Девушка лучшего друга (СИ)

– Артем.
– Иван.
Представляются ребята, пока Тимур усаживается рядом со мной, притягивая меня за плечо и прижимаясь губами к волосам. И я снова улетаю к сверхновой, растворяясь в человеке с пронизывающим взглядом и сильными руками с выпирающими венами. Все-таки счастье в этом мире есть.
– Гром, с Шиловым надо что-то решать, – между делом бросает Артем, бездумно листая меню, и не смотрит в глаза Громову. – У нас через месяц командник, а вы в одном зале находиться не можете.
– Это его трудности. Я прихожу тренироваться.
Жестко отрубает Тимур, и я ощущаю, как напрягаются его пальцы у меня на предплечье. Я накрываю его ладонь своей и одобрительно сжимаю, понимаю, что не появись я в его жизни, проблем у Громова было бы меньше.
– А я бы тоже выбрала Тимура, – невпопад выдает Лидка и, наткнувшись на три пары удивленных глаз, спрашивает: – что? Он крутой!
Смех разных тональностей разбивает опустившуюся на наш столик тишину, и я не замечаю, как сама хохочу во весь голос, утирая рукавом слезы. А Летова не унимается, продолжая поражать всех своей непосредственностью и прямотой.
– А что я такого сказала? Красавчик, спортсмен, и татуировка у него - огонь!
Сейчас мне даже хочется поблагодарить подругу, потому что градус напряжения между нами снижается и посиделки приобретают шуточный характер. Что-что, а расположить к себе людей Лида умеет.
По неизвестным причинам к ней тянутся все, начиная от капризных детей, заканчивая угрюмыми пенсионерами.
– Татуха - бомба! – в унисон ей вторит Иван и мечтательно вздыхает. – Я тоже хочу что-то подобное. Волка или тигра.
Я гляжу на сверкающего, как начищенная монета Ваньку, и вдруг осознаю, что для этих парней, стремящихся казаться взрослыми и независимыми в свои восемнадцать, Тимур – идеал. Кумир, к которому они тянутся и на которого хотят быть похожими. И это не мудрено. Громов по своей природе лидер и боец, а вокруг таких людей всегда собираются массы.
Я провожу два часа в непринужденной беззаботной атмосфере, попутно узнавая, что ребята хотят пойти по спортивной стезе и совсем не любят свою специальность. А еще, что с момента отбора количество их поклонниц увеличилось в два раза, и это явно льстит их мальчишескому самолюбию.
И мне не хочется, чтобы вечер подходил к концу, но уже поздно и пора расплачиваться по счету. Так что мы покидаем уютное кафе в приподнятом настроении и разбиваемся на два лагеря. Артем с Ванькой обещают доставить Лиду домой в целости и сохранности, мы же с Тимуром едем ко мне.
И я реально не могу отлипнуть от Громова ни на секунду, переплетая наши пальцы, пока едем в лифте. Прислоняясь щекой к его плечу, пока он отпирает замок. И взъерошивая его волосы в уже привычном движении, пока он скидывает дубленку.
Я снова выпадаю из реальности, отключая телефон, и покоряюсь будоражащей все мое существо зависимости. Дышу Тимуром, пью его запах, от которого становлюсь пьяной, и скатываюсь в котел бурлящих чувств.
Близость с ним настолько острая и каждый раз разная, что у меня не получается насытиться его присутствием. Я оставляю неглубокие полосы-метки на его загорелой кожей и не боюсь показаться одержимой.
Потому что Громов, как никто другой меня понимает, срывая с моих искусанных губ сиплые стоны и вновь отправляя в пучину неприкрытого удовольствия. Кайф.
– Тимур, у нас с тобой серьезно? – задаю нормальный в моем понимании вопрос, устраивая голову на широкой крепкой груди рядом с офигенной татуировкой, и вслушиваюсь в рваное дыхание, перемешанное с хриплым смехом.
– Как никогда и ни с кем, принцесса.
Он говорит именно то, что мне сейчас нужно, пусть это может быть преувеличением. И я улетаю в нирвану, растекаясь счастливой лужицей рядом с сильным мужчиной. В его руках я ощущаю себя фарфоровой статуэткой, которую берегут и с которой сдувают пылинки.
И это приятно. До поджимающихся пальцев ног и до невесомости, зарождающейся в районе солнечного сплетения.
А потом у Громова начинает орать телефон, отчего я вся обращаюсь в слух  и перебираю в уме различные варианты. Скинет звонок? Поднимет трубку и пошлет дуру-бывшую?
 
По каким-то неведомым мне причинам я не думаю, что в такой поздний час Тимура могут тревожить ребята-пловцы или нуждающиеся в его поддержке родственники. И я переживаю за наше хрупкое счастье и до противных спазмов под ребрами боюсь, что оно может осыпаться мелким колючим крошевом.
– Да, мам. Все в порядке. Нет, ночевать дома не буду, – сонно бормочет Громов, неосознанно подгребая меня ближе к своему боку и обдавая макушку горячим шепотом.
И я беззвучно смеюсь от беспочвенности собственных подозрений. Раньше я и не предполагала, что любовь делает из нормальных девчонок ревнивых глупышек.
Наутро мы едва не просыпаем будильник, наспех собираемся и на ходу пьем омерзительный крепкий кофе из аппарата на первом этаже. Чтобы за минуту до начала пары ввалиться в пустую аудиторию, где за первой партой сидит сонная, отчаянно зевающая Летова.
– Станислава, вы не сообщили одногруппникам об изменениях в расписании?
Заданный полуутвердительным тоном вопрос ржавым гвоздем ввинчивается между лопаток, и я медленно разворачиваюсь, встречаясь с ничего не выражающим взглядом Белова.
– Сообщила.
Говорю тише, чем мне того бы хотелось, и осознаю, что скептически вздернувший бровь вверх преподаватель мне не верит. От слова «совсем».
Я начинаю копаться в сумке, перебирая ненужные сейчас предметы. В разные стороны летят тетради, ручки, губная помада и пудреница. Скользят по столу и падают на пол влажные салфетки. Пока я, наконец, не нахожу телефон, чтобы открыть переписку и доказать принципиальному доценту свою правоту.
Но молодой высокорослый блондин с дорогущими запонками в рукавах черной дизайнерской рубашки предупредительно поднимает ладонь вверх и явно не советует никому раскрывать рот. Так что я прикусываю язык и грустно жмусь к плечу Тимура, поспешно заталкивая лишние вещи обратно в сумку.
Всю пару я сижу, как на раскаленной сковородке, стараясь не считать секунды до конца занятия и максимально внимательно усвоить материал. Потому что из-за дорогих одногруппничков Белов только что заимел на меня зуб, и я удивлюсь, если это не обернется серьезными или не очень проблемами в обозримом будущем.
– Советую хорошо подготовиться к следующему семинару, Аверина. Вас я спрошу первой.
Так заканчивает информативную лекцию работающий консультантом в серьезной фирме препод, и мне остается лишь обреченным взглядом провожать его спину.
– Вот уроды!
Дождавшись, пока дверь за Беловым захлопнется, я гневно шиплю и строчу пятое по счету сообщение оборзевшим студентам. В красках расписывая их родословную и что я с ними сделаю, когда они соблаговолят появиться в стенах уважающего себя учебного заведения.
Безрезультатно. Пожалуй, проще найти в пустыне воду или разбудить пришедшую в пять утра после гулянки Лидку, чем призвать их к ответу. 
– Не парься, все устаканится.
Вслушиваясь в мягкий успокаивающий шепот Громова, я хватаюсь за его руку, как утопающий за соломинку, и латаю бреши в изрядно покореженном щите собственного равновесия. Хочется крушить, ломать и кричать. Но вместо этого я пересекаю длинный коридор, просачиваюсь в нужную аудиторию и сажусь за первую парту аккурат перед раскрывшей журнал Игнатьевой и вскидываю подбородок, готовясь к следующей битве.
Время течет медленно, превращаясь в резину, и я нервно тру кожу запястья под новенькими «Пьер Ланьер», купленными для меня Тимуром. Многие говорят, что дарить часы – к расставанию, но я не верю в глупые приметы. А вот в чужую подлость –  с лихвой.
 
– Станислава?
В холодном, как арктические льды, обращении явственно читается не прозвучавший вопрос, и я набираю в легкие воздуха, выпаливая на одном дыхании.
– Нет, больше из группы никого не будет. Да, я ставила их в известность заранее.
Ольга Аркадьевна изучает меня ровно минуту, за которую я успеваю прочитать Отче наш, вспомнить все свои прегрешения и пообещать Деду Морозу быть хорошей девочкой в следующем году. Если это поможет переменить гнев затянутой в стильное вязаное платье-футляр преподавательницы на милость.