Мой (не)сносный сосед (СИ)
И я уже готовлюсь к еще одной лекции и к тому, что Ваську надо как-то выгораживать, но Арсентьев Георгий Владимирович оказывается не только хорошим мужиком, но и неплохим сантехником. Он быстро обнаруживает поломку, так же ловко ее устраняет и не отказывается от чая с тульскими пряниками. Дядя Жора делится со мной житейским опытом, ворчит на супругу-пилу и признается, что не против, того, чтобы мы его почаще топили. Потому что «очень уж у Аленки котлеты вкусные». На этом инцидент исчерпывается, и я со спокойной душой возвращаюсь к себе.
А потом целых две недели являю собой образец для подражания: пью, курю и матерюсь исключительно вне дома, и даже любимый русский рок не набалтываю на полную громкость. Копаюсь в кейсах для заказчиков, сдаю работу в срок и практически забываю, что сегодня Лагутину исполняется двадцать пять, и отмечать сие торжественное событие мы планировали не иначе как в моей квартире. А у меня шмотки по всем комнатам раскиданы, шарики не заказаны, и носки в коридоре прилипают к полу из-за разлитой вчера пепси. Вот же блин!
Чувствую себя Томом Крузом на задании, распихивая джинсы со свитерами по шкафам, и надеюсь, что они не вывалятся оттуда на голову гостям в самый неподходящий момент. Прячу мешок с мусором на лоджии, потому что банально не успеваю его вынести, сметаю крошки с кухонного стола и с радушной улыбкой иду встречать разномастную компанию Захара. По двум ящикам пива у него в руках и ящику коньяка у Феликса понимаю, что праздник обещает быть шумным и пьяным, и до сих пор малодушно надеюсь, что мне не придется делать ремонт после случившегося Армагеддона.
– Нет, так дело не пойдет! – после десятка тостов именинник замечает, что я до сих пор неторопливо цежу одну-единственную бутылку «Кроненбурга», и, мигом решив исправить эту оплошность, заливает в меня граненный стакан янтарной сорокоградусной жидкости.
Я закашливаюсь, хватаю две дольки лимона и отправляю их в рот, скривившись, а Лагутин начисляет мне вторую штрафную, чтобы не отделялся от коллектива. Так что по степени алкогольного опьянения я вскоре сравниваюсь с присутствующими и вместе с ними начинаю горланить «Сплина» и Цоя. А вот как я оказываюсь в коридоре у Кнопки в кроссовке на одной ноге и ластах на другой, вредная память сообщать отказывается.
– И так слишком долго держался, да? – хмыкает Васька, не удивляясь столь фееричному появлению на ее территории полупьяного соседа, заставляет меня разуться и двумя руками хватается за мою ладонь, отчего хмельное тепло разливается по венам и согревает грудь.
И я не успеваю сосредоточиться на этих приятных ощущениях, потому что Аленка уверенно волочет меня на кухню, усаживает на жалобно скрипнувший под моим весом стул и начинает колдовать над фарфоровым чайничком, напевая небезызвестную песню Земфиры.
– Хочешь море с парусами? Хочешь музык новых самых? Хочешь, я убью соседей, что мешают спать? – я игнорирую тонкий намек на толстые обстоятельства и вслушиваюсь в расслабленный тягучий голос, отмечая, что, хоть Кнопка и не Алла Пугачева, но поет она вполне прилично. Куда как лучше и меня, и Захара, и Феликса вместе взятых.
И, пока я плаваю в своих размышлениях, она вливает в меня полную кружку крепкого черного чая с сахаром, наполняет ее снова и подталкивает ко мне блюдце с гренками, на запах которых я, вероятно, и пришел. Потому что при виде равномерно подрумянившегося хлеба у меня во рту собирается слюна, а желудок урчит так громко, как будто его год держали на голодном пайке. Предатель!
Однако, к огромному разочарованию, насладиться кулинарными талантами хозяйственной соседки в полной мере мне не дает наглая морда – Лагутин. Он буквально выдирает меня из-за стола и, перейдя на заговорщический шепот, слезно просит забрать его из «Техаса».
– Лучше б тебя в Америку занесло, идиот, – я притворяюсь что не вижу, как насмешливо закатывает к потолку свои голубые глазища Васька, и с обреченным вздохом вызываю машину. Не желая даже примерно представлять, сколько бабла друг успел выложить в дорогущем стрип-клубе.
Захара я нахожу на сцене облепленным пятеркой экзотических танцовщиц в красивом кружевном белье и разноцветных боа. Судя по блаженной улыбке на лице у друга и отсутствию на нем рубашке и джинсов, происходящее устраивает его в полной мере. И мне буквально приходится выцарапывать товарища из цепких женских рук, не желающих лишаться безлимитного источника дохода на эту ночь.
– Ты – идиот, – повторяю, наверное, в двадцатый раз за вечер, заталкивая сопротивляющегося Лагутина в подъехавший хендай, и клятвенно обещаю найти другу его одежду.
В довесок к оказавшейся невыполнимой просьбе получаю пару очаровательных близняшек, которые намертво ко мне приклеиваются и очень убедительно клянутся, что боятся ночевать в одиночестве. Так что мне приходится запихивать и их в припарковавшееся неподалеку такси и поминать добрым словом и Захара, и его двадцатипятилетие. А затем миновать полутемный холл под осуждающим взглядом суровой консьержки тети Зины и тратить битый час на то, чтобы уложить в кровать чересчур активных, весьма пьяненьких девиц. Мрак!
И, если я думаю, что на этом мои злоключения заканчиваются, то я очень и очень сильно ошибаюсь.
– Алло, мам, – телефон разрывается вот уже добрых десять минут, а мне не хватает силы воли вырубить чертов гаджет. Потому что если я не возьму трубку, способная довести любого до белого каления Филатова Агата Павловна поднимет на уши все больницы, отделения полиции и морги города. И плевать ей с высоченной колокольни, что порядочные матери своих отпрысков в семь утра не беспокоят, да и живу я сам десять лет как.
– Ванюша, привет, – бодрый голос на том конце провода раздражает своей жизнерадостностью и вынуждает уткнуться лицом в подушку, а мама, недолго думая, переходит с места в карьер: – А я тебе такую девочку подыскала. Умница, красавица, хозяюшка!
От подобного заявления меня перекашивает, и я прикладываю максимум усилий, чтобы не разразиться потоком брани, в котором цензурными будут только предлоги и междометия. Родительницу обижать, конечно, нельзя, но ее желание женить единственного сына давно сидит у меня в печенках и регулярно доставляет массу проблем.
– Мам, ты опять? – я горестно вздыхаю, пытаясь дотянуться до прикроватной тумбочки с вожделенным стаканом воды на ней и не задеть растянувшееся рядом сладко сопящее тело.
– Да опять, Ваня. Я уже не молода и хочу успеть понянчить внуков, – мое мнение по этому вопросу деятельную женщину не интересует, и она в очередной раз заводит старую шарманку, искренне веря, что окружающие должны следовать ее планам беспрекословно. – Мы с Катенькой приедем к тебе завтра.
– Никаких Кать завтра не будет, – безапелляционно гаркаю я, окончательно выходя из себя от подобных поползновений ограничить мою драгоценную свободу. И, дабы предупредить возможные споры и свести на нет заготовленные аргументы, зачем-то ляпаю: – у меня уже есть невеста, мам.
От такого заявления одна из близняшек с грохотом брякается с кровати, кувыркнувшись, и взирает на меня так укоризненно своими светло-серыми глазами, как будто вчера я успел ей пообещать не только руку и сердце, но еще и яхту и кольцо с бриллиантом в придачу. Вторая сестра, очевидно, более приспособленная к жизни и привычная к несправедливым вывертам судьбы, лишь горестно вздыхает, прощаясь с перспективой пожить какое-то время за мой счет.
– Завтра в десять жди, – и, пока девчонки пытаются переварить свалившуюся на них информацию, Филатова Агата Павловна отдает приказ генеральским тоном и отключается, оставляя мою обалдевшую тушку наедине с извечными вопросами, никогда не теряющими ни остроты, ни злободневности: «Что делать?» и «Кто виноват?».
Тряхнув головой, я решаю действовать локально и первым делом выталкиваю сонных девиц в коридор. Вежливо благодарю их за проведенное вместе время и, проследив за тем, чтобы они ненароком не утащили мамину любимую вазу или китайский сервиз, отправляю близняшек на такси восвояси. Мысленно желая им найти кого-то более сговорчивого, наивного, глупого и что там дальше по списку.