Покушение на ГОЭЛРО

Арестованный был плотным (фунтов на сто шестьдесят, как привычно на глаз определил сыщик), нестарым — лет тридцати пяти — тридцати шести, не больше. Темные, коротко подстриженные волосы, немного выступающий вперед подбородок. Взгляд глаз спокойный и уверенный. Крепкая шея и крупные руки говорили о том, что человек этот в недалеком прошлом занимался физическим трудом. На первый взгляд — ничего особенного. Встретив такого человека на улице Нью-Йорка, его, пожалуй, можно было бы принять за мастера с завода или хозяина небольшой мастерской из тех, где босс сам порой берется за кувалду. Но это на первый взгляд. Сыщика из Федерального бюро расследований не проведешь: едва приметные детали говорили опытному глазу о том, что человек этот не так прост. Во-первых, такого костюма не может быть у человека малозначительного — он сшит слишком тщательно. Затем это спокойствие и уверенность — они не напускные. Такой характер не приобретается, как костюм, он вырабатывается за долгие годы, когда человек распоряжается другими людьми и привыкает, чтобы ему подчинялись. И вот еще — перстень с крупным бриллиантом. Интересно, сколько такой может стоить? В полутемной машине камень то мерцал, как кончик зажженной сигары, то вспыхивал, словно осколок солнца.
Несколько раз сыщик пытался заговорить с арестованным, и подсознательное чувство всякий раз заставляло его прибавлять к обращению почтительное «сэр».
Однако арестованный не отвечал и только в самом конце пути произнес с ужасным акцентом:
— Я, к сожалению, плохо говорю по-английски.
— Я тоже сожалею, сэр, — сказал сыщик. И это была правда.
Проскочив на полной скорости под решеткой тюремных ворот, броневик остановился во внутреннем дворе вплотную к небольшой двери в кирпичной стене. Прозвучал резкий звонок. Дверца броневика и дверь в стене открылись одновременно, образовав короткий стальной коридор. Скованные наручниками спутники шагнули по нему внутрь тюрьмы Синг-Синг.
В большой, почти пустой комнате, разгороженной решеткой, началась процедура передачи арестованного тюремным властям. По всему было видно, что приезда этой машины здесь уже ждали. На месте оказался и переводчик, худенький чернявый человек, которому арестованный спокойным глуховатым голосом бросил всего одну фразу. Переводчик угодливо, как отметил про себя детектив, улыбнулся и, обращаясь уже по-английски к начальнику тюрьмы, попросил снять с арестованного наручник.
Отпирая стальной браслет, сыщик вдруг поймал себя на чувстве, похожем на досаду. Будто бы, разъединяясь с этим человеком, он упускал какую-то важную и редкую возможность. Черт возьми, ему, кажется, жалко расставаться с этим человеком, так и не поговорив с ним. Сыщик снял наручник, вложил одно кольцо в другое и рассеянно сунул их в карман. Ему не хотелось уходить и, шагнув немного в сторону, он стал наблюдать за происходящим. Все это он видел уже десятки раз, но сегодня процедура кое в чем отличалась от обычной.
Что-то уж очень суетился начальник тюрьмы, поминутно поправляя белый крахмальный воротничок рубахи. Кстати, зачем ему нужен весь этот парад? Начальник полиции штата Нью-Йорк мистер Уоллен тоже выглядел не очень-то уверенно. Детектив знал его давно и мог бы сказать, что красные пятна на его щеках выступили отнюдь не от жары. Начальник особенно внимательно прочел анкету арестованного, которую тот, впрочем, подписать отказался. Мистер Уоллен дважды предложил ему сделать это, но таким неуверенным тоном, что, очевидно, и сам понимал: ничего арестованный не подпишет.
Наконец процедура закончилась. Переодетый в серую тюремную фуфайку и такие же брюки, новый узник Синг-Синга спокойно прошел за решетчатую дверь и сопровождаемый переводчиком и начальником тюрьмы зашагал по длинному коридору. Он шел быстро и деловито, казалось, это он ведет остальных.
— А ведь говорят, — обратился детектив к дежурному тюремщику, — этому человеку угрожает электрический стул!
— А кто их разберет, — махнул тот рукой. — Я знаю только, что этот парень русский. Его обвиняют в попытке свергнуть правительство США.
 
Всю обратную дорогу в Нью-Йорк детектив досадовал, что ему так и не удалось поговорить с этим человеком. Собственно говоря, размышлял он, что в нем самое интересное? Пожалуй, уверенность. Будто бы за ним стоит какая-то неодолимая сила. Нет, даже не группа людей, а именно — сила. Как его имя? Кажется, Дзиафкин, так оно звучит. Ну, про него наверняка еще услышишь. Такие люди не исчезают бесследно.
Глядя на широкую ленту шоссе, стелившуюся вдоль скалистых, поросших редким лесом берегов Гудзона, сыщик из ФБР впервые за целый день закурил и снял надоевшую шляпу. Было очень жарко.
Как всякий детектив, он не мог спокойно пройти мимо того, чего не понял до конца. Но для того, чтобы понять смысл эпизода, участником которого он был, детективу надо было бы знать и многое другое, исследовать длинную цепь событий, начавшихся в Москве осенью 1929 года. Впрочем, может быть, и еще раньше…
  
«УЗКОЕ» СОВЕЩАНИЕ
 
Осенью 1929 года в Деловом дворе — у председателя ВСНХ Куйбышева — состоялось «узкое» совещание, что называется, «без протокола». На нем присутствовали кроме Валериана Владимировича только два человека: нарком внешней и внутренней торговли Анастас Иванович Микоян и член президиума ВЦИК РСФСР Федор Михайлович Зявкин.
Куйбышев пригладил рукой свою буйную шевелюру и предложил:
В. В. Куйбышев
— Анастас Иванович! Для начала обрисуйте конъюнктуру в Америке и перспективы нашей торговли.
Микоян хотел встать, но Куйбышев жестом остановил его, и тот сидя начал говорить:
— В Америке развивается жесточайший кризис. Многие предприниматели сокращают свое производство и даже совсем закрывают предприятия, особенно средние и мелкие. Рабочих выбрасывают на улицу, растет безработица. Гувер при вступлении на пост президента в 1928 году сулил избирателям «эру процветания». Деловые люди хотят торговать с нами, но он в ответ на их требования грозится, как он говорит, «заткнуть им глотку». Валериан Владимирович, — обратился Микоян к Куйбышеву, — вы ведь хорошо помните Герберта Гувера на посту министра торговли, он же злейший противник торговли с СССР. Капиталисты обвиняют нас, — продолжал Микоян, — в том, что у нас якобы принудительный труд и будто, продавая свои товары по бросовым ценам, мы душим их рынок.
Он открыл папку, достал бумагу.
— Вот посмотрите — в 1929 году мы ввезем к ним своей продукции не больше чем на сорок миллионов рублей. Это, представьте, только около пяти процентов их импорта. А вывезем из Америки товаров на сто семьдесят семь миллионов рублей, причем приобретем их за чистое золото. И они еще кричат, что русские душат их своим демпингом. Везем к ним золото, а они вопят — демпинг. Какие же они твердолобые! Ведь отсутствие рынков сбыта порождает кризис, а он у них в расцвете. Ну не признаете нас, черт с вами, но торговать вам непременно надо, тем более предприниматели этого требуют.
Микоян замолчал.
— Спасибо, Анастас Иванович, — сказал Куйбышев, затем повернулся к Зявкину: — В общих чертах ясно, Федор Михайлович? Давайте теперь поговорим о вашей поездке в США. Я хочу, чтобы вы, как наш новый торговый представитель, хорошо понимали, в чем мы особенно нуждаемся и какую торговлю хотели бы наладить с Америкой. Мы сейчас строим не десятки, а сотни предприятий, и среди них такие гиганты, как Челябинский и Сталинградский тракторные заводы, Запорожсталь и многие другие. Но они будут мертвыми, бездействующими, если мы не повысим темпы выполнения ленинского плана ГОЭЛРО. Мы многого добились. В прошлом году выработка электроэнергии в пять раз превысила показатель тринадцатого года! В двадцать втором году мы пустили Каширскую ГРЭС под Москвой и электростанцию «Красный Октябрь» в Ленинграде, в двадцать четвертом — Кизеловскую ГРЭС, в двадцать пятом — Горьковскую и Шатурскую электростанции, в декабре двадцать шестого — Волховскую ГЭС, в ноябре двадцать седьмого года начато строительство Днепрогэса. В первую пятилетку намечено построить полторы тысячи предприятий. Им необходима электроэнергия. Обречь эти предприятия на энергетический голод мы не имеем права. Нам нужна электротехническая революция! — Куйбышев встал и, как бы подкрепляя эти слова, твердо опустил кулак на стол. — Федор Михайлович! Почитайте работы Маркса, Энгельса об электричестве.