в сети, благо жил в соседнем доме и был маминым другом.
В 7 утра следующего дня я уже была на пробежке и, борясь с понуканиями Сергея Михайловича (он же дядя Сережа), тяжело отдувалась за все 2 месяца безделья. Вот нельзя так с людьми поступать, особенно в воскресенье и осо-о-о-бенно после отпуска. Привычные 10 километров дались с огромным трудом и домой я просто ползла по ступеням, а на третьем этаже пересела на лифт. Надеюсь камерами дядя Сережа еще наш подъезд не обвешал, иначе придется выслушать лекцию по легкомысленному поведению после тренировок.
Кухня обняла меня ароматом овсяной каши с черникой и мятным послевкусием заваренного чая. Мама старалась как никогда, желая показать, как она скучала. И ведь только вернувшись, я поняла, что мне их всех не хватало. В деревне о таком совсем не думалось, и от этого стало зябко. Поежившись, я отпустила мысль в свободное странствие, не желая анализировать странную отстранённость той жизни. Раньше ведь вообще такой реакции не было.