Констанция. Книга третья

«Как глупо я выгляжу! — она прикоснулась кончиками пальцев к щекам, те горели. — Я глупая женщина, твержу, что люблю своего мужа, а ведь…»
Мадлен самой было страшно себе в этом признаваться. «…ведь я люблю Анри. И мне все равно, сколько женщин он совратил до меня, ведь он предлагает мне всего лишь свою любовь — не состояние, не руку, а я могу ответить ему тем же. Моего мужа нет рядом со мной, и я вольна поступать так, как мне хочется. Ведь не
Знаю же я, чем он занимается, живя в Париже. Зачем он решился отправить меня в провинцию на несколько летних месяцев?»
Мадлен страстно хотелось, чтобы и муж изменял ей, тогда и она сможет отплатить ему тем же. Но женщина прекрасно понимала, что у месье Ламартина нет на это времени, он всецело занят своей службой и, даже возвращаясь домой, целые вечера напролет просиживает за своим письменным столом, изучая бумаги.
Мадлен обернулась. Лесная дорога уходила вперед туннелем и в конце виднелась залитая солнцем яркая зеленая поляна. Там сидел виконт Лабрюйер и ждал ее возвращения.
Но вернуться сейчас, после всего, что было сказано, Мадлен не могла. Слезы навернулись на ее глаза. Она шла, почти не разбирая дороги, выбрав себе ориентиром размытый слезами силуэт дворца.
А виконт, оставшись один, махнул рукой Жаку. Тот осведомился.
— Чего желаете? Догнать и просить вернуться?
— Нет, Жак, она сама придет ко мне.
— Сомневаюсь, хозяин.
— А я тебе говорю, придет.
— Жаль, что пропадает такой чудесный обед, — заметил Жак, жадно втягивая запах жареного гуся. Анри Лабрюйер поднялся и подозвал музыкантов.
— Вы, наверное, голодны?
Никто не решался ответить первым. Наконец, первым выступил флейтист и снял шляпу, украшенную пером. Виконт запустил руку в карман и извлек несколько монет. Те весело зазвенели на дне шляпы.
— Присаживайтесь и угощайтесь.
Анри, рассеянно насвистывая, двинулся по лесной дороге. Музыканты степенно постояли, но как только виконт исчез из поля зрения, бросились к столу. Никто не брал тарелок, все спешили завладеть самым лакомым куском. Слышалась ругань и невозможно было поверить, глядя на этих возбужденных мужчин, что они способны, собравшись вместе, извлекать из своих инструментов трогательные звуки музыки.
Жак с сожалением покачал головой, ему ничего не досталось от этого обеда. Но он не очень-то скорбел по этому поводу — закупая необходимые продукты для этого обеда, он сэкономил изрядную сумму денег и теперь мог позволить себе истратить их по своему усмотрению.
Он взял под уздцы коня своего хозяина и повел его по лесной дороге.
А Констанция Аламбер и ее воспитанница были в нескольких лье от имения графини Лабрюйер. Дорогой завязался не очень приятный для Колетты разговор.
— Мать не права, — настаивала мадемуазель Дюамель, — выдавая меня замуж за шевалье де Мориво, не спросив моего согласия.
Констанция мысленно проклинала тот момент, когда призналась Колетте, кто будет ее мужем.
— Но, посуди сама, — говорила она, — разве он нехорош собой?
— Он красив, — соглашалась Колетта, — но я не люблю его.
— Любовь и замужество — разные вещи, — в который раз Констанции приходилось повторять эту фразу. И Колетта, казалось, уже не воспринимала их.
— Он слишком стар для меня. Констанция рассмеялась.
— Стар, говоришь?
— Во всяком случае, немолод.
— Да он отличная пара для тебя. Ты только вспомни, что ты собиралась сказать своей матери, если бы я не удержала тебя. Разве благовоспитанная, порядочная девушка из благородной семьи может позволить себе что-нибудь подобное? Нет, Колетта, поверь мне, ты поступаешь дурно, очень дурно, решившись ослушаться мать.
Подумай, какой из Александра Шенье муж, ведь у него нет за душой ни су. Я не спорю, Колетта, он красив, молод, благороден и без ума влюблен в тебя, но ведь этого мало.
— Констанция! — воскликнула Колетта. — Я боюсь.
— Чего?
— Я начинаю ненавидеть свою мать.
— Ты поступаешь дурно. Девочка, неужели ты не видишь, как я почитаю твою мать? А ты хочешь пойти против ее воли, выказываешь такое упрямство, как будто не знаешь, что из этого может случиться беда. Будь умницей, ведь мать так огорчена. Она ждет лишь твоего доброго слова и с радостью простит тебя от всей
Души. Она даже уже простила тебя. Ты только произнеси еще раз это слово, когда мы вернемся в Париж.
— Мне казалось, Констанция, что ты на моей стороне?
— Да, дорогая, я не прошу тебя бросать Александра.
— Я не понимаю тебя, Констанция. То ты уверяешь меня, что шевалье де Мориво отличная для меня пара, то устраиваешь мне встречу с Александром, потом спасаешь меня от гнева матери.
— Ты еще многого, Колетта, не понимаешь. Жизнь куда сложнее, чем тебе кажется, и не всегда самое правильное решение — самое хорошее. Ведь твоя мать смягчилась, сменила гнев на милость, пошла тебе навстречу, отпустив тебя со мной. Сделала первый шаг, а ты хочешь отказаться. Подумай сама, что она требует от тебя взамен? Да, всего-навсего, чтобы ты выбросила этого Александра из своей головки, не стремилась бы к браку с недостойным тебя человеком. И я тоже прошу тебя, не думать о браке с Александром.
— Но, Констанция, я тысячу раз могу сказать тебе нет. То, что я сделала, может быть и дурно. Но сделанного не воротишь. Теперь моя жизнь принадлежит Александру, я написала ему в письме «я твоя»— и хочу сдержать свое слово. Я согласна упасть в ноги матери, целовать ей руки, просить прощения за мой поступок, совершенный мной в минуту безумия и слабости. И если она простит
Меня всем сердцем, то согласится на мой брак с Александром.
Констанция тяжело вздохнула.
«Да, — подумала она, — мой план будет выполнить нелегко. Но будем надеяться на то, что Колетта еще ничего не смыслит в жизни и все ее заверения пустые слова. Стоит ей увлечься — она забудет Александра и свои опасения. Боже мой, она говорит, я написала ему, я твоя. Но ведь писалось это под мою диктовку.
— Наверное, ты, Колетта, вспомнила какую-нибудь сцену из романа о верной любви бедной девушки к благородному человеку. Но ты не предашь своего Александра, если выйдешь замуж за шевалье де Мориво.
— Я предам свои слова, Констанция. Ведь я дала обещание.
— Ты что обещала ему?
— Я обещала ему быть его.
— Ты сдержишь свое слово.
— Я не понимаю.
— Ты будешь его любовницей, выйдя замуж за Эмиля де Мориво.
Глаза Колетты округлились.
— И это предлагаешь мне ты, Констанция?
— Только я и могу тебе предложить подобное. Это самое разумное решение. Эмиль де Мориво хорош как муж, Александр Шенье как любовник. И ты сможешь быть счастлива с ними обоими.
Все будут довольны:мать, Эмиль, Александр, а главное — будешь довольна ты, Колетта. Ведь два это лучше, чем один.
— Смотря чего два?
— Двое мужчин, — уточнила свою мысль Констанция.
— Я не привыкла обманывать, — прошептала Колетта.
— Ты никого и не будешь обманывать.
Разговор об Александре Шенье Констанция Аламбер вела скорее всего по инерции, она понимала, Колетта и Александр еще не скоро станут настоящими любовниками, а ей нужно было повернуть дело так, чтобы Колетта еще до свадьбы лишилась своей девственности.И единственно возможным из всех вариантов ей представлялось теперь — воспользоваться талантом виконта Лабрюйера.
Констанция специально не заводила разговора о нем, она прекрасно понимала, все зависит не от девушки, а от виконта.» Надеюсь, Мадлен Ламартин уже получила мое письмо, — подумала Констанция, — и не поддастся на его уговоры.
Представляю себе злое лицо Анри, когда он узнает, что письмо написала я. Хотя скорее всего, Мадлен ни слова не скажет ему о нем. Вряд ли я вообще застану ее в имении. Ну ничего, пусть возвращается к своему мужу. Если дорожишь своей женой, нечего оставлять на несколько месяцев одну «.
Колетта пообещала подумать над сказанным Констанцией и по лицу девушки нетрудно было догадаться, что философия мадемуазель Аламбер вполне устраивает ее еще неискушенную душу.