Рок царя Эдипа (СИ)

Словом, они были счастливы.
Только одна беда — Инна никак не могла забраться на лошадь. Вернее, даже не забраться, а просто сидеть в седле. Она боялась высоты. Ей казалось, что она сейчас как-то очень неудачно упадет, что-нибудь себе сломает, изуродует. Для нее этот страх высоты был непреодолим.
А местные дамы все звали ее на прогулки, Тэд приглашал на дальнее пастбище, где «прелесть и прелесть».
— Купи мне «джип», — сказала Инна. — Лошадь не для меня.
Так что и эта проблема была решена. Во всяком случае, здесь на ранчо Марго Инна гоняла на «джипе» куда быстрее, чем всадники на самых быстрых арабских скакунах. Вскоре многие дамы и даже мужчины тоже понакупили «джипов», так что обещание Тэда устроить автомобильные пробки было уже недалеко от исполнения.
А сегодня Инна собиралась в дальнюю дорогу, чтобы решить и остальные свои проблемы.
Поэтому Тэд с утра был так осторожен и внимателен с ней. Он знал, жене придется лететь на самолете. И сама мысль об этом уже неделю не давала ей покоя.
Но, кажется, в панику она не впала. Все обойдется.
Конечно же, Тэд не стал сегодня гнать лошадей с Сухого лога. Он собирался проводить Инну. Ему вдруг ужасно захотелось, чтобы она никуда не улетала. Тем более в эту далекую опасную Россию.
Вон он читает «Ранчер монитор», там же пишут: преступность, нестабильность и не найти «Корнфлекс».
— Слушай, а чем же они завтракают? — удивлялся Тэд.
— Они не всегда и обедают, — своеобразно утешала его Инна.
Тэд готов был напихать в ее чемодан пакетов и банок на полгода активной еды, но Инна, конечно, отказалась:
— Там все есть, успокойся.
— Но я читал, что они едят китайскую свинину — в ней же холестерина уйма и аминокислоты понижены. Это же яд!
А Инна уже притягивала к себе русские привычки, быт, язык, странности…
Нет, что ни говори, какой-то теплотой оттуда веет.
— Ты лучше не забудь построить вторую ванную, — в который раз напомнила она Тэду. — Теперь это уже не прихоть. Нам вчетвером не обойтись одной.
— Ты все-таки надеешься привезти его сюда?
— Не надеюсь — уверена.
— Иисусе, Инна, ты же не видела его столько лет! Вдруг он не захочет? Ты же его совсем не знаешь.
— Дурак ты, Тэд, и шутки твои дурацкие — он мой сын!
— Ну дай Бог, дай Бог…
— Так не забудь про ванную.
— Завтра же позову Кила. А комнату им покрасить?
— Конечно. И покрасить, и побелить, и полы перестелить. Ты тут без меня не заскучаешь.
— Заскучаю, — сказал Тэд. — Все равно.
— Значит, больше будешь любить.
Она включила зажигание. Подставила Тэду щеку.
— Когда вернешься? — в который раз безнадежно спросил он, целуя ее.
— Вернусь, — в который раз неопределенно ответила она.
У Тэда защемило сердце. Ему вдруг так захотелось удержать ее, не отпускать. Это было какое-то сильное чувство, переросшее в убеждение.
Но Инна тронула «джип», и тот запрыгал по ухабам, выбивая колесами тучи красной пыли.
Только когда проселок закончился, Инна оглянулась. Ранчо Марго уже превратилось в еле заметную точку на горизонте.
У нее тоже почему-то защемило сердце. Она пожалела, что так поспешно и холодно простилась с Тэдом. Но, с другой стороны, не превращать же расставание в мелодраму. Она и раньше уезжала, и надолго. Терпеть не могла всех этих надрывных прощаний. В ее жизни их было предостаточно.
«Надо будет купить Тэду в России лисью ушанку, — подумала она. — Хотя зачем ему ушанка в Калифорнии? Лучше куплю ему матрешку. Такую огромную, красивую, со множеством сестричек внутри. Хотя такую матрешку можно купить и в Далласе. Нет, надо привезти что-то такое, чего в Америке нет и быть не может».
Она отвлекала себя мыслями о сувенире, все отчетливее понимая, что Америку удивить невозможно. А вот Россию — еще получается.
Впрочем, сама Россия может удивить. Только ее никуда не увезешь…
  
Глава 2
 
Галеот
 
— Эй, ухнем! Музыка народная, слова — мои, — говорил Леша, приподнимая диван с одного края.
— Уйди, Надежда, не девичье это дело, — кряхтел дед, держась вместе с Надей за другой край.
 
— Ничего, Николай Павлович, — отвечала Надя, отлично понимая, что толку от них никакого.
Тем временем Леша, ее сильный, ловкий Леша, один с легкостью отодвинув от стены правый край этого старого, громоздкого, скрипучего сооружения, зашел слева, быстро ласково отстранил и ее, и деда — и вот уже диван стоял чуть не посреди комнаты.
А там, где только что стоял диван, на полу… там было такое…
— Тут веником надо. Веником хорошенько! — бодро скомандовал Николай Павлович.
— Зачем же веником, дед? — начиная раздражаться, сказал Леша. — Всю квартиру пылесосом убирали, а тут — веником.
— Да это разве пылесос? Это ж не пылесос, а одно недоразумение! Пластмасса буржуазная! Гарантия у них — ноль! Плюнь — развалится…
В толстом и рыхлом, как звериная шкура, слое пыли, среди шариковых ручек, спичечных коробков, чайных ложек, иссохших яблочных огрызков и обрывков бумаги Надя заметила темный прямоугольник, чуть покрытый пылью, как полузатонувший корабль. Аккуратно, двумя пальчиками, она вытянула общую тетрадь в зеленом переплете.
— Они? — недоуменно улыбнувшись, приподнял брови Леша.
— Они, они! — подхватил дед, все сокрушаясь о своем. — Именно они, Алексей! Ка-пи-та-листы! Делать ничего не умеют, одна сплошная реклама…
А Надя только радостно кивнула Леше в ответ. Быстрым движением стерла с тетради пыль, положила ее на стол, на видное место, и включила пылесос…
В тетради были они.
Конспекты по матанализу. Они (конспекты) были их (Леши и Нади) Галеотом.
Кто такой Галеот, Надя не знала, но хорошо помнила фразу «И книга стала нашим Галеотом, никто из нас не дочитал листа» из «Божественной комедии» Данте, которая стояла вот тут, на полке, и которую Надя некогда взяла у Леши и упорно дочитала до конца. Потому что ей очень хотелось быть образованной и умной, быть и в этом чуть ближе к Леше.
А Леша был всегда так далеко, так высоко, так недостижимо…
Когда Надя поступила в МАИ, Леша учился уже на втором курсе.
Леша был легендарной личностью. Рассказывали, что, когда он сдавал вступительные, экзаменатор, получив безупречно правильный ответ по билету, задал ему дополнительный вопрос:
— Дайте определение электрического заряда.
— Я знаю. Знаю, но забыл, — помолчав секунду, ответил Леша.
— Видите, — улыбнулся экзаменатор, обращаясь к присутствовавшим, — единственный человек в мире знает определение электрического заряда, и тот забыл.
Под всеобщий хохот экзаменатор поставил Леше его пятерку.
«Ты чего, не поня-яла? Ну ты да-аешь! — по-московски растягивая гласные, хлопала ресницами Иришка, рассказав Наде эту историю и не дождавшись от нее смеха. — Надежда, ты врубись, определения электрического заряда вообще нет. Ты где учишься?»
Надя училась на факультете системы управления на втором потоке в четвертой группе на первом курсе. Иришка училась вместе с Надей. Но в отличие от нее знала, что определения электрического заряда не существует, вероятно, только потому, что Лешу все называли «Единственный в мире человек…». И училась в МАИ Иришка только потому, что у ее папы было много друзей. У нее были длинные ноги, дорогие модные «платформы» на этих ногах, короткая кожаная юбка, этих ног не скрывающая, много разной другой кожаной и шелковой одежды, фарфоровое личико, подрисованное по последней моде и, будто из журнала мод, улыбающееся тонкими багряными губами роковой женщины. Иришка была высокой, стройной, большегрудой крашеной блондинкой. Она курила «More» и обворожительно называла всех юношей и девушек «котик». И все с ней здоровались, и все парни подсаживались поближе — поболтать, дать прикурить, пригласить куда-нибудь. Девушки же сидели рядом с Иришкой, надеясь, что и им перепадет часть юношеского внимания.
 
У Нади все было наоборот. Волосы темные, рост небольшой. Она была худа и бледнокожа. Маленький востроносый кареглазый очкарик с беспомощно-милой улыбкой. В школе одноклассники прозвали ее мышью. Причем часто называли ласково, по-доброму: «мышка». Она всегда давала списать, исповеди о несчастной любви могла слушать часами, сопереживая внимательно и неотступно. «Ты свой человек, мышка», — благодарно сказал ей мальчик, в которого она была влюблена (тоже, между прочим, Леша), после того как часа два плакался в жилетку, что страдает по ее подруге.