Огни большого города (СИ)

Только Билл мог увернуть подобное сравнение. Его мозг такие фразочки генерирует каждый день, писатель херов. Пусть держит свою фантазию при себе.
— Мы всегда так общались. — Почему чувствую, будто оправдываюсь? А ведь не должен.
— Наверное, тяжелее теперь, когда вместе живёте?
С хуя ли он не хочет уходить? Попиздеть не с кем? А потом до меня доходит – конечно, бля, не с кем. Он кроме меня в общежитие толком и не говорил ни с кем. Меня опять начало досаждать смешанное чувство жалости и лёгкого раздражения.
— С чего бы? У него своя комната, у меня своя.
Билл засовывает руки в свои карманы и как-то странно смотрит на меня. С каким-то пониманием, что ли. И это немного выводит.
— С лучшими друзьями очень легко перейти эту грань, особенно, когда вы настолько близки. В один момент и, правда, можно влюбиться. У меня было подобное. Подобная близость. Но с Беверли так ничего и не сложилось, и в итоге ни лучшего друга, ни девушки. Это пиздец ловушка.
Медленно киваю, не совсем понимая, нахуя мне эта информация. Что за полуночные непрошенные советы?
Смотрю на Денбро, на его участливые «вечно грустные» глазки, спокойный уравновешенный вид и первый раз за всё время, наверное, вижу, что не такие мы и кардинально разные. У каждого свои тараканы, но что-то общее у нас есть. Мы знаем, когда катимся в бездну и ничего с этим не делаем – вот наш типаж людей. Знаем, когда опасно, когда лучше держать себя в руках, и не держим. Надеемся на что-то лучшее, авось в этот раз не ебанёт по сердцу так сильно.
И каждый раз прогадываем.
========== Часть девятая ==========
***
Я вернулся домой раньше обычного. Последнюю пару отменили, и уже около шести часов я медленно, неспешно катился в метро, невидящим взглядом обводя присутствующих.
Помню, когда я был маленьким, обожал играть в прятки. Но один раз я спрятался так хорошо, что даже сам себя не мог освободить. Я залез в большой платяной шкаф на чердаке и не заметил, как дверца захлопнулась. Защёлка клацнула, и до меня не сразу дошло, что я заперт в ебаной деревянной коробке. От страха я даже заорать не мог, что-то щёлкнуло во мне, прямо как этот замок, и всё мое тело парализовало. Я уже подумал, что никогда не выберусь. Что задохнусь раньше, чем меня найдут.
Когда мама меня нашла спустя минут двадцать, я был весь сине-белый от испуга, но так ни разу и не закричал.
Каждый раз, когда приходится спускаться в ебаное метро или садиться в лифт, я вспоминаю долбанный шкаф. Давящий со всех сторон.
Детские страхи оставляют самые глубокие отпечатки, это, бля, факт.
Когда выхожу из метро, набираю Эдди, хочу спросить, надо ли что домой, и меня слегка внутренне одёргивает. Какое нахуй домой. С каких пор я считаю это домом.
Просто квартира. Обычная ночлежка. Лучше не отходить от своей тактики и никогда сильно не привязываться. Ни к людям, ни к местам.
У Эдди срабатывает автоответчик. Хотя в это время он уже должен быть дома.
Подумав всего одну лишнюю минуту, прихватываю в магазине ещё и парочку бутылок красного. Если ему не понравится, что ж - надо было брать трубку и говорить свои пожелания.
У нас никогда не было никаких особых договорённостей насчёт того, можно ли водить кого-то в квартиру. Мы же не в ебаном отеле, где нужно вешать табличку “не беспокоить, блядь” от назойливого персонала, заглядывающего в рот за чаевыми.
У каждого из нас была своя комната, своя территория, и понятно без слов, что мы не дети. Что у нас тоже есть потребности, которые периодически нужно утолять.
Когда живешь с кем-то, открываются стороны человека, которые раньше никогда никто другой и не заметил бы.
В квартиру я зашел довольно тихо - мало ли Эдди отдыхает или занимается - в руках держал рюкзак с бутылками вина и уже планировал пройти на кухню, чтобы налить себе парочку бокалов (или всю бутылку), как из гостиной до меня долетели звуки. Стоны. Чужие стоны, не свойственные Эдди. Уж эти звуки я выучил достаточно хорошо, их отличить я смогу с одной ноты.
Но протяжные вздохи, тем не менее, были мужские, без сомнений, и я остолбенело замер. В коридоре было темно, и чтобы пройти на кухню я обязательно должен миновать гостиную, тут никуда не деться. Но ноги приросли к полу, а внутри, будто сигарету кто-то решил затушить об меня - жжёт, что дышать больно.
 
Эдди был с кем-то в гостиной, и по звукам совершенно несложно было догадаться, чем они занимались.
Чёрт, при мне Каспбрак делал всякое. Он и кончал при мне, и целоваться лез, и переодеваться догола мог спокойно. Но чтобы трахаться, ещё и с парнем. Такого ещё не было, и я по своей скромности и даже наивности не знал, как реагировать.
Для меня понятное дело, что Эдди пансексуал. Он всегда говорил, что его восхищают люди. Без привязки к полу или внешности. Любой человек - парень, девушка, или кто не относит себя ни к какому полу, могут его возбудить. Если появится внутренняя симпатия.
Но пока он трахался с девушками, мне даже в голову не приходило ревновать его что ли. Это казалось приколом. Потому что Эдди относился к сексу, как к ещё одной главе самопознания. Мне интересно почувствовать это. А если так?
И я знал, что он из тех, кто видит разницу, между сексом и любовью. Эдди делит эти вещи. Иногда это не одно и то же для него.
Я едва дышу, хоть в голове и кажется, что мои вдохи и выдохи такие громкие, что я уже выдал своё присутствие.
Черепашьими шагами подхожу к гостиной и через приоткрытую дверь, в полумраке комнаты (горит всего лишь торшер), два силуэта ловит мой взор.
Эдди склоняется над худощавым парнем, водит ладонью по его согнутой спине и врывается, заполняет его отрывистыми толчками, вдалбливается так глубоко, резко, что мгновенно ощущаю, как жар бросается мне в лицо. Девушек он так никогда не трахал. Всегда был мягким, чутким к их желаниям, готовым потерпеть, чтобы не причинить боль. Здесь же я вижу, как Каспбрак крепко вцепился ногтями в подрагивающие бёдра неизвестного мне парня и вколачивался, вбивался, будто всю душу вытрахать хотел.
Но парень под ним дёргался от экстаза и сломанным, срывающимся голосом просил лишь ещё.
Если бы Эдди заметил сейчас моё наглое незваное присутствие, повернул голову и увидел бы меня - я бы сгорел со стыда прямо на месте, несмотря на всю свободу в наших отношениях. Такое я точно видеть не должен был. Это что-то, что касается только Эдди и его тараканов.
Я на носочках, как мышь, заставляю себя отойти от двери и сворачиваю на кухню. Ставлю дрожащими руками бутылки на стол и забываю, что вообще я хотел сделать? Каковы были мои планы до того, как я отключился на секундочку?
В гостиной по-прежнему раздаются шорохи и стоны, и я понимаю, что это может длиться долго. Кто знает, на сколько раундов хватит Эдди. Может, они только начали.
Не сразу замечаю, как руки сами, на автомате, открыли штопором первую бутылку. Наливаю себе в кружку (очень эстетично) вина и прихлёбываю первый добрячий глоток. Едва не матерюсь, так как часть проливается на подбородок, и я беззвучно чертыхаюсь, стараюсь издавать как можно меньше шума.
Стоны из комнаты усиливаются, и моя рука сжимает кружку сильнее, будто сама по себе отдельно от тела живет.
Сука блядь пиздец.
Надо было брать коньяк. Запоздало понимаю и допиваю оставшийся алкоголь. Подливаю ещё, и только долбоёбы сминают натощак крепкое красное вино, даже не успев снять с себя куртку. А я думаю, чего мне так жарко.
Допиваю залпом ещё кружку, словно воды после пробежки не могу напиться, и чувствую, как вдарило что-то в голову. Вот. Класс.
 
В свою спальню я тащу уже половину бутылки, так как уснуть не получится на трезвую.
Впервые закрываю дверь полностью, не оставляю полоски света, сбрасываю куртку, делаю всё на удивительно спокойном автомате (ха, я вообще трезв и меня ничего не берёт), но когда падаю на кровать, перед глазами любимые родные вертолеты. Охуеть, классно. Горит по всему телу, и так хочется поскорее вырубиться. Просто нахуй щёлк, как телевизор, и нет тебя. Чтобы без снов. Спокойный белый лист.