Мой выбор (СИ)
Макс резко сел на постели и поднес мобильник к глазам. Точно, четыре пропущенных. Крепко же он спал, раз услышал только последний. Мозг еще не до конца очухался, поэтому не успел задуматься, а кто же мог звонить в такое время.
Как оказалось, это были Марк и Самсон. И еще два пропущенных с незнакомого номера, примерно час назад. И снова сигнал тревоги не сработал, только любопытство, на кой черт он кому-то потребовался в четыре утра. Может, Оля рожает? Интересно, а Жене звонили? Ему бы от дороги не отвлекаться, хотя он наверняка уже доехал до Ганновера.
И в этот момент Макс наконец обратил внимание на маленькую красную лампочку, мигающую где-то на задворках сознание. Если Женя доехал, почему не написал, не позвонил? Зачем ему звонили Марк и Самсон?
Паника росла внутри с утроенной скоростью, пока он подрывался на кровати и снова хватал в руки телефон. Первым в списке был номер Самсона.
— Ты дома? – Максу пришлось посмотреть на экран телефона и убедиться, что он набрал верный номер: голос Самсона был абсолютно чужим. И ничего хорошего это не предвещало.
— Да, что случилось?
Трубка замолчала на секунду, и на заднем фоне отчётливо послушалась сирена скорой помощи. Точно, наверное, Оля рожает. Хоть бы это правда были только роды.
— Тебе из полиции звонили, ты трубку не взял. Не волнуйся только!
Да кто вообще придумал плохие новости с этой фразы начинать! Конечно, теперь он точно не будет волноваться.
— Бля, Самсон, говори уже! Что?!
Через пятнадцать минут Тойота Макса летела сквозь ливень в сторону госпиталя Штольне. Мимо проносились перекрёстки и светофоры, которые Савельев игнорировал. Он и дороги толком не видел. Не слышал, как ему сигналили те немногие, кого это ранее утро также застало за рулём.
А в голове проносились обрывки фраз, соединяясь в огромную чёрную дыру.
“...разбился...”
“...кювет...”
“...реанимация...”
“...РАЗБИЛСЯ...”
====== Глава 4 ======
День первый
— Да, господин Вайнер. Спасибо за понимание. Мы переведем вам деньги в ближайшее время. Простите еще раз, что так вышло. Да. Спасибо, и вам всего хорошего.
Телефон лег на стол рядом с пластиковым стаканчиком черного кофе, мерзкого, как и всякая больничная еда. Макс спрятал лицо в ладони и застонал. Удачно, конечно, что клиент из Ганновера, так и не дождавшийся своего мотоцикла, проявил такое понимание и согласился подождать с возвратом денег. Но даже начни он скандалить и требовать их как можно быстрее, Макс чувствовал, что скорее всего послал бы его к черту. Равно как и любого, кто решил бы к нему в эту секунду сунуться.
Чёртовы врачи. Чертов медперсонал. Носятся по коридору с одинаковым выражением лица, только и дождёшься от них: “Пока ничего сказать не можем, ждите.” Сколько, вашу мать, ждать, они там операцию делают или заново человека в пробирке выращивают? Если все плохо, так скажите, скажите об этом родным! Неужели Женька также страдал под дверью операционной там, на Филлипинах, когда Макса под катер засосало? Сердце сдавило от мысли о том, как муж сходил тогда с ума. Господи, Жень, ты только выкарабкайся. Пожалуйста...
В больничном буфете никого не было, когда Макс сюда пришел, поэтому звук отодвигаемого рядом стула оказался неожиданностью. Самсон устало опустился рядом с Максом и без лишних вопросов приложился к его стакану кофе.
— Есть новости? – Макс покосился на Мештера, зная, что, будь у того, что сказать, он бы примчался сюда пулей. Самсон мотнул головой и закрыл глаза, откидываясь на спинку стула.
— Ни черта. Выходил врач, но ничего не сказал. Слушай, если бы все было совсем плохо, мы бы уже об этом знали! – похоже, Самсон скорее убеждал в этом себя, чем собеседника. – Отец прав, раньше времени паниковать – очень дерьмовое решение.
Под глазами у Мештера залегли глубокие тени, да и в целом вид у него был потрёпанный. Оно и понятно: жене рожать вот-вот, он и так переживает очень, а тут беда... И нервы ни к черту.
— Макс, ну вот какого хрена он поперся в другой город ночью, в ливень?! Вы до утра не могли подождать? Он же знал, что на том шоссе в дождь опасно, повороты... Сука! – дрожащие пальцы не удержали стакан, и кофе опрокинулся Самсону на джинсы.
Он вскочил на ноги, сделал несколько попыток вытереть ладонью ткань, но, конечно, безуспешно.
— Пойду Оле позвоню, – Макс проводил взглядом фигуру Мештера, резко осунувшуюся, пока тот не вышел из буфета.
Это продолжалось с того момента, как Макс вошёл в здание госпиталя. Самсон и Марк уже ждали его, все трое были растеряны и не верили в случившееся, к Жене им войти не позволили, ничего конкретного не сказали. О случившемся они от полиции также узнали немного: судя по всему, Женя не справился с управлением из-за дождя и машина вылетела с трассы на повороте. Состояние крайне тяжёлое, его срочно забрали на операцию, как только доставили в госпиталь. И началось долгое время ожидания, которое каждый выдерживал по-своему. Марк был абсолютно спокоен, по крайней мере с виду, хотя это, скорее всего, была вынужденная необходимость, чтобы уравновесить состояние старшего сына. Самсон же был полной противоположностью: ходил взад-вперед по коридору, психовал и срывался на медсестрах. И уже раз сто за это время успел задать Максу тот самый вопрос: на кой черт Женя потащился в Ганновер? Наверное, ему так было легче...
А Макс сам себя не узнавал. Выдержка никогда не была его сильной стороной, страх за жизнь любимого и вовсе отключал способность думать, он даже не помнил, как до госпиталя доехал. Но едва стало известно, что случилась беда, Макса будто ледяной водой окатили. Внутри сходило с ума сердце, натянулись до предела нервы, снаружи же лишь лихорадочный блеск в глазах выдавал горевшего заживо человека. Вот и на выпады Самсона он совершенно никак не реагировал. Да и нужна ли была эта реакция?
И вот же парадокс. За пять часов ожидания Макс впервые остался наедине с собой, со своими мыслями и, казалось бы, именно в эту секунду осознание и боль должны были захватить полностью. Он этого ждал, пока разговаривал с полицейскими, пока звонил Кристиану в бассейн предупредить, что сегодня не выйдет, пока разбирался с Вайнером по поводу мотоцикла, который вместе с Женей вылетел с дороги и теперь был непригоден не то, что к езде, но даже к ремонту. Решая все эти задачи, Макс гнал от себя навязчивую, нехорошую мысль о том, что врачи молчат, потому что все совсем скверно. И сейчас, сидя в буфете в одиночестве, он позволил этой мысли проникнуть в себя. Вот только она не вызвала ни единой эмоции. Вообще ничего. Ее прочной стеной встретило глухое отрицание, на которой огромными красными буквами светилось: “Он будет жить!”
Макс допил остатки кофе, которые не успели оказаться на джинсах Самсона, и пошел назад к лифту, чтобы подняться на третий этаж, туда, где в холле на диване сидел Марк Мештер. Сейчас, вглядываясь в его лицо, Макс увидел, как сильно тот постарел за эту ночь. Лишнее подтверждение тому, что спокойствие Марка было лишь маской. Прикрытием человека, чуть не потерявшим свое дитя. Увидев приближающегося Макса, он даже нашёл в себе силы улыбнуться. Удивительный человек.
— Как ты, сынок?
Макс пожал плечами, садясь рядом на диван. Это был очень сложный вопрос, ответа на который не существовало. Марк это и без слов понимал, так что просто положил руку зятю на плечо и несильно сжал.
— Все будет хорошо, Макс. Мой мальчик сейчас там, борется за свою жизнь. И меньше всего ему нужно, чтобы его родные впадали в уныние. Держись, слышишь?
Эти слова стоило бы записать на диктофон и проигрывать через наушники как мантру. Каждому из них.
Так прошёл еще час или около того, вернулся Самсон и отец тут же утянул его в разговор об Оле и ее самочувствии. Последние недели беременности давались ей тяжело, она жаловалась на отеки и давление. Если что и могло отвлечь Самсона от мыслей о брате, так это мысли о жене.
Макс уже без всякого стеснения развалился на диване и, запрокинув голову, лицезрел однотонный синий потолок с тусклыми лампочками. От этого, чрезвычайно важного занятия, его отвлек шлепок по колену. Самсон устроился на диване рядом и протягивал ему банку энергетика и мятную жвачку. Уж что-что, а извиняться этот парень умел как никто.