Suavium de sanguis (СИ)
— Никогда! Слышишь! Никогда больше не смей со мной такое вытворять! — рявкнул Дэмис и буквально испарился из тренировочного зала.
Комментарий к Fac me dolorem - Сделай мне больно
**¹** Чтобы тебя любили, будь достойным любви.
От автора:
Кому интересно и лень искать эту композицию, вот прошу, ссылочка на семнадцатую мелодию Моцарта. Лично я от нее в восторге и постоянно слушаю, когда пишу что-то.
http://muzofon.com/search/моцарт%20мелодия%2017
========== Morde me - Укуси меня ==========
Дэми скучающе посмотрел в окно на свое отражение. Косые струи дождя барабанили по стеклу, словно пытаясь привлечь его внимание. Юноша прижал пальцы к холодной поверхности, вглядываясь в свое отражение и отчаянно стараясь понять, что с ним не так, какие у него есть изъяны. Ну, вроде не урод же. Золотисто-карие глаза с миндалевидным разрезом напоминали отчего-то осеннюю листву; немного вьющиеся темно-каштановые, почти черные волосы, которые он отращивал по примеру отца, доставали до лопаток; небольшой нос, самый что ни на есть обычный; пожалуй, чуточку полноватые, капризные и мягкие на вид губы. И упрямый подбородок, который Дэми имел привычку вздергивать, если что-то было не так, как он хотел. Что касается фигуры, то он, как и все вампиры, был в некоторой степени… идеальным, словно кукла. По-юношески стройные линии его тела, подчеркиваемые правильно подобранной одеждой, привлекали внимание всякий раз, когда он шел своей плавной походкой. Дэми любил одеваться со вкусом — эту любовь ко всему красивому и идеальному он унаследовал от отца.
Нет, он не страдал заниженной самооценкой и ничуть не убивался по поводу того, что наполовину смертный. Хотя он отрицал свою человеческую сущность, буквально презирая ее, потому что, подобно Каэлину, считал людей овцами, кормом. Но он был самую чуточку самовлюблен, как и многие люди в его юном возрасте. Впрочем, почему бы ему и не восхищаться собой, когда за ним ухаживали самые блистательные маэрийцы ночного общества?
Нет, причина не в нем. Причина в самом Дэмисе, который отчего-то упрямится, никак не желая признавать, что их отношения — не просто отношения наставника и ученика. Дэмис был для него не только учителем, телохранителем, помощником и другом. Давно уже он был в его мечтах и возлюбленным.
И Дэми намеревался воплотить эти мечты в жизнь. А он всегда добивался своего, иначе какой же он сын Владыки? Отец правильно делал, когда не помогал ему с его проблемами. Каэлин мог потакать всем его капризам, швырять на его прихоти кучу денег, мог заставить сбиться с ног всех своих подчиненных, если вдруг его сыну захотелось получить свежую коллекцию осенней одежды из самого Милана, но никогда, никогда Владыка не решал проблемы Дэми, если тот не мог справиться с ними сам.
«Я твой отец до тех пор, пока ты достоин быть моим сыном», — частенько любил повторять он.
Может быть, это звучало очень эгоистично или высокомерно, но Дэмиэн, будучи его сыном, понимал ход мыслей Каэлина очень хорошо. Он мог помочь ему советом, которые предпочитал давать в своей привычной манере, то есть иронизируя, насмешничая, с легкой издевкой, намеренно заставляя сына почувствовать себя уязвленным и разозлить его. И это срабатывало каждый раз. Дэмиэн злился, выходил из себя, приходил в ярость и назло отцу делал все сам, решал все свои проблемы и потом гордо демонстрировал ему результат. И тогда Каэлин смотрел на него с усмешкой, пожимал плечами и говорил: «Я не ожидал от тебя другого». Он не говорил «меньшего». Он говорил «другого». И это означало, что Владыка просто исключает любой результат, кроме того, который удовлетворит его лично. Порой Дэми задумывался над тем, а что бы произошло, если бы он хоть раз разочаровал отца? Не сумел оправдать его ожиданий?
Сейчас же Дэмиэн хотел завоевать свою любовь не только для себя, но и чтобы доказать отцу, что он может все. Потому что в этот раз перед ним стояла ужасно трудная задача.
— Что ты делаешь? — внезапно раздался голос за его спиной.
Дэми не обернулся, всем своим существом ощущая появление Дэмиса в этой комнате. Он прикрыл глаза, не желая встречаться взглядом с его глазами в стеклянном отражении. Голос некроманта редко выражал какие-либо эмоции, однако больше всего на свете Дэми любил в нем именно это. Еще никогда он не встречал ни одного балансира или человека, который мог бы столько выразить одними речевыми модуляциями. Он обожал его голос — насыщенный, бархатистый баритон мог быть вежливым и насмешливым, но тут же, в любое мгновение вдруг стать ледяным и даже угрожающим. Но Дэмис, к сожалению, очень редко пользовался этой своей сводящей с ума особенностью.
Сейчас голос Дэмиса был немного усталым, чуточку равнодушным, впрочем, как всегда, и спокойным. А так хотелось, чтобы он звучал сильно, глубоко и страстно.
— Думаю.
— Когда ты думаешь, я начинаю бояться, — хмыкнул некромант, снимая свою мокрую кожанку и кидая на спинку кресла у камина.
Опустившись в кресло, он вытянул ноги в коротких кожаных сапогах и с наслаждением погрузился в мягкие подушки, не особенно обращая внимания на то, что те мгновенно намокли от его влажных волос. Мокрые смольные пряди липли к его шее и лицу, капельки воды сверкали в них, как утренняя роса в траве, стекали по его коже, оставляя за собой мокрую дорожу. Ворот белоснежной рубашки был расстегнут, обнажая алебастрового цвета горло и очерченные бледными тенями ключицы, которые оттенял блеск золотой цепочки. Черные штаны из вельвета намокли и липли к сильным длинным ногам, еще больше выделяя расслабленные мышцы. Дэмис сидел к нему боком, и Дэми мог видеть его строгий профиль: утомленно опущенные длинные ресницы, чьи кончики были словно припорошены белым снегом, изящная линия орлиного носа и расслабленно опущенные уголки губ.
Беспрепятственно рассматривая его в отражении оконного стекла, Дэми тихо вздохнул и, поудобнее устроившись на подоконнике, притянул к груди свои колени.
— Неудачная ночь? — тихо спросил он.
До рассвета оставалось еще три-четыре часа, потому что зимой солнце вставало очень поздно. За окном завывал ветер, швыряя в окна домов мокрый дождливый снег. В Нью-Йорке часто были дождливые зимы из-за морского климата; впрочем, густые хлопья снега заносили город огромными сугробами тоже нередко. Даже со своим совершенным зрением, доставшимся ему от папочки, Дэми не мог разглядеть, что происходит во тьме за окном, сколько бы ни вглядывался. На улице сейчас было так же тоскливо, как и у самого Дэми на душе: ему хотелось позорно сдаться, но он чисто из своего природного упрямства продолжал идти вперед, чтобы достигнуть долгожданной цели.
— Я голоден, — признался Дэмис.
Юноша обернулся, бросив на него изучающий взгляд, и заметил легкие тени под глазами некроманта.
— Ты не поймал сегодня свою жертву, — удивленно констатировал он.
— Погода отвратительная, — вздохнул Дэмис и, закрыв глаза, заложил руку за голову и сполз поглубже в кресло.
— Ты устал.
Дэми поднялся и неслышно приблизился к нему, положив руку ему на плечо. Несильно сжал, разминая одеревеневшие от холода мышцы, и осторожно убрал с шеи мокрые волосы. Обвел кончиками пальцев контур чуть заостренного, как и у всех вампиров, уха. Не так сильно, как у дроу, но совсем немного, потому что большинство балансиров имели подобное строение ушей, указывавшее на их нечеловеческое происхождение.
Дэмис неслышно вздохнул и слегка повернул голову, прижавшись щекой к подушке, тем самым еще больше обнажая белоснежное горло. Ключицы, резче выделившиеся на фоне смуглой кожи, и напрягшийся кадык буквально загипнотизировали юного вампира. Он провел едва ощутимую линию кончиками пальцев от самого уха до ключиц, чувствуя, как равномерно и спокойно дышит Дэмис, как чуть вздрагивает его горло в такт дыханию. Он был сейчас такой расслабленный, казался таким податливым, обманчиво спокойным и безмятежным, что Дэмиэн не удержался. Присев на мягкий подлокотник кресла и положив руку на его спинку, он наклонился вниз и прильнул губами к высокой, резко очерченной скуле некроманта, поцеловал его в уголок губ и спустился чуть ниже, осторожно, невесомо прикасаясь чуть приоткрытым ртом к ароматной и очень бледной коже старшего вампира.