Мой (не)сносный сосед (СИ)
Мой (не)сносный сосед
Алекса Гранд
Пролог
Иван
— Скажите, как вы относитесь к редким животным?
— Ну я там не знаю про редких животных, но у
меня соседка по парадной — вот она редкая с**а…
(с) к/ф «День радио».
– Сколько мы с тобой вчера выпили, а? – дергаю за пятку развалившегося на ковре друга. То, что он уснул на полу, а я в постели в компании двух аппетитных брюнеток, скорее закономерность, чем сюрприз. Благо, Захар перестал обижаться на меня очень давно. Примерно, с нашей первой попойки на день первака в универе.
– Литра три-четыре, – товарищ запускает пятерню в волнистую светлую шевелюру и морщится. Видимо, в башке у него сейчас тоже обезьянки бьют в барабаны, а во рту самая что ни на есть пустыня Сахара.
Я тоже кривлюсь, потому что воды поблизости не наблюдается, а сопящая рядом то ли Катя, то ли Света почти намертво придавила меня ногой в черном кружевном чулке к кровати. Осторожно снимаю с себя чужую симпатичную конечность и так же аккуратно освобождаюсь от тонких пальцев с перламутровым маникюром, облюбовавших мою талию.
Ненадолго задерживаюсь взглядом на узкой полоске черной ткани, теряющейся между двух половинок округлых бедер, и прикрываю наготу пушистым темно-коричневым одеялом. Все-таки девчонка не настолько хороша, чтобы я нарушил свято лелеемое правило одной ночи.
С громким зевком я выбираюсь из постели и шлепаю на кухню, отчаянно надеясь найти спасающий от похмелья грейпфрутовый сок. Но кто-то успел меня опередить: полки холодильника девственно пусты, так что приходится довольствоваться водой из-под крана.
– Чувак, я хочу к этой Кате подкатить, ты не против? – спрашивает Захар, пока я засовываю голову под холодные струи и пытаюсь хоть немного протрезветь. Потому что в башке все так же гудит, а перед глазами плывет алкогольный туман.
– А почему я должен быть против? – вытираю лицо белым вафельным полотенцем и недоуменно смотрю на друга, до сих пор не въезжая в ситуацию.
– Ну ты ж вчера с ней зажигал.
– Да хоть обеих забирай, – и мне, конечно, приятно, что Лагутин чтит мужской кодекс чести, но продолжать знакомство с девушками, имена которых я даже не смог запомнить, вряд ли входит в мои планы.
В доме царит погром, пустые бутылки валяются на полу, а упаковка от пиццы каким-то волшебным образом перекочевала в ванную. На люстре висит сдувшийся воздушный шарик, из ботинка почему-то торчат маракасы, и я начинаю сомневаться, что мы с Захаром были в адеквате вчера.
Голова по-прежнему напоминает гудящий улей, координация движений возвращается медленно, так что я считаю за благо вызвать клининговую службу, так как сладко посапывающие в спальне крали вряд ли приучены к общественно полезному труду, а нас с другом банально жалко.
С чувством выполненного долга я растягиваюсь на диване и от нечего делать звоню Истоминой – моему любимому тирану и деспоту. Уверенному, что без ее присмотра я ограблю банк, сожгу костел и, в качестве вишенки на торте, взорву собственную квартиру.
– Саш, Лизу дай, – после непродолжительной возни в трубке раздается хриплый сонный голос явно ничего не соображающей Лизаветы. – У меня все в порядке. Жив, здоров и готов дальше раздражать вас с Волковым. Это вы всем салоном мой уход отмечали вчера?
– Филатов, честное слово, ты хуже выездной проверки от налоговой. Богом молю, стань нормальным человеком, перестань пить и найди себе девушку, – озвученная Лизкой просьба больше похожа на проклятие, и я считаю за благо отключиться, не дослушав подругу.
Как оказывается, очень вовремя, потому что у двери меня уже ждет мастер чистоты. Невысокая худая девчонка с огромными ярко-голубыми глазищами ожесточенно вдавливает кнопку звонка, отчего гул в моих ушах становится просто нестерпимым. Я отцепляю ее тонкие пальцы от орудия пыток и за запястье втягиваю в коридор, попутно отмечая, что вместо привычных желтых брюк и куртки на ней одет свободный джинсовый комбинезон. И если короткий серый топ, открывающий плоский загорелый живот – их новая униформа, то за это я совершенно точно готов поблагодарить менеджера по работе с персоналом.
Кнопка, а именно так ее хочется называть, особенно на фоне моего двухметрового роста, полирует меня недовольным взглядом и не собирается приступать к уборке. Мое терпение быстро подходит к концу, тем более, что она неодобрительно кривит небольшие, но пухлые губы, обнаруживая пустые пачки из-под чипсов рядом с подошвой ее бело-розовых кед.
– Тик-так, тик-так, Кнопка, часики тикают, – тыкаю в воображаемый циферблат отсутствующих на руке часов и, представив не совсем рабочую картину, многозначительно ухмыляюсь: – за сверхурочные доплачивать не буду.
С невозмутимым лицом девушка перешагивает через пустую жестяную банку из-под колы и приближается ко мне, на секунду обдавая приятным персиковым ароматом. Ненадолго прикладывает ладошку к моему лбу и, сделав какой-то свой вывод, отшагивает обратно.
– Так я и думала. Диагноз ясен: больной, – эта выскочка стоит, высоко подняв острый подбородок, а за моей спиной раздается громкий, лошадиный ржач. На звук нашей перепалки Захар притопал из кухни и теперь нагло развлекается за мой счет.
– Слушай, вот это уже ни фига не смешно, – я силком впихиваю в ее руки цветастую щетку, по слогам растягивая свою следующую фразу: – знакомьтесь. Кнопка – это пипидастр, пипидастр – это Кнопка. И вместе вы надраите эту квартиру до блеска. Ферштейн?
– Стесняюсь спросить, – сейчас девушка выглядит вполне мило и даже глаза вниз опустила, прикрыв невыносимую синь частоколом из пушистых ресниц. – А ничего нигде не треснет?
– Треснет! Мое терпение и, может быть, твой комбинезон.
Я зря не прислушиваюсь к буквально-таки вопящей интуиции, которая сигнализирует о том, что где-то я совершил серьезный такой прокол. Потому что ровно через тридцать секунд Кнопка забирает у Захара огромную бадью с еще теплым кофе, оставляет в его ладонях щетку для пыли и выливает на меня пол-литра пахнущей жженым коричневой жидкости.
– Холодильник с моего коврика убери, придурок! Я домой зайти не могу, – и пока до меня доходит, что эта маленькая фурия никакая не уборщица, а новая соседка из квартиры напротив, девчонка с выразительным грохотом ставит пустую кружку на трюмо, оставляя грязные разводы на светлой поверхности.
По моему лбу катятся струи остывающего американо, злость волнами подкатывает к горлу, а чувство собственного достоинства где-то в глубокой заднице. Друг гогочет во весь голос, Кнопка звонко мелодично хихикает с ним в унисон, а апофеоза этому театру абсурда добавляет то ли Катя, то ли Света, выпершаяся в коридор в одной простыне.
– А что, мы на Майорку уже не летим, м?
Глава 1
Алена, за несколько часов до описываемых событий
Если что-то и приводит в уныние мою семью,
то это мои тюремные истории. Но мне
ведь больше некому их рассказывать.
(с) Роберт Дауни.
– Вась, по-моему, мы горим! – взволнованно кричит из гостиной мама, ну, а я несусь на кухню спасать курицу. Первым делом вытаскиваю страдалицу из печи, затем распахиваю настежь окно и взглядом дотошного инспектора изучаю слегка подпаленную шкурку. Пронесло!
– Отбой тревоги! – звонко командует Вероника, отчего даже мне хочется вытянуться по струнке, и своевременно останавливает Петьку, моего младшего брата и ее племянника в одном лице. Забирает из перемазанных грифелем пальцев огнетушитель и чуть слышно выдыхает: – какое счастье свалить из этого дурдома.
Через пару часов тетя Ника, с которой у нас разница всего-то пять лет, отправляется в туманный дождливый Санкт-Петербург, где ее ждет заботливый и обеспеченный жених. Ее же недавно приобретенная однушка на тринадцатом этаже переходит в мое безраздельное пользование, так что Вероникин энтузиазм по поводу отъезда передается и мне. Разбегается кровью по венам, заставляет мурлыкать «Я свободен» и пританцовывать на месте.