Равенклифф (ЛП)
— Я одета как феникс, — ответила я репортёру громким разборчивым голосом, который долетел до толпы. — Это птица, которая восстала из огненного праха, чтобы возродиться. Я облачилась в этот образ в память о девушках, которые в прошлом году погибли в огне фабрики "Трайангл"… и в честь всех работающих девушек в этом городе, которые рискуют своими жизнями ради средств к существованию.
Громкие аплодисменты поприветствовали мои слова, и десятки магниевых вспышек вспыхнули вокруг меня. Дым от вспышек наполнил воздух. Против света вырисовался силуэт, толпа стала сгустком теней, как будто "сумерки" восстали, чтобы бросить вызов моему провозглашению. Я развернулась и поднялась по ступенькам особняка Монморанси, меньше всего ощущая себя фениксом, а больше как недавно вылупившийся птенец, съёжившийся в тени крыльев ястреба. Зрелище, что предстало передо мной за передней дверью, ничем не успокоило мои бренчавшие нервы.
Особняк Монморанси, импозантный во все времена, был обновлён, чтобы походить на Версаль во времена Людовика XVI. Вестибюль был переделан в английский парк с тенистыми беседками и фонтанами, и освещён плавающими лампами, и благоухал тысячами роз и орхидей. Лакеи в позолоченных ливреях и напудренных париках плавно двигались по отполированному полу с золотыми подносами с игристым шампанским и изысканными пирожными. Мои глаза всё ещё слепило от магниевых вспышек, и я как в тумане стала бродить по фальшивой оранжерее, направившись к бальному залу.
Девушки в своих широких пенистых юбках совершали пируэты, подобно стайкам тропических птичек, описывающим круги по мраморному небу; мужчины в тёмных бархатных костюмах и чёрных фраках могли быть их тёмными тенями. Я распознала Джорджиану в центре взаимосвязанных кругов в блестящем голубом платье, павлиньи перья трепетали в её прическе, пока она самодовольно красовалась в своей стае. Там были Альфреда Дрисколл и Уоллис Резерфорд — и даже скромные близняшки Йегер, Беатриса и Долорес, с сознанием долга следовали шагам вальса. Я подозревала, что некоторые девушки, которых я не узнала, были из развивающегося класса — новые птенцы. Казалось, они знали шаги вальса также хорошо, как и все остальные. Как я вообще могла подумать, что смогу войти в Блитвуд после всего, что со мной случилось? Мне хотелось развернуться и убежать прочь, но знакомый голос остановил меня.
— Ава! Какое великолепное платье! Это Пуаре9?
Я развернулась и обнаружила Хелен, свою соседку по комнате в Блитвуде, стоявшую в бледно-голубом одеянии, которое превращало её голубые глаза в лазурь, а светлые волосы в золото. В отличие от утрированных нарядов, которые были на Альфреде и Уоллис, это платье было простым и элегантным.
— Я должна была знать, что стиль времён Людовика XVI пойдёт тебе, — сказала я, обвив рукой тонкую талию Хелен и обняв её.
Под слоями кружева и шёлка она ощущалась ещё тоньше, чем была весной — и более хрупкой — но она обняла меня в ответ с той же силой и неукротимостью, что я помнила.
— Но как ты смогла облачиться в нечто такое прелестное?
— Ох, — ответила Хелен, закружив юбками, — я переговорила с Кэролайн Джейнвэй и она внесла несколько изменений. Ты бы видела красновато-коричневое уродство, что выбрала для меня Джорджиана. Красно-коричневое! С моим-то цветом! Это была умышленная попытка сорвать мои шансы на привлечение подходящего супруга.
— Твоя мама всё ещё настроена выдать тебя замуж? — спросила я.
— Это её "идея фикс", особенно со времени как папочка…
Она не смогла закончить свою фразу. Ей и не требовалось это. Я знала, что когда отец Хелен погиб на "Титанике", он оставил свои финансовые дела в руинах. Агнес и её друг-юрист Сэмюэл Гринфедер обрисовали план, согласно которому Хелен с её мамой смогли бы продолжить жить бережливо, но судя по качеству кружева на платье Хелен и драгоценностям в её волосах, не похоже, что они ему последовали.
— Мама видит богатого мужа как способ выхода из наших финансовых затруднений, но ты бы видела древних экземпляров, которых она предлагает, — Хелен щелчком открыла шёлковый веер и закатила глаза. — Они рыскают по дому, как содержатели похоронного бюро в ожидании, когда кто-то умрёт. Я бы лучше умерла, чем вышла замуж за одного из них. Или вышла за банковского служащего, такого, как мистер Эпплби у Дейзи.
— Дейзи писала тебе? — спросила я.
Я всё лето ничего не слышала от нашей третьей соседки по комнате.
Хелен пожала плечами.
— Только некий бред об участии в кампании по предоставлению женщинам права голоса в Канзасе. Видишь, Дейзи прекрасно обойдётся без денег, но не я. Бедность просто-напросто не подходит мне.
Я рассмеялась.
— Не думаю, что она кому-то к лицу, Хелен. Тебе бы посмотреть арендуемые квартиры, в которых я бываю, и выборы, на которые жизнь толкает девушек.
Я подумала о Рут, встречавшейся с загадочным незнакомцем под входом в Стиплчейз-парк. Думала ли она, что он подарит ей лучшую жизнь?
— Что, кстати, напомнило мне… есть проект, в котором мне бы хотелось получить твою помощь.
Я начала рассказывать ей, что пропала Рут Блюм, но вскоре я заметила, что она не слушала меня. Её взгляд был прикован к стеклянным дверям, ведущим в сад, где высокий мужчина в цилиндре, развязно прислонился к искусственной увитой розами беседке.
— Да, да, — отвлечённо произнесла Хелен, — я уверена, это достаточная причина. Запиши на мой счёт несколько долларов.
— Серьёзно, Хелен! — я топнула ногой. — Ты теперь за всем гоняешься, что носит брюки?
Но когда я увидела, кем был этот молодой человек, я покончила со своим выговором.
— Натан! — выкрикнула Хелен, а затем прикрыла рот веером, смутившись, что могла быть поймана кричавшей парню, как будто мы были на хоккейном поле в Блитвуде, вместо бального зала.
Но было слишком поздно. Натан Бекуит повернулся и начал внимательно осматривать толпу, чтобы понять, кто выкрикнул его имя. Я узнала бы этот оценивающий взгляд серых глаз где угодно, но всё остальное в нём было довольно-таки изменившимся.
Он вырос как минимум на пол фута, и его бледные серебристые волосы, которые всегда падали ему на глаза, были гладко убраны назад. Линии его лица стали решительными от неподвижной холодности, какую я никогда раньше у него не видела — результат, как я предположила, проведённых нескольких последних месяцев в психиатрических лечебницах и больницах в поисках исцеления безумия его сестры Луизы, после того как мы вывели её из Волшебной страны. От вида его лица, я готова была поспорить, что он не нашёл никакого лечения. Заводи темноты залегли под его глазами и слишком острыми скулами, как будто он нёс с собой багаж из сумрака.
Но затем он заметил нас, и его улыбка прогнала тени с его лица.
— Посмотри, как он счастлив тебя видеть! — сказала я Хелен, поскольку знала, что она чувствовала к Натану.
Однако когда он пересёк комнату, я увидела, что его глаза были прикованы ко мне, а взгляд был такой, что заставил моё сердце колотиться о грудную клетку, и понуждал либо вылететь из комнаты, либо броситься к нему. Мои лопатки зудели под корсетом, мои оперившиеся крылья натянулись под металлическими жилами. Движение под моими лопатками заставило затрепетать мои проволочные крылья.
Их движение в свете должно быть привлекло внимание Натана. Его взгляд переместился с моего лица чуть выше моей головы, и его светлые серые глаза вспыхнули серебром. Неужели крылья напомнили ему, как он застал нас с Рэйвеном целующимися? Когда он вновь опустил взгляд на моё лицо, тени востребовали его обратно. Он остановился в нескольких футах от нас, снял свой цилиндр и низко поклонился перед нами.
— Ты научился хорошему поведению на континенте, — сделала колкое замечание Хелен.
— Я выучил больше, чем это, — произнёс Натан, когда поднял голову.
Вблизи я рассмотрела, что его красивые светлые волосы на самом деле теперь были поседевшими, как будто он состарился на десятилетие за месяцы с тех пор, как я видела его в последний раз.