Констанция. Книга третья

— Не беспокойся, — не оборачиваясь, произнесла Мадлен, — это, наверное, лошадь в конюшне.
— Лошадь?
— Да.
— Даже утром ты красива, — не удержавшись, сказал комплимент Анри.
— Я хочу, чтобы ты всегда был здесь и никуда не уходил. А я, возвращаясь, находила тебя тут.
— Мадлен, а что ты будешь делать, когда вернется твой муж? Вдруг он уже подъезжает к воротам? — пытался образумить ее Анри.
— Пусть это тебя не беспокоит, Анри. Все равно, что бы ни случилось, я буду здесь, с тобой.
— Но ведь это твоя спальня, сюда к тебе приходит муж…
— Ну и что, — улыбнулась Мадлен, — я теперь никогда не буду принадлежать ему.
— Что ты надумала?
— Нет, не бойся, я всего лишь на его месте буду представлять тебя. Я больше никогда не взгляну на него. В этой комнате мои глаза будут плотно закрыты, и я буду вспоминать эту ночь, когда ты был со мной.
Такие рассуждения показались Анри более разумными, чем прыдыдущие. Теперь хоть что-то обрисовывалось, какая-то определенность. Мадлен явно не претендовала на то, чтобы стать его вечной любовницей, а тем более, женой. И долгая речь про
Идеальную любовь, заготовленная Анри, осталась невостребованной.
Шум во дворе повторился.
Мадлен даже не дрогнула, зато Анри насторожился.
— Что это?
— Я же говорю тебе, лошадь в конюшне.
— Нет, это слишком громкий звук, кто-то пришел.
— Я ничего не боюсь.
— Не боишься? — изумился Анри. — А вдруг это муж?
— Ну хорошо, если ты так хочешь, я пойду посмотрю, — Мадлен поднялась и не поворачиваясь к Анри спиной двинулась к окну.
— Я сейчас посмотрю, дорогой, только оставайся здесь, не вставай, я хочу любоваться тобой. Твоя красота божественна, тело совершенно.
Мадлен бросила мимолетный взгляд в окно, и Анри показалось, что если бы она сейчас увидела пожар, то вряд ли это осознала бы.Она шумно вздохнула.
— Я не могу смотреть на тебя без восхищения, Анри, — Мадлен вновь подбежала к кровати, упала на колени и обняла виконта.
Тот прикрыл глаза и ощутил легкое прикосновение ее губ.
— Я сейчас, дорогой, сейчас приду. Нам же нужно что-нибудь поесть.
Мадлен в одной ночной рубашке, лишь прихватив с собой измятое платье, отошла к двери.
— Я приду и увижу тебя вновь лежащим на моей кровати, в моей спальне. Мне кажется, Анри, ты всегда находился здесь, только я тебя не видела.
— Мне так не кажется, — заметил виконт.
Ну и что, ты сам не помнишь, что с тобой происходило. Признайся, ведь ты всегда лежал вот тут рядом и согревал меня, когда я мерзла, гладил во сне мои волосы, украдкой целовал. Признайся, Анри, так дно и было?
Глаза Мадлен показались Анри безумными, и он ужаснулся.» Скорее бы все это кончилось, скорее бы она ушла!«
— Я сейчас, только оставайся здесь, — Мадлен послала Анри воздушный поцелуй и исчезла.
Дождавшись, пока хлопнет входная дверь, Анри поднялся, не спеша оделся, а затем, отыскав перо, чернила и бумагу, сел за столик в гостиной и начал писать послание Мадлен.
Жак, что-то недовольно бурча, поднялся из кухни и осведомился, будет ли его хозяин завтракать.
— Отстань, мы сейчас уходим. Вот только допишу письмо — и нас здесь не будет. Седлай лошадей.
— Но хозяин, к чему так спешить?
— Я тебе сказал, значит ты должен исполнить. Не хочешь же ты стать свидетелем безумного отчаяния брошенной любовницы?
Жак покачал головой.
— Ни в коем случае, хозяин.
— Ну так ступай в конюшню.
Письмо легло на подушку незастланной постели как раз там, где спала Мадлен, и виконт со своим слугой покинули дом мадам Ламартин.
Приехав к себе, виконт Лабрюйер распорядился разостлать постель и прилег отдохнуть. Ночь измучила его, а отвращение к самому себе не давало покоя.
А старавшаяся не думать ни о чем грустном Мадлен Ламартин с плетеной корзинкой в руках спешила на рынок. Редкие утренние прохожие оборачивались на богато одетую женщину, которая без служанки, сама, шла за покупками. Но Мадлен было абсолютно безразлично, что о ней думают, она была счастлива.
Рынок встретил Мадлен оживленным гулом. Женщина почти не торговалась и сразу отдавала деньги за понравившиеся ей продукты. В корзинку ложились овощи, фрукты, несколько персиков и гроздь раннего винограда.
С особым усердием мадам Ламартин выбирала вино. Сама она в
Винах не очень-то разбиралась и ей казалось, самое дорогое не очень-то изысканно для Анри Лабрюйера. Она смотрела старые бутылки на свет, счищала ногтем воск с горлышек и, наконец, доверилась вкусу продавца, поклявшегося, что это самое лучшее вино на всем рынке. Она отыскала только что приехавшего на рынок торговца хлебом. Его буханки просто обжигали руки, и Мадлен, поднеся хлеб
К лицу, вдыхала его аромат. Женщина уже представляла себе, как сама разложит все это на блюдо и принесет в спальню. Ее встретит Анри, веселый и свежий, может быть, с немного грустной улыбкой на лице, ведь им остается пробыть вместе не так много времени, так как завтра приезжает ее муж. Но этот день они проведут вместе, стараясь не вспоминать о предстоящем расставании.
Мадлен совсем не замечала тяжести корзины, заполненной до отказа и заметив только что появившегося торговца, восхищенная спелыми гроздьями винограда, не удержалась и купила еще пару. Она прикрыла все это сверху белой накрахмаленной салфеткой и, продев ручку корзины под локоть, заспешила домой. Ей раньше не
Так-то часто приходилось ходить пешком по городу, и теперь Париж казался ей абсолютно другим городом. Дома казались выше, лица людей приветливее. И она даже отвечала на восторженные улыбки военных.
Вот еще немного — и за поворотом покажутся ворота ее дома.
Мадлен, не обращая внимания на то, что идет по луже, повернула за
Угол.
» Но что это такое?! Ворота распахнуты!? Наверное ветер? А вот следы конских копыт на прибитом дождем песке дорожки… Что это такое?«
Мадлен с замиранием сердца посмотрела на конюшню. Брус, запиравший ворота, валялся на земле и лошадей, принадлежавших Анри и Жаку там не было.
Мадлен вбежала на крыльцо и распахнула дверь. Дом притаился в настороженной тишине. Мадлен Ламартин, спотыкаясь, вбежала по лестнице на второй чтаж и бросилась к спальне, боясь увидеть самое страшное. Она замерла перед дверью и робко постучала три раза. В ответ — тишина.
Мадлен постучала еще раз. От ее легкого прикосновения дверь отворилась и внезапно налетевший сквозняк бросил ей волосы на лицо.
Безжизненно поблескивали золоченые амуры на спинке кровати, сквозняк шевелил балдахин, тяжелые кисти бахромы слегка покачивались.
Мадлен выронила корзинку со снедью и бросилась к кровати. Она принялась шарить по ней руками, не веря увиденному.
— Анри, Анри, — повторяла она, — где ты?! Еще теплилась надежда, что, возможно, он отлучился ненадолго и скоро вернется.
Но жалобный стон вырвался из груди женщины, когда она увидела на подушке неряшливо написанное письмо. Бумага дрожала в ее руках, слезы не давали читать. Мадлен подошла к окну и, взяв себя в руки, прочла:
» Моя дорогая Мадлен! Я так много, пережил, пока тебя не было. Возможно, тебе казалось, прошло каких-нибудь полчаса, но поверь, это была целая вечность. Я понял многое за время твоего отсутствия, и мне не хотелось бы обманывать тебя. Ведь согласись, я всегда был честен с тобой и ни одно слово лжи не сорвалось с моего языка. Когда я говорил «люблю», так оно и было. И если теперь я думаю
По-другому, то не посмею обмануть тебя и тем самым продлить страдания. Лучше знать правду и тогда легче пережить потерю…«
Слезы вновь брызнули из глаз Мадлен. Она опустила Руки и подставила лицо свежему ветру, врывавшемуся в окно.
— Ну почему, — рыдала женщина, — почему ты» ставил меня? Ведь у нас был еще целый день! Ты говоришь, вечность — это полчаса. Тогда что же день и еще ночь? Это больше, чем жизнь! Ну почему ты оставил меня, даже не простившись?
Лист бумаги трепетал в руках Мадлен, готовый вот-вот выскользнуть и умчаться, подхваченный порывом ветра.