Лапти

Обойдя несколько лавок, Японец убедился, что лапти купить невозможно. Оставалась одна надежда — на толкучку. Ведь там все можно было найти. Японец заторопился. Уже вечерело. Лапти надо было достать во что бы то ни стало. Викниксор ждал его с лаптями.
На толкучке Японца окружили маклаки. Вырвавшись от них, Японец стал бродить в обувных рядах. Там продавали ботинки, новые и чиненые, мужские и дамские, большие и малые. Ботинки разных фасонов и размеров лежали горами. Лаптей не было. Японец уже не решался и спрашивать торговцев. Было стыдно. Отчаяние заползало в сердце. Проклятые лапти сыграли плохую шутку.
Через час, исколесив всю толкучку вдоль и поперек, Японец окончательно убедился, что лапти найти невозможно, словно их не существовало на земле. Как будто это было нечто дорогое, что с трудом можно было купить в первоклассных ювелирных магазинах.
И вот когда, отчаявшись, он уже решил покинуть толкучку, он увидел лапти.
В стороне от ларьков, на ступеньке парадной сидел оборванец. Оборванец курил, спокойно рассматривая толкающихся взад и вперед торговцев, и одной рукой придерживал лежавшую около него котомку. А на его ногах были потрепанные и грязные, но самые настоящие лапти.
Японец бросился к оборванцу.
— Продай, — захрипел он.
Оборванец вздрогнул и, выронив папироску, схватился за котомку.
— Ну, продай, сколько хочешь? — забормотал Японец, видя, что мужик смотрит на него испуганно.
Оборванец оправился, поднял папироску и спросил:
— Что продать-то?
— Лапти! Продай лапти!
— Аи нужда в лаптях? — усмехнулся недоверчиво оборванец.
— Нужда, — сказал Японец.
— Могу продать. Что дашь?
Японец выдернул мешок с хлебом и показал.
— Весь? — спросил оборванец, все еще не веря.
— Весь!.. Оборванец засуетился:
— А ну, давай сюда.
Он торопливо высыпал куски в котомку и стал распутывать веревки на ногах. Возился он долго, обрывая многочисленные узлы. Японец, дрожа от нетерпения, следил за ним, чувствуя, как радость заливает сердце. Уже не пугало хмурое лицо Викниксора. Хотелось только поскорее держать лапти в своих руках.
— Скорее, — торопил Японец оборванца. Тот кряхтел и добродушно огрызался:
— Успеешь, не на бал ехать.
Вдруг толкучка тревожно загудела. Кто-то крикнул и побежал, и тотчас вся черная масса лоточников и маклаков, сорвавшись с места, понеслась в разные стороны. Японец испуганно оглянулся.
— Облава! — пронзительно закричала пробегавшая мимо баба с пирожками. Совсем рядом соловьиной трелью заверещал свисток милиционера, откликнулся другой, и вот вся площадь потонула в тревожных свистках. Сердце дрогнуло у Японца.
— Скорее! — крикнул он, оборачиваясь к оборванцу, и чуть не шлепнулся на мостовую. Оборванца на ступеньке не было. Оборванец в одном лапте стрелой мчался по переулку. Второй лапоть болтался у него вместе с котомкой, в которой лежал хлеб Японца.
— Стой, — закричал Японец, бросаясь за ним. — Стой!
Но оборванец бежал не оглядываясь, обгоняя торговок, бежал резво, как лошадь на бегах. Вот он добежал до угла, круто завернул, помахивая котомкой. Лапоть мелькнул в последний раз и исчез за углом.
Японец был бы рад, если бы теперь Викниксор наказал его и выдал лапти. Но Викниксор словно забыл о нем. Шли дни, и каждый день был сплошным мучением. Японец похудел, осунулся, перестал заниматься, а по ночам бредил лаптями. Теперь при виде разгуливающих в лаптях ребят его одолевала тошнота. Японец не скрывая завидовал ребятам — им было тепло. Ночью, лежа в кровати, он старался представить себе конец этой истории и не мог. И еще лежа, он подолгу мечтал о лаптях. Выдадут ему новые скрипучие лапти с чистыми портянками, и будет он щеголять. У ребят у всех старые, а у него новые. Но, прежде чем он их получит, будет наказание. Сам идти к Викниксору Японец не решался. И вдруг мелькнула новая надежда достать лапти.
Однажды в перемену к нему подошел Купец.
— Хочешь, один лапоть продам? Недорого, за две тетради.
— Куда же мне один? — спросил удивленно Японец.
— Как хочешь! — Купец надулся и отошел. А через несколько минут в коридоре первоотделенцев Цапля тоже предложил:
— Давай свою порцию хлеба. Один лапоть достану.
Японец подумал и дал хлеба, потом побежал к Купцу.
— Неси лапоть! — крикнул он, вбегая в класс.
— Десять тетрадей, — хмуро сказал Купец, не вставая с парты.
— Неси, Купа! — возбужденно крикнул Японец. — Десять заплачу.
План Купца был прост. Отдать Японцу выброшенный когда-то на лестнице свои лапоть. Мурлыкая он спустился по лестнице в подвал. В подвале было полутемно. Купец достал спички. В этот момент мимо неслышно проскользнула чья-то тень Купец живо обернулся и поймал тень за рубашку. Вытащив на лестницу упиравшегося малыша повернул его к свету. Это был Цапля, а в руке у Цапли болтался лапоть.
Купец озверел.
— Лапти воровать, гад! — закричал он, выхватывая лапоть из рук Цапли.
Цапля заплакал. Треснув его раза два по затылку, Купец помчался наверх.
Лапоть лежал уже в парте у Японца, а довольный Купец пересчитывал тетради, когда в класс с громким ревом ворвался Цапля.
Японец побледнел.
— Лапоть! Где лапоть?
— Отнял…
— Кто?
— Купец! — простонал Цапля.
В классе стало тихо. Ребята смотрели с выжиданием на бледного Японца. Но Японец не закричал, не стал ругаться с Купцом, не заплакал. Только лицо его покрылось красными пятнами. Он подошел к окну и, упершись лбом в стекло, долго смотрел на улицу замаслившимися глазами. Потом тихо вышел из класса.
Викниксор, сидя у стола, слушал Японца. Японец рассказал все: о том, как ненавидел лапти, о пропаже, о том, как искал, как бегал на толкучку покупать — и не нашел.
— Нет лаптей, — кончил Японец. — Переведите меня в пятый разряд и выдайте лапти. Больше не могу.
Викниксор, улыбаясь, взял со стола папироску, закурил и сказал:
— Ну, что же! Это урок тебе. Что касается наказания, то ты уже его получил, а лапти возьми завтра из гардеробной.
Утром весь класс знал, что Японец получает лапти. Ждали его с нетерпением. И вот он пришел, важный и неприступный, с лаптями и свертком тряпок в руках. Торжественно проследовал к своей парте. Сел. Долго и сосредоточенно обертывал портянки, потом надел лапти, замотал веревки и завязал кончики бантиком. Встал, выдвинул ногу, долго любовался ею, в умилении склонив голову на бок, потом, любовно похлопав по онуче, туго забинтованной веревками, тихо сказал:
— Хорошо! Теплые лапти!