Резервация монстров: Одна среди них (СИ)

– Ну серьезно, Гер, я подумаю.
– Это не тот ответ, который я хотел услышать, – выдохнул тот, насупившись.
Я воинственно скрестила руки на груди, явно давая понять, что ничего более приятного ему от меня сегодня не услышать. Мы сверлили друг в друге глазами воображаемые дыры примерно минуту. Я знала, что этот упрямый баран будет стоять на своем до последнего, и может принять меры, которые могут мне все испортить. Его мотивы были под вопросом, и это раздражало. Хороший человек я. Ну-ну. Но все же я решила дать ему призрачный шанс.
– Ты можешь что-то предложить взамен? Кроме компенсации!
Сначала он ожидаемо округлил глаза, затем, вникнув в ситуацию, уверенно кивнул.
– Ну? – нетерпеливо притопнув ногой в мягком тапке, я выразительно покосилась на часы.
Он задумчиво поднялся, вытряхнул содержимое уже погасшей трубки в мусорное ведро и неторопливо убрал ее в нагрудный карман рубашки. Затем обернулся ко мне, и, хитро сощурившись, заявил:
– А вот эту интересную вещь ты узнаешь завтра. Проводишь?
И с видом прожженного интригана плавно продефилировал в сторону коридора, едва не застряв плечами в дверном проеме. Я мрачно сидела еще пять секунд, тупо уставившись перед собой, и затем нехотя поплелась следом. И что это было?
Герман надевал темное кашемировое пальто, насмешливо глядя, как я, нога за ногу, приближаюсь. Подбирался конец сентября, и в квартире было ощутимо прохладно, ведь отопление еще дать не соизволили. Поэтому в растянутом древнем свитере-лапше, который приходилось постоянно поправлять из-за того, что он спадал с плеча, старых потертых леггинсах и стоптанных плюшевых тапках-зайцах выглядела я несколько экстравагантно. Если честно, мне было более чем наплевать, как я выгляжу у себя дома. Это моя территория, и мне так комфортно, да и Герман не тот человек, на которого мне бы хотелось произвести впечатление, так что мой внешний вид на мое хорошее самочувствие не влиял никоим образом.
Я остановилась, подперев стенку прихожей. От легкого недосыпа, а может после плохо проветренной от концентрированного дыма кухни меня чуть пошатывало. Поэтому бдительность в тот момент была мною слегка утеряна.
– Я утрясу один момент и позвоню тебе утром, тогда и все расскажу, хорошо?
Ага, когда придумаешь для меня стОящую отвлекуху.
Вяло кивнув, потянулась рукой к лицу, чтобы спрятать зевоту. Не терпелось выпроводить его восвояси и забраться уже под одеяло. Гер взялся за ручку входной двери, обернулся, и, будто передумав, вдруг резко шагнул ко мне, оказавшись чуть ближе, чем мне бы хотелось. От неожиданности подавившись едва начавшимся зевком, я оторопело уставилась на этого нахала, посмевшего посягнуть на драгоценное личное пространство. Он торопливо обхватил мое лицо твердыми ладонями, приблизился вплотную и прошептал, обдавая горькой ванилью:
– Обещай ничего не предпринимать и никуда не рыпаться до моего звонка!
Я так и стояла с приоткрытым ртом, глядя на него, растерявшись от такого напора. Его глаза потеплели, он вдруг мягко улыбнулся и легко коснулся губами кончика моего носа. – Договорились, да?
– А? Ага… Я все еще стояла, ошарашено хлопая глазами, когда он уже закрыл за собой дверь и его шаги пять минут как стихли на лестнице. Потом плюнула на все и пошла спать.
Проклятые соседи… Еще одним несомненным (если не основным) плюсом в моей будущей работе являлось то, что ни одна живая душа не будет ночь напролет пьяно орать под окнами, топать над головой как стадо бешеных бегемотов, сверлить в стену, или изощренно гадить в подъезде. Подобными концертами и инсталляциями я привыкла «наслаждаться» через день в разнообразных вариациях и персоналиях, но принцип каждый раз был один и тот же. Как же достало…
Заснуть удалось лишь около трех часов ночи, накрывшись как следует с головой и заткнув уши подушкой.
 3. 
Будильник прозвенел в восемь утра. Я еле разлепила опухшие от недосыпа веки, лениво вылезла из-под теплого одеяла, и поплелась на кухню заваривать чай. Помешивая в чашке ароматную жидкость, я вспоминала ночной инцидент и усмехалась про себя. Не терпелось узнать, что этот интриган сочинит за ночь. В существование у Германа варианта равноценной альтернативы моей работе я не верила ни минуты. Его нестандартное поведение только лишний раз подтверждало сей неопровержимый факт. Но вот вопрос относительно его мотивации продолжал назойливо маячить на задворках сознания. Нагло вырванное им обещание я держать не собиралась, ибо его методы воздействия на следующий день вызывали у меня лишь справедливое недоумение и снисходительную улыбку.
 
Подписание контракта и окончательный инструктаж были назначены сегодня на три часа, поэтому к полудню я решила сходить в парикмахерскую, дабы облагородить себя перед столь важным в жизни событием. Давно собиралась заняться своими волосами, даже накопила порядочную сумму, да все никак не хватало то времени, то фантазии, или просто было лень. Я изредка задумывалась над тем, что не достанься мне от неизвестного родственника довольно приятная внешность, я никогда не подверглась бы нападкам со стороны горе-воздыхателей, которые как и мешались в моей жизни, так и придавали ей нотку пикантности, подобно лавровому листу в супе. Кто-то скажет, что лаврушка придаст такой аромат любому блюду так, что без нее еда уже будет не еда. Ну да, ну да, сразу вспоминается вчерашняя ванильная лаврушка по имени Герман. Знать бы еще, что за суп он пытается заварить…
Однако, будучи чрезмерно самокритичной, я никогда не считала свою внешность более чем удовлетворительной. Мой требовательный взгляд, в зависимости от настроения, оскорбляли то чересчур глупый, то слишком унылый вид, то короткая шея, то большой нос, в иные моменты жизни казавшиеся вполне себе терпимыми.
Хотя, было то единственное, что мне в себе нравилось всегда, независимо ни от чего – это волосы. Они росли сами по себе, выглядели хорошо, и никогда не нуждались в особом уходе. Песочно-русые, с необычным золотистым отливом, воздушной волной они спускались почти до талии, чем доставляли множество неудобств, поэтому чаще всего заплетались мною в простую косу. Бороться кардинальными методами со своей единственной неоспоримой красотой я не решалась, поэтому додумалась сделать долговременную завивку, и на те самые рабочих несколько лет забыть наконец о расческе и косе.
Выпив только чай, потому как обычно еда в меня по утрам совсем не лезет, даже несмотря на голодные песни несчастного желудка, я быстро привела себя в порядок, надела легкую куртку и выбежала в осеннее утро.
Мой район лишним пафосом не отличался, я бы даже сказала, не отличался он не только пафосом, но и ничем хорошим, ни новыми домами, или вообще чем-то новым, кроме разве что сетевых продовольственных магазинов.
Синхронно покосившиеся жилые пятиэтажки, державшиеся лишь на честном слове да на костях многих поколений околевших в их подвалах крыс, больше портила, чем украшала уже облупившаяся реставрация многолетней давности. Хотя отдельные фрагменты оставшейся синей краски на фоне облезлых кирпичных стен при лишнем воображении и можно было принять за нестандартное решение чересчур прогрессивного дизайнера, который на самом деле был всего лишь не вполне трезвым маляром.
Асфальтовые пешеходные дорожки так назывались только потому, что бабушки-ровесницы тех пятиэтажек еще помнили, что когда-то эти дорожки делались из настоящего асфальта. Стояла та приятная пора, когда их еще не залило дождями до грязевой мешанины полуметровой глубины, и не завалило снегом, который никто никогда не утруждался убирать. Они всего лишь были слегка припорошены мягкими золотыми листьями, которыми так приятно было хрустеть при ходьбе.
 
По пути встретился сосед, один из тех, кто всегда, каждый божий день и в любую погоду что-то увлеченно ремонтирует во дворе возле своего гаража. И это что-то это обычно полусгнившее железное ведро с колесами, в прошлом гордо именуемое автомобилем. Но в случае Давида было немного иначе. Он увлекался мотоциклами, и их ремонт совпадал с его основной занятостью, так что ведро было каждый раз разное и преимущественно двухколесное.