Рок царя Эдипа (СИ)

— Врожденная способность, — скромно ответил Пашка. Его настроение существенно улучшилось.
Зато Юра помрачнел. Инна чувствовала, как нервно подрагивает его бицепс, знала, что после неудачи в тире он будет искать случая взять реванш.
«Интересно, что он придумает?»
В дальнем углу площадки возвышалась старая, покрытая рыжими пятнами ржавчины, стоящая тут чуть ли не с послевоенных лет парашютная вышка.
— О, — вдруг заметил ее Юра. — Никогда на парашюте не спускался. Пойдем-ка туда.
— Я — пас, — быстро сказал Пашка Хиппа. — С детства высоты боюсь. Так что я лучше снизу посмотрю.
Юра свысока глянул на него — слабак, дескать. И, взяв Инну за локоть, зашагал к вышке.
— А может, лучше в кафе, — робко предложила Инна, — или на колесо обозрения…
Но Юра уже принял решение.
Конечно же старая парашютная вышка никак не могла составить конкуренцию новеньким, сверкающим огоньками и никелем чехословацким аттракционам. Поэтому пожилой смотритель мирно дремал на стуле у металлической лестницы, ведущей на верхнюю площадку. Пришлось его будить.
— Папаша, — тронул его за плечо Юра, — просыпайся. Парашютист пришел.
— А, — очнулся тот. — Желаете опуститься? Все трое?
— Нет, только я.
— А вы почему не хотите, молодые люди? Масса ощущений. Полная имитация спуска на парашюте с высоты тысяча метров над землей.
Инна и Паша замялись и, не сговариваясь, спрятались за широкой спиной Юры.
— Жаль, жаль. А вы, значит, решили? Правильно. А то чего на этих каруселях вертеться? — Он с неодобрением кивнул в сторону освещенных конструкций луна-парка. — Только голова закружится — и никакого толку. А у меня — аттракцион старый, проверенный. К тому же развивает силу, ловкость и… сообразительность, — ни к селу ни к городу добавил он.
И смотритель подтолкнул Юру к лестнице.
Глядя на поднимающиеся наверх темные фигуры, Инна забеспокоилась. Тревога медленно, исподволь нарастала в ней, и теперь больше всего на свете ей хотелось броситься за ним, схватить за руку и увести в глубину Нескучного сада, где нет шума, гогота, мигающих огней и толпы развлекающихся после трудовой недели москвичей.
Впрочем, у парашютной вышки было совсем безлюдно.
— Высота-а, — с восхищением поднял голову Пашка. Ему тоже очень хотелось спуститься на парашюте. Но желание хотя бы несколько минут побыть наедине с Инной было сильнее. А насчет боязни высоты он наврал.
Юра уже был на верхней площадке. Смотритель помог ему натянуть брезентовый жилет, спереди и сзади которого были накрепко вшиты толстые металлические кольца, в которые продевались стропы.
— Ну вот, — сказал он, проверив прочность креплений. — Сейчас я спущусь вниз и отпущу трос. А ты следи за вот этим флажком. Как только повернется — прыгай. Но не раньше. И держись вот за этот поручень.
Стоя на самом краю площадки, Юра помахал рукой Инне. Вдруг внезапный порыв ветра ударил ему в спину. Он отступил, не глядя протянул назад руку и… не нашел поручня.
— Батюшки! — закричал смотритель, кинувшись к своей будке. — Что же это он раньше времени-то… Ну ничего, сейчас я трос отпущу.
Раскачивающийся под безжизненно повисшим парашютом Юра как-то странно дергал ногами. И руки почему-то держал у шеи.
— Что это с ним? — встревожился Пашка.
А Инна уже бежала наверх. С Юрой было что-то неладно, она это видела. И возможно, могла чем-то помочь…
— Трос заклинило! — донесся снизу крик смотрителя.
Но это было еще полбеды. Сквозь железные прутья внутри вышки ей удалось разглядеть, что один из стропов обмотался вокруг Юриной шеи. С трудом засовывая пальцы между стропом и шеей, он тщетно пытался освободиться.
Инна со всех ног кинулась наверх.
Нужно было как можно быстрее разрезать трос, чтобы Юра смог упасть на большие пружинящие маты, расстеленные внизу. Выскочив на площадку, она схватила строп и попыталась его разорвать. Она пустила в ход ногти и зубы. Все было напрасно. Скрученный из прочных шелковых волокон строп мог выдержать и не такие нагрузки…
Прошло долгих четыре или пять минут, прежде чем появился смотритель с топором. Одним ударом он разрубил злополучный строп. С легким свистом его конец исчез в прорези двухметрового металлического шеста. Секунду спустя снизу донесся глухой удар. Это Юра упал на маты. Живой или…
 
Машина «скорой помощи» уже стояла рядом.
— А вы кто будете? — холодно спросил Инну врач, когда она попыталась влезть в машину.
Инна не нашлась что ответить.
— Невеста она его! — вдруг раздался рядом голос Пашки Хиппы, совершенно неожиданно выпалившего эту горькую для себя фразу.
— Невестам не положено, — хмуро сказал врач. Бросив окурок на асфальт и затушив его носком туфли, он бросил водителю: — Поехали.
В Склиф пришлось добираться на метро с пересадками. Инна не плакала, нет. Словно металл сковал все ее чувства. «Только бы выжил… Только бы не задохнулся», — крутилось у нее в голове.
Всю дорогу Пашка Хиппа держал ее руку в своей. Это было все, что он мог сделать для Инны в эту минуту. И, надо сказать, это было немало.
Юру выписали через несколько дней. Если бы он не обладал недюжинной физической силой и не удержал бы строп, петля просто раздавила бы шейные позвонки.
— Ну, герой, считай, с того света вернулся, — напутствовали его немало повидавшие на своем веку врачи «скорой помощи».
У выхода из больницы его встречала Инна. Поодаль, подперев спиной стенку, стоял Паша Хиппа, держа в руках три порции эскимо в шоколаде.
Поцеловав Инну, Юра подошел к нему, и они обменялись крепким рукопожатием.
«Ах, если бы знать наперед! — не раз потом думала Инна. — Это же был знак! Предупреждение… Не заметили… Упустили…»
— Эй, дамочка! — гаркнул водитель, которому показалось, что Инна уснула. — Вы что?
— Нет-нет, все в порядке, — очнулась Инна. Она хотела отогнать воспоминания, но они навалились страшной длинной чередой…
  
Глава 9
 
Предательница
 
Она предала его.
Много лет назад она бросила его маленького, пытаясь устроить свою изломанную жизнь.
Ее можно понять. Ее можно простить. Но забудет ли это предательство сын?
Как объяснить ему, что она сама была еще девчонкой, даже моложе, чем он сейчас? Как поведать о той злобной тоске и ненависти, с которыми она смотрела на окружающий мир? Ничего несправедливее придумать было нельзя. Смерть Юры стала концом всего. Доброты, любви, надежды, радости… Жизни. Она действительно не могла жить с постоянно подступающими к горлу рыданиями, истериками, ночными кошмарами, со все растущей глухой и гадкой неприязнью ко всему, что окружало ее. И с пустотой, темной пустотой внутри… Из нее, открытой и чистой, судьба одним ударом вышибла веру и искренность. Она терпеть не могла людей, улицы, дома, деревья. Она терпеть не могла эту страну, которая ни за что убивает своих сыновей. И от отчаянного решения прекратить все это, бросившись из окна на твердый бетон двора, ее спасла расчетливая мысль бежать. Уехать навсегда.
Она ничего не ждала здесь, все хорошее осталось в прошлом, а память отказывалась вызывать счастливые воспоминания, только холодные строчки телеграммы: «Погиб при исполнении воинского долга…»
И ее разум, единственное, чему она теперь верила, подсказывал циничные трезвые ходы.
Уехать из страны можно было только одним путем — в Израиль, став женой собиравшегося эмигрировать еврея.
И Инна целенаправленно принялась искать такого, через знакомых и полузнакомых, каждый разговор сводя к тому, не собирается ли кто-либо из их ровесников покинуть пределы «ненаглядной» родины.
 
И однажды Танька вдруг сказала, что готова познакомить Инну с очень милым и умным мальчиком.
— Только… боюсь, он тебе не понравится… — прошептала она. — Он совсем не похож на…
— И не надо, — отрезала Инна. — Мне все равно, какой он: хромой, косой или заика. Он точно уезжает?
— Да.
— Тогда знакомь.