Хвостатая для мажора (СИ)
После завтрака он поднялся наверх. Я осталась сидеть внизу, вяло мешая в тарелке еду. Артур спустился с бумагой в руках и несколькими коробками цветных карандашей. Хм, оказывает, он умеет рисовать. Артур тащил какую-то деревянную штуковину. И я предположила, что она тоже связана с рисованием, возможно, это какая-то подставка. Артур сказал, что если я буду хорошей девушка, то могу его сопровождать. Я предпочла бы остаться в доме, чувствуя себя в безопасности от того, что Артура нет, но, боясь разозлить его, приняла предложение и молча села в машину рядом с ним.
Когда мы добрались до тихого места, Артур остановил машину и поручил мне нести бумагу. Артур сказала, что ее следует называть холстом. Он поставил мольберт под деревом и, закинув руки за голову, всматривался вдаль. Не знаю, что произошло. Возможно, на Артура снизошло вдохновение или он просто захотел помучить меня снова, приказав снять всю одежду. Артур объявил, что намеревается нарисовать мой портрет. О-о, быть раздетой перед ним в доме было ужасно, но быть голой в компании Артура на улице – это гораздо хуже. Но все же я должна была ему повиноваться.
Пока я раздевалась, Артур срезал с дерева прутик и зачистил его. Он держал его рядом с собой и много раз во время рисования хлестал им мою попу. Артур был требовательным художником... Когда я не могла понять, как он хочет, чтобы я изображала нимфу, Артур тут же приглашал меня к себе на колени, чтобы отходить мою попку прутиком. О мой бог... Сегодня я получила еще около двух десятков ударов. Похоже, он специально все критиковал, чтобы моя попка всегда оставалась красной и горела диким пламенем.
Это продолжалось до позднего вечера, пока Артур не устал от рисования. Он не показал мне мой портер. Я сомневалась, что он действительно меня рисовал, но, тем не менее, была крайне рада, когда Артур сказал, что я могу одеться, и мы едем домой. Как же я боялась приближения вечера. Я боялся, что все может повториться снова. И похоже, я не ошиблась. Когда на часах было десять, Артур посмотрел на меня со странной улыбкой. И я поняла, что он не пощадит меня сегодня.
– Уже десять, Эрика, – строго сказал Артур, когда мы поужинали. Я убедилась в том, что еду готовит не Артур, ведь когда мы приехали, все уже стояло на столе. Свежее, теплое, только в доме кроме нас никого не было. – В это время все порядочные девушки должны находиться в своих кроватках, – я была совсем не против пойти в комнату, но без него. – Я боюсь, что тебе, Эрика, может показаться, что ты достаточно взрослая, чтобы отправляться спать так рано. Мне лучше пойти с тобой, чтобы убедиться, что ты не собираешься нарушать правила.
– Я… я уже бегу, Артур. Вам не стоит обо мне беспокоиться, – крикнула я, быстро поднимаясь из-за стола и направляясь в свою комнату
– Я слишком мало наказывал тебя, чтобы ты так быстро научиться послушанию, – сухо прокомментировал Артур. – Отправляйся в свою комнату и не разговаривай со мной до тех пор, пока я не разрешу.
Медленно и послушно, хотя сердце колотилось как бешенное, и меня переполнял дикий страх, я поднялась наверх, в свою комнату, да, дом Артура был горазда больше и современее, чем наш.
Артур шел позади меня. Хотя я не смела оглянуться, у меня возникло неприятное чувство, что Артур смотрел на мои ножки и попку, когда я поднималась по лестнице. А когда мы вошли в комнату, Артур закрыл дверь и достал из кармана ремень, который использовал вчера вечером. Он бросил его на кровать, а затем уселся на стул.
Глава 14. Шелк на пульсирующей коже
– Ты должна полностью раздеться Эрика. Я жду. Нет, ты не останешься голой, – мне было приятно, что Артур позаботился о моем душевном состоянии. – После того, как ты разденешься, достань новую ночную рубашку и надень ее на себе, – строго сказал он. Я послушно сняла одежду, осознавая, что Артур следит за каждым моим движением. Я старалась избегать его взгляда, поскольку глубокий прилив стыда и смущения заливал мое лицо каждый раз, когда я смотрел на него. Холодный взгляд Артура напоминал мне об унижениях, которые я вынуждена выносить в его доме.
Когда я совершенно голая достала свою ночную рубашку и надела ее, я пожалела, что она из черного шелка. Мне было бы куда спокойнее во фланелевой рубашке, потому что каждый изгиб моего тела подчеркивался этим шелком. Казалось, что в рубашке я выгляжу более вульгарно, чем если бы я была голой.
После тех приключений, которые собрала моя попка, я надеялся, что Артур меня пощадит. Что сегодня не будет второго урока. Поэтому я пыталась повиноваться Артуру во всем. Я искренне собиралась его слушаться, а после того, как Артур увидит, что я послушная девочка, мне бы хотелось просто лечь спать. Вот только Артур демонстрировал мне, что наказания в любом случае не удастся избежать. Похоже, он никогда не устанет наказывать меня ремнем.
– Возьми ремень и принеси его мне, – приказал он после того, как я надела ночную рубашку. Послушно подняв ремень с кровати, я без возражения отнесла его Артуру.
– Становись на колени, когда отдаешь мне орудие просвещения – сказал Артур – И не забывай говорить, для чего ты даешь мне ремень... Как я должен использовать этот ремень, Эрика?
Я опустилась на колени и смиренно предложила ремень, не в силах удержаться от дрожи.
– Ты предлагаешь мне ремень, поскольку думаешь, что наказание пойдет тебе на пользу? Не так ли, Эрика? – спросил Артур, пристально глядя мне в глаза. Он сжимал в руке кожаный ремешок, позволяя ему болтаться возле моего испуганного и блестящего от слез лица.
– Да, да, Мас… – запнулась я, так и не сказав последнего слова. Но я дала утвердительный ответ, который он хотел, а не стала просить Артура пощадить меня, сжимаясь от каждого взгляда.
– Ты делаешь успехи, Эрика, – похвалил он меня. Мне показалось, что в словах Артура была ирония. – Я думаю, что в скором времени ты станешь идеальной рабыней. Но ты немного не доработала сегодня – ты так и не назвала меня Мастером, и за это я сегодня тебя накажу, – о-о, видит бог, что я хотела сказать это слово, но что-то по-прежнему останавливало меня.
– Ох, но… – я задрожала всем телом. Как же мне хотелось оправдаться перед Артуром для того, чтобы он меня пощадил. Но Артур поднял другую руку, в которой не было ремня. Он приказал замолчать и только после этого продолжил говорить.
– Прошлой ночью я наказывал тебя не так, как собираюсь наказать сегодня. Я не был уверен, что ты послушная девочка, поэтому связал тебя перед тем, как преподать урок. А вот сегодня вечером я посмотрю, действительно ли ты можешь быть покорной. Я не буду тебя связывать, Эрика. Ты должна лечь на мои колени, а я должен предупредить тебя, что если ты не будешь хорошо себя вести, придется снова связать тебя и увеличить количество ударов и их силу. Я надеюсь, в этом не возникнет необходимости.
Я смиренно поднялась на ноги и вплотную подошла к Артуру. Он положил меня лицом вниз к себе на колени, а затем приподнял рубашку. Собрав шелк в районе талии, он приложился кожаным ремешком к моей попке. Наказание было таким суровым, как и то, что мне пришлось перенести прошлой ночью… Я чувствовала, как горит кожа, осознавая, что после такого на ней останутся следы. Я молилась, чтобы следы от наказаний прошли со временем, а не напоминали мне всю жизнь о том, что Артур делал со мной.
Было нелегко оставаться неподвижной, когда тебя так сильно наказывают. Но, зная, что он сделает, если я продемонстрирую непослушание, я все-таки нашла в себе силы оставаться неподвижной. Я снова и снова прикусывала губы, подавляя крики боли. Мои руки крепко сжимали ножки стула… Сложнее всего было контролировать ноги, которые иногда выходили из-под контроля и инстинктивно поднимались, когда попа дергалась после ударов. Но поскольку мои ноги не мешали наказанию, Артур не сделал мне ни одного замечания.
Я уверена, что наказание длилось гораздо больше, чем десять минут. Все, что я чувствовала – сильная жгучая боль. Ощущения были такими, как будто мою кожу лижет огонь, а не злой Артур наказывает меня ремешком. Мне казалось, что это наказание было куда суровее, чем то, что я получила прошлой ночью, когда Артур ругался и называл меня непослушной. Говорил мне, насколько сильно я заслужила порку. Артур говорил, что, если мое поведение не улучшится, он накажет меня еще больше. Так вот, если судить по ощущениям, то можно решить, что я не только не исправилась, но и стала вести себя гораздо хуже.