Огни большого города (СИ)

Тут слышу покашливания за нашей спиной, но игнорирую их. Возможно, это моя паранойя, и эти “намеки” не связаны с тем, что я касаюсь Каспбрака на людях.
Эдди же приподнимает бровь и смотрит за мою спину. Пожилая пара сидит за соседним столиком и видок у них, будто прямо сейчас я запустил руку Эдди в штаны. Будто мы делаем что-то непотребное.
Но я слишком сконцентрирован на проблеме Каспбрака, чтобы реагировать на это.
— Подыграй мне, — внезапно шёпотом говорит Эдди и пододвигает свой стул ко мне ближе.
Я испуганно пячусь, не до конца понимая, что от меня хотят, но когда мягкие, нежные губы Эдди накрывают мой рот, чуть не падаю со стула. Хорошо, что Каспбрак придерживает меня за талию и льнёт, ближе ластится ко мне и целует, гаденыш, так чувственно, что на секундочку, мне и правда кажется, что он делает это с любовью. Такой, от которой в петлю лезть хочется. Обводит языком мои губы, намеренно делает поцелуй мокрым, пошлым, так, чтобы смотреть было неловко, и я забываю о его “просьбе”. Мозг в панике кричит остерегаться, и мои руки с силой вцепляются в его плечи.
— Какого хуя, Эдди? — хрипло выдавливаю из себя, а в ушах так звенит, что я не слышу ни возмущенных криков той пожилой парочки, ни ора официанта, который уже успел побежать за менеджером. Перед глазами только широко открытые черные от возбуждения глаза Эдди.
***
Я толком не помню, как оказался на улице. В неразберихе выскочил из этого ада, не успев особо расслышать все сочные проклятия в свой адрес от посетителей.
Это не только блядский Дерри, который снова начал воздействовать на меня, но и мои блядские чувства, которые совершенно вышли из-под контроля.
Эдди, которого стало так много в моём сердце, что я задыхаюсь в нём, в его присутствии, в его прикосновениях, даже взглядах, брошенных втихомолку. Играть в подобные провокации, когда я горю от одного его поцелуя, кажется самоубийством. Это, блять, совсем уже не игра.
Я прислонился спиной к холодной мокрой стене, и, слава богу, у чёрного входа не стояло никого из людей.
— Думаю, в этом баре нас больше не ждут.
Эдди медленным шагом идёт ко мне, а внутри меня кровь бурлит так, что уши закладывает.
Он-то спокоен. Он ведь чертов провокатор и чхать хотел, какой ураган чувств после себя оставляет.
— Меня просто выворачивает от этих святош.
Подходит ближе и щёлкает зажигалкой.
— В такие моменты, я понимаю, что как бы тяжело в Нью-Йорке ни было, подобной хуйни там нет. Я готов горбатиться на любых работах, лишь бы не жить здесь.
Я прикрываю глаза, потому что это слишком. Его голос, его присутствие рядом, и эта легкость, с которой он себя ведёт, будто и не было того жаркого, испепеляющего поцелуя пару минут назад. И не было его взгляда после, будто все люди исчезли, мир на секундочку выключился, и остались лишь наши острые эмоции, наше обоюдное желание. Сметающее всё на своём пути. Блокирующее все мысли, кроме одной. Взгляда, в котором не было игры или насмешки. Как будто он поцеловал, потому что на самом деле хотел этого.
— С тобой всё в порядке?
Кладет руку мне на щеку, а меня трясёт, словно температура за сорок. Эдди выбрасывает сигарету и выпускает дым в другую сторону.
— Ты весь дрожишь.
— Не прикасайся сейчас, — едва слышно выдавливаю, на что Эдди приподнимает брови. Но руку держит на своём месте, на моей горящей щеке.
— Почему это?
Он выглядит оскорблённым, хмурится и, наверняка, ошибочно думает, что это из-за взглядов тех людей. В этот момент, я абсолютно уверен, что вернуться в Дерри было ошибкой. Слишком много связано с этим местом, слишком уязвимым я становлюсь здесь.
Именно тут всё и началось, здесь я и встретил Эдди в первый раз, и сейчас, спустя время я вновь ощущаю себя десятиклассником, у которого в горле пересохло от “этого странного новенького”. Щёлкнуло нелепо в мозгу, и хоть стой, хоть падай, внутри обосновалось доселе непривычное чувство. Которое в Нью-Йорке лишь окрепло, уверенно пускало корни глубоко в сердце. А сейчас едва не сбило с ног осознанием.
 
Эдди опускает глаза вниз, и, слава богу, понимает, наконец, всё сам. От возбуждения у меня завеса перед глазами, кровь в висках тарабанит, а в паху так ноет, что едва на ногах стою.
Без разрешения, не успевая обдумать свои действия, я притягиваю к себе Каспбрака за грудки и впиваюсь, вгрызаюсь в его рот, с силой разжимая зубы языком.
Я виню в этом Дерри. Снова и снова, потому что так проще.
========== Часть тринадцать ==========
***
— Ты запомнил номер комнаты? Потому что я нет.
Эдди шепчет мне в ухо и прижимает к себе ближе, с одобрением приподнимает голову - ему нравятся поцелуи в шею, нравятся, когда не боятся переборщить с зубами. Он никогда не имел ничего против засосов или укусов, подобное его лишь распаляет, а я стараюсь припомнить всё, что выведал о его пристрастиях. За столько лет накопилась база знаний, которую я думал, никогда не буду использовать. Но жизнь забавная штука. И наши сердца иногда играют с нами в забавные игры.
— Шестьдесят пять вроде.
Лифт как назло издевательски медленно ползёт вверх, но в подобных мотелях это не удивительно - сервис здесь не блещет роскошью. Но нам было слишком плевать на удобства. Всё, что требовалось - уединённая комната и хоть какое-то подобие кровати.
— Ты так приятно пахнешь. Это так, к слову.
Эдди целует меня в местечко за ухом, и мурашки, целая грёбанная стая мурашек, расползается там, где он пробирается прохладными ладошками, проводит по напряженной спине, чуть царапает короткими ногтями в нетерпении.
— Ты пиздеть всё время будешь? — От его шёпота у меня сворачивается что-то в трубочку, поэтому я надеюсь, что он будет молчать. Иначе, я кончу быстрее, чем мы вообще до номера дойдём.
— А ты из тихонь, что ли? Никогда бы не подумал.
Почему он вообще спрашивает о таком? Он ведь знает, какой я на пике возбуждения. Знает такие подробности, которые обычному лучшему другу не поведаешь.
Он заталкивает меня в номер, что я едва не падаю через высокий порог.
Когда нет зрителей, когда не нужно разыгрывать спектакль, когда нет шлюх, которые могли хоть как-то оправдать наши действия, становится дико страшно. Только он и я, его тело, его душа полностью в моём распоряжении и делить его ни с кем не нужно. С ума сойти.
— Тебе тоже непривычно?
Эдди садится на мои колени, расстёгивает пуговки с таким усердием, что улыбка невольно расползается на моём лице.
— Ни бухие, ни под кайфом, никакая шлюха не отсасывает другому, — перечисляю, а у самого сердце стучит у самого горла. Мне бы сейчас не помешало что-то из этого списка. Руки дрожат, а губы беспорядочно бросают то там, то тут поцелуи - я не знаю, с какой стороны подойти к Эдди, его хочется всего покрыть поцелуями, и так непривычно, что это можно на самом деле осуществить.
— Но согласись, — отвечает он, — было что-то возбуждающее, когда нас было трое. Только с тобой я мог себе такое позволить.
Наконец, Эдди справляется с моей рубашкой и гордо поднимает на меня глаза, будто самая сложная часть позади. Если бы.
Глаза как блюдца, губы искусанные, манящие, что мне снова и снова хочется попробовать их на вкус. Это совершенно иное ощущение, когда он только мой. Когда сосредоточен лишь на мне, целует только меня и каждая эмоция, каждый стон вырывается у него благодаря мне. Трудно сравнивать это с нашими развлечениями, которые носили лишь экспериментальный, наивный характер.
Сейчас я бы сошел с ума, если бы он поцеловал другого человека, если бы изгибался своим потрясающим гибким телом не из-за меня. Вот сейчас я бы ни за что не стал делить его с кем-то ещё. Ни ради веселья, ни ради острых ощущений.
 
— Поцелуй меня.
Говорю, и само по себе получается выделить голосом последнее слово. Получилось чуточку ревностнее, чем я ожидал.
Эдди с охотой обхватывает меня за шею ладошками, и снова эта горячая, крышеносная волна удовольствия накрывает меня с головой.