Сын болотной ведьмы (СИ)

Если бы только это как-то могло помочь!
- Вот мы и пришли, сынок, - обернулась ко мне ведьма, когда впереди показался остров с убогой хижиной. Раньше я видел ее лишь издали, из-за забора, когда ждал Лери.
- Какой красивый у тебя дом, мама, - сказал я.
Да, этот мальчик, с обожанием смотревший на нее, - он тоже был мною. Частью меня.
Ведьма открыла калитку, и я прошел за ней через двор, где на грядках росли всевозможные травы, большей частью уже увядшие. Мы вошли в дом и оказались в просторной комнате с печью, столом и лавками вдоль стен. Ольвия толкнула одну из двух дверей и провела меня в другую - небольшую, полутемную. В ней не было ничего, кроме кровати, шкафа и стула.
- Вот твоя комната, сынок, - ведьма погладила меня по голове. – Ты устал, приляг, отдохни.
Я послушно лег на кровать и тут же погрузился в новый слой сна, в котором уже не было сновидений.
Скоро я потерял счет дням: они проходили совершенно одинаково. Завтрак, обед, ужин – очень скудные, их едва хватило бы и ребенку, не говоря уже о взрослом мужчине. Но, видимо, в колдовском сне этого было достаточно. С острова мы никуда не выходили. Если шел дождь, сидели в доме, и ведьма рассказывала бесконечные истории о жизни на болоте. О животных и птицах, о призраках, которые приходят по ночам, но не могут проникнуть в дом – поэтому их не надо бояться.
Я-маленький с обожанием заглядывал ей в рот, слушая все эти байки, ходил за ней хвостом. Когда дождь прекращался и вылезало солнце, мы вместе возились в огороде. Это только мое взрослое сознание во сне видело такую, вполне трогательную, картину: мальчик помогает маме. Сторонний наблюдатель был бы здорово удивлен: наследник правителя, пачкая штаны на коленях, увлеченно срезает ножницами сухие стебли трав. Хотя откуда тут взяться стороннему наблюдателю?
Тропа после осенних дождей наверняка раскисла так, что пройти по ней было уже невозможно. До самых морозов, пока земля не затвердеет от холода. И это вызывало у меня недоумение. Откуда она вообще берет припасы? Не духи же болотные на крыльях приносят. На себе много не утащишь. Наносили с Кэрриганом летом про запас – чтобы до заморозков хватило?
И что вообще за странная идея поселиться в таком месте? Чем ей не жилось в деревне? Смотрели косо из-за ребенка от правителя? Да нет, другие мамаши внебрачных детишек Морана жили себе спокойно, никто их не пинал. Тогда уж, скорее, из-за того, что ведьма. Что, впрочем, не мешало деревенским бегать к ней за помощью во всяких сомнительных делах.
Все это тянуло за собой и другие мысли. Мое сознание работало в двух автономных режимах. Сознание ребенка, который счастлив быть рядом с любимой матерью, - оно было полностью поглощено этим. И сознание взрослого, наблюдающего и анализирующего, впадающего в бешенство от бессилия и невозможности что-либо изменить.
Цель достигнута – Кэрриган вот-вот сядет на трон. А может, уже и стал правителем. Но неужели сама Ольвия готова остаток жизни провести на болоте, карауля Гергиса? Что она-то получила от исполнения их планов? Только чувство глубокого удовлетворения от того, что сынок занял трон? Нет, что-то слабо в это верилось. Наверняка была еще какая-то другая задумка.
Мысли и чувства Гергиса-ребенка мне нисколько не мешали, и я с утра до вечера прокручивал всевозможные варианты. Это хотя бы позволяло не думать о том, что Лери сейчас рядом со скотиной Кэрриганом. Неужели она не догадается?
Нет, не может быть. Откуда ему знать, как все изменилось между нею и мной. Он будет вести себя с ней так, как делал бы это прежний Гергис. Но если догадается – что тогда? И самое страшное – если догадается он: что Лери все поняла. И она, и Марилла полностью в его власти. Даже если Ольвия и не сможет навести на них слепоту на расстоянии, я все равно не дал бы за их жизнь ни гроша. Уж слишком Лери для него опасна. От одной мысли об этом хотелось выть. Но Гергис-ребенок моему взрослому сознанию не подчинялся. Вот я и пытался отвлечься от этих мыслей, тасуя всевозможные предположения, словно карты.
 
На третий или четвертый день, когда Ольвия рассказывала очередную болотную историю, я, откинув уже не одну версию, нащупал вдруг очень даже правдоподобную.
Наверняка Ольвии хотелось бы жить в роскоши при дворе, но это было невозможно - хотя бы уже по той простой причине, что некуда деть пленника. Конечно, она могла бы оставить меня в каком-нибудь уединенном месте под присмотром доверенного человека, например, своих родственников Ириты и Альгиса, но я в этом крупно сомневался. Почему-то казалось, что для моего пребывания в зачарованном сне нужен наш тесный контакт.
Тогда другой вариант: Кэрриган дает матери много денег, та покупает большой дом и ни в чем себе не отказывает. Там можно и Гергиса спрятать, взяв в качестве прислуги тех же Ириту и Альгиса. Но и тут загвоздка. У правителя не так уж много личных средств, которые он получает из казны на карманные расходы. Конечно, простой человек на такую сумму мог бы жить не один месяц, но на шикарный дом точно не хватит. Все остальные траты проходят через официальную бухгалтерию, где должно быть прописано, на какие цели выделена данная сумма.
Можно еще передать Ольвии украшения, всякие личные вещи подороже, чтобы та их продала. Но я был уверен, Кэрригану захочется сделать мать знатной дамой легально. А для этого нужно серьезное обоснование. Например, важная услуга, оказанная правителю или членам его семьи. Сначала принцеса ходила к ведьме, после чего родила дочь. Затем Ольвия исцелила Лери от слепоты. Пожалуй, более чем достаточно.
А потом я заметил еще одну странную вещь.
Гергису-ребенку казалось, что мамочка разговаривает с ним ласково, смотрит с любовью. Но я-то знал, что это не так. Тон ее был откровенно равнодушным, по лицу то и дело пробегало раздражение, как будто она сдерживала себя с большим трудом. Так было в первые дни, а потом добавилось кое-что еще.
Она смотрела на меня, и я чувствовал в ней… недоумение. Ее что-то беспокоило, заставляло тревожиться. Уж не почуяла ли она присутствие моего взрослого сознания? 
  
28
 
Прошла еще неделя. Или, может, две? Я понимал теперь, почему заключенные в тюрьме делают зарубки на стене. Монотонность убивает чувство времени. Один день прошел – или два, три точно таких же? Даже мое беспокойство за Лери и Мариллу притупилось от этой унылой рутины, которая засасывала, как болото вокруг. Нет, я думал о них, постоянно, но мысли эти покрывались патиной обреченности и безысходности. Маленького Гергиса все устраивало, он был счастлив. А я все больше погружался в отчаяние.
Снова зарядили дожди. Тропа наверняка уже полностью ушла под воду. Никто не придет сюда. Никто не уйдет отсюда…
Как-то вечером, когда Ольвия зажгла масляную лампу и готовила ужин, что-то стукнуло в стекло. Ветка дерева или пригоршня капель, заброшенная ветром? Однако она насторожилась. Отложила ложку, которой помешивала варево в кастрюле, открыла окно. Порыв ветра разметал разложенные на скамье сухие травы, а вместе с ним в комнату влетел большой черный ворон с медальоном на шее. Похожий был у Лери, в нем она носила осколок звездного дождя. Только не серебряный, а золотой.
- А вот и ты, Зеггер, - Ольвия погладила ворона по голове и сняла с его шеи медальон. – Давненько я тебя поджидаю.
Ворон – вестовой? Почему бы и нет? А мы с Лери голову ломали, каким образом ведьма получает информацию. Не телепатическим способом, не от всяких там злобных духов. Наверняка доставил весточку от Кэрригана. Нет чтобы вслух прочитать!
 
- А птичка принесла тебе письмо от моего папы? – несмело спросил Гергис, глядя, как ведьма открывает медальон, достает сложенную бумажку, разворачивает и читает.
Глаза Ольвии торжествующе сверкнули.
- Твой папа умер, малыш. Теперь мы всегда будем с тобой вместе.
По щекам Гергиса полились слезы.
- Не плачь! – ему казалось, что она утешает его искренне, но я-то видел: ей едва удается сдержать довольную улыбку. – Твой отец отобрал тебя у меня и не позволял мне видеться с тобой. Но теперь все будет хорошо. Уже все хорошо. Разве ты не рад, что мы вместе?