Король нищих
– Неужели это обязательно? Вы могли бы выслушать меня за работой, а я присоединился бы к вам. Позвольте мне вам помочь!
Под насмешливым взглядом старика герцог де Бофор снял камзол, засучил рукава рубахи и повязал фартук, который отыскал в углу. После чего он, взяв большую ступку, стал разминать толстые зеленые листья, следуя указаниям господина Венсана, кого забавляла и умиляла эта инициатива, хотя, впрочем, это не мешало ему с важным, серьезным видом выслушать все, о чем хотел ему поведать Франсуа.
Молодой человек не упустил ничего из того, что уже несколько месяцев тяжелым грузом лежало на его совести христианина. Господин Венсан быстро понял: ему вверяют не что иное, как государственную тайну, к которой примешана страшная судьба юной фрейлины, растоптанной жестокой любовью чудовища. Монстра, на чью жизнь кающийся грешник тем не менее поклялся не посягать ради государственных соображений.
Однако господин Венсан дал Франсуа полное отпущение грехов при единственном условии, что тот даст обещание больше не искать интимных встреч с королевой.
– Пути Господни неисповедимы, – тихо сказал господин Венсан. – Если Бог допустил, что вы стали орудием Судьбы, то отныне должны забыть о королеве...
– Забыть? Вы даже не представляете, как я ее люблю!
– Я не желаю об этом знать! Теперь эта женщина должна быть для вас священна, ибо она носит во чреве ребенка, отцом которого может быть только король. Вы хорошо меня поняли? С этого мгновения вы обязаны быть для королевы лишь преданнейшим подданным, другом, если у вас хватит на это мужества, но больше никем! Вы можете дать мне такую клятву?
Власть этого маленького грубоватого человека была столь сильна, что Франсуа, словно зачарованный, вытянул руку, чтобы принести клятву, забыв, что держит ладонь над ступкой, облепленной капустными листьями, а не над Евангелием: и для господина Венсана, и для него этот жест имел одинаковый смысл.
– Что касается всего остального, в чем вы мне признались, – прибавил господин Венсан, – то и эти грехи я вам отпускаю, ибо поистине вы не могли поступить иначе. Ступайте с миром!
Покидая Сен-Лазар, Бофор чувствовал в душе и облегчение, и боль. Он прекрасно понимал, что святой человек не позволит ему продолжать любовные отношения с Анной Австрийской, но в любом случае иначе быть не могло. Это он знал, но с той минуты, когда между ними встал божественный запрет, королева стала для него гораздо дороже и желаннее.
Подводя своему господину коня, Гансевиль принюхался и спросил:
– Что за странный запах, ваша светлость? Надеюсь, это не аромат святости?
Несмотря на свою грусть, Франсуа не мог не рассмеяться. Кстати, это было ему необходимо. Наделенный острым чувством юмора, он охотно прибегал к шутке в минуты сильного нервного переутомления. От этого ему становилось легче... Поэтому Франсуа, вскочив в седло, уже почти обрел присущий ему оптимизм.
– Я разминал пестом капустные листья, – проворчал он, – но поскольку был в обществе господина Венсана, то считай, что дышал святостью. Теперь поехали домой!
Так как усадьба и замок Вандомов Отель Вандом, подобно Сен-Лазару, находился вне крепостных стен Парижа, оба всадника, чтобы попасть в предместье Сент-Оноре, ехали дорогой, которая шла вдоль рвов. Отель Вандом, соседствующий с монастырем капуцинок, представлял собой огромное поместье. Его сады, простиравшиеся у подножия холма Сен-Рок, где высились мельницы, заняли часть конного рынка. Герцогиня Вандомская, мать Франсуа, жила в Отеле зимой вместе с дочерью Элизабет и старшим сыном Людовиком, герцогом де Меркером; летние дни семья проводила в замке Ане или в замке Шенонсо, постоянной, вынужденной резиденции ее супруга, герцога Сезара Вандомского, внебрачного, но признанного сына Генриха IV и Габриэль д'Эстре; приказ его сводного брата, короля Людовика XIII, об изгнании много лет вынуждал герцога Вандомского постоянно проживать в замке Шенонсо. Шенонсо был тихий и набожный дом, где чаще слышался шепот молитв, нежели звуки скрипок; но Франсуа тем не менее любил его роскошное убранство и красоту парка. Кроме того, младший сын нежно любил мать и сестру...
В тот день кто-то опередил Франсуа, и он, войдя в кабинет герцогини Франсуазы, безо всякой радости снова увидел аббата де Гонди, расположившегося здесь как у себя дома.
– А вот и он! – воскликнул аббат де Гонди, завидев Франсуа. – Я же говорил вам, что он скоро явится! После господина Венсана к любовнице не ездят!
– Сын мой! – в порыве радости воскликнула герцогиня Вандомская. – Мы уже спрашивали друг друга, где вы пропадали в последнее время, и, должна признаться, мы с вашей сестрой очень волновались.
– Напрасно, матушка, – сказал Франсуа, попавший теперь в объятия сестры Элизабет. – Я ездил в Ане. Помните, я говорил вам о желании уехать из Парижа.
– И на то были причины! – заметил де Гонди с сокрушенным видом, который опровергал его игривый взгляд. – И вы, покинув сельское уединение, отдали себя в святые руки господина де Поля! Но за какие же грехи вы вымаливали у него прощение?
– А вы? – ответил вопросом герцог де Бофор, в голубых глазах которого промелькнули угрожающие стальные отблески.
– О, я просто зашел к нему попрощаться перед долгой поездкой в Венецию и Рим.
– Не знал, что вы поклонник путешествий. Как же вы будете дышать вдали от Королевской площади и Арсенала?
– Наш бедный друг вынужден уехать, – вздохнула Элизабет, питавшая слабость к этому шалуну де Гонди. – После того как он посмел добиваться чести читать проповеди при дворе, кардинал Ришелье хочет удалить его из Парижа. Его преосвященство приберегает сию честь для господина де Ла Мот-Уданкура, одного из своих друзей...
– К числу каковых я не отношусь! – воскликнул де Гонди. – Я всегда говорил, что Ришелье, несмотря на свою внешность знатного сеньора, подлец. Поэтому я сам выбрал, куда мне ехать, пока он не взял на себя труд указать мне, где я должен жить. Вот почему еду в Венецию, где у меня есть друзья, и в Рим, где встречусь с Папой. Но прежде отправлюсь на Бель-Иль проститься с братом, – уже серьезно закончил он...
К изумлению Элизабет, пристально наблюдавшей за братом, Франсуа вдруг покраснел и посмотрел на маленького аббата с испугом.
– Если вы собираетесь отсутствовать недолго, зачем же пугать вашего брата и свояченицу слухами о вашем изгнании?
– У них не столь чувствительные сердца! Просто в нашей семье принято сообщать друг другу о дальних поездках... по-видимому, вы этих принципов не придерживаетесь, так как ваша мать и ваша сестра не знали, где вы находились?
Молодой герцог, недоуменно пожав плечами, спросил:
– Разве надо посылать уведомительные письма, уезжая из Парижа на какие-нибудь двадцать пять лье или отправляясь в родовое владение? В конце концов, поезжайте на Бель-Иль, если вам так хочется! Когда вы едете?
– Дня через три-четыре... Мне надо проститься с моим дядей, архиепископом Парижским, и... несколькими подругами. Но, кажется, мой визит к брату вызывает ваше неудовольствие?
– Нисколько! Если вам так хочется, можете ехать в Венецию через Бретань!
– Может быть, мы найдем другую тему для разговора? – ангельским голоском предложила Элизабет. – Кстати, брат мой, мы очень тревожимся о нашей Сильви! Вот уже три недели, как она пропала, и никто, даже королева, не знает, что с ней.
– И за это время вы ничего о ней не узнали?
– То, что известно, беспокоит нас еще больше. Жаннета, ее горничная, которая в замке Рюэль ждала Сильви в карете шевалье де Рагенэля, видела, как она села – я бы даже сказала, что ее усадили силой! – в карету начальника полиции. Корантен, слуга господина де Рагенэля, украл коня у одного гвардейца и погнался за каретой. Но и его никто больше не видел!
– Какая неосторожность – добровольно отдать себя в лапы людоеда! – воскликнул де Гонди. – Никогда не следует вмешиваться в его дела, и я очень боюсь, что вы уже не увидите ни эту девушку, ни слугу!