Растворяясь в ярком свете
– По временам я тоже бываю мрачным и угрюмым.
Понятия не имею, говорит ли он серьезно или шутит. Оказывается, я не в состоянии понимать его с полуслова, как изначально счи-тала.
На некоторое время воцаряется тишина. Я вдруг понимаю, что он не до конца ответил на мой вопрос. Желая удовлетворить свое любопытство, я предпринимаю новую попытку и спрашиваю:
– Так зачем ты снимаешь Кертиса?
Бен удивленно смотрит на меня. Должно быть, дело в том, что это первый вопрос, который я задала не по работе.
– Все студенты-первокурсники киношколы должны обязательно пройти класс режиссуры. Он уже стал легендой. Говорят, что именно после него отсеиваются те, кто не способен работать под давлением. Первое задание – снять пятиминутный фильм, используя только камеру телефона и базовую программу по редактированию. Нужно «рассказать захватывающую историю о летнем отдыхе». Свою я решил посвятить Кертису, готовящемуся к Мировому кубку по кайтбордингу.
– Это же…
– Да, это истинная правда.
Что ж, это куда больше похоже на истину, чем моя первоначальная теория. Хотя несколько фоток пресса не помешали бы.
– Поражаюсь, как спокойно он относится к съемке. А ему нужно будет… что-нибудь говорить?
– Да, я могу помочь ему раскрыться. Нужно только задать правильные вопросы.
Я раскладываю регистрационные листы по отдельным папкам, гадая, отчего это Том не купит в хижину ноутбук.
– А это нетрудно?
– Правильные вопросы – это своего рода врата, но главное в том, что люди сами хотят пооткровенничать. Центр удовольствия у нас в мозге оживляется сильнее, когда мы говорим о самих себе, нежели чем на любую другую тему.
– Это настораживает, так как ведет к нарциссизму.
Бен лишь плечами пожимает.
– У каждого есть своя история, и в глубине души большинство людей хотят найти себе благодарного слушателя.
Еще один кусочек головоломки касательно Бена встает на место. Все эти разговоры, что он заводит с людьми на пляже, имеют куда более серьезную подоплеку, чем чрезмерная общительность. Он собирает истории, маленькие детали жизни, важные для других, потому что иначе просто не может.
– И что это за волшебные вопросы такие? – спрашиваю я.
Он загадочно сверкает глазами.
– Если я сейчас расскажу, то уже не смогу задать их тебе позднее.
У меня внутри все сжимается. Я вовсе не собираюсь становиться следующим подопытным кроликом Бена.
– Что ж, желаю удачи, – легкомысленным тоном заявляю я.
Вот почему лучше не привлекать к себе внимания.
Глава 7
РанееФлуоресцентное освещение «Таргета» [3] медленно высасывает из меня душу, пока я иду по проходу вместе с Ниной. На прошлой неделе она узнала, что ее тоже приняли в Университет Колорадо. Следовательно, наша мечта о совместном проживании наконец-то воплотится в реальность.
Если, конечно, не подеремся, решая, какая кровать кому достанется.
– Я думала, мы с тобой не из тех, кто будет ссориться из-за комнаты, – говорю я, когда Нина останавливается перед витриной товаров для дома, которой отлично подходит описание «розовый сад под мухой».
– Я тоже так думала, – соглашается Нина. Упругие кудри пружинят по обеим сторонам ее лица в форме сердечка. Никому и невдомек, что за миловидной внешностью скрывается изощренное чувство юмора. – Пока не увидела, какое тут все симпатичное. Как насчет морской темы? – Она указывает на синее одеяло с якорями. – Можем взять те красные подушки.
– Зачем нам изображать, будто мы на борту судна?
Я пытаюсь бодриться, но очередной сеанс у доктора Голда, который только что закончился, оставил щемящее чувство. Он все бубнил и бубнил о правилах прохождения теста на определение БиГи. Кто-то дал себе труд тщательно продумать каждый шаг в этом сложном танце. Во-первых, по закону вам должно быть не менее восемнадцати лет, так что, получи мы это письмо годом ранее, о подобной процедуре и речи бы не шло. Также я узнала, что от момента забора образца крови до сообщения результата должно пройти целых три недели. Как будто мы и без того мало ждали! Кстати, результат этот будет запечатан в конверт, который доктор Голд собственноручно вскроет, как в дрянной версии какого-нибудь телешоу, где присуждают награды.
В конце сеанса я задала ему очевидный вопрос.
– К чему так много правил? Мне кажется, это перебор.
От выражения лица доктора Голда у меня тут же вспотели ладони.
– Когда это тестирование только ввели в медицинскую практику, пугающее количество людей, узнав, что они ген-положительные, вскоре совершили самоубийства. Временны́е рамки были разработаны специально, чтобы предотвратить подобное.
Если мне еще требовалось подтверждение того, насколько ужасна болезнь, с которой мы с сестрой столкнулись, то я его только что получила. Люди предпочитали убить себя, чем продолжать с нею жить.
– А как тебе вот эти? – Нина указывает на комплект покрывал с ананасами и психоделическими неоновыми цветочками. – Декорируем комнату в тропическом стиле.
Я моргаю в замешательстве.
– Тебе не кажется, что это чересчур… ярко?
Она крепко сжимает губы, но даже это не помогает сдержать улыбку.
– Эбби, да оно же страшное, как смертный грех. Я просто прикалываюсь над тобой.
Я смеюсь от облегчения.
Нина решительно двигается вперед, толкая перед собой тележку.
– Итак, оставляем морскую тему?
– Не смешно.
Завернув за угол, мы оказываемся в соседнем ряду, где представлены постельные принадлежности более сдержанных тонов. Тут загорается экран Нининого телефона, и, прочтя то, что ей написали, она меняется в лице.
– Что такое?
– Ничего. – Будничным жестом она наматывает на палец прядь волос.
Несколько минут спустя я замечаю, что она снова пялится в экран, хмуря брови.
– По-прежнему ничего?
Она краснеет так отчаянно, что начинает походить цветом лица на те яркие подушки.
– Ладно, признаюсь. После того, как ты рассказала мне обо всем, что с тобой творится, я почитала пару статей о болезни Гентингтона. – Нина была единственным человеком, кому я поведала об отцовском письме. – Я просто хотела получше разобраться в вопросе.
Я киваю, тронутая ее словами, но и испытывая чувство вины, поскольку сама до сих пор не удосужилась изучить этот вопрос.
– В общем, я подписалась на получение уведомлений о новых публикациях на сайте HDBuzz, и мне только что прислали вот это.
Она поднимает телефон и показывает статью о разработке какого-то препарата, способного бороться с симптомами моей болезни.
– Ты что-нибудь слышала об этом? – Она обрывает себя. – Ну, то есть я хочу сказать, конечно, слышала. Просто мне это показалось… внушающим оптимизм.
Хотя пока от болезни Гентингтона лекарства нет, доктор Голд сообщил нам о некоторых медикаментах, призванных облегчать протекание симптомов. Тот, о котором говорит Нина, занимает одно из последних мест в очереди на тестирование.
– Да, это стоящая штука. Действительно подавляет симптомы у лабораторных мышей, а сейчас проходит испытания на людях, страдающих от этой болезни.
– Я и понятия не имела, что наука сделала такой большой шаг вперед. Здорово! – Она улыбается, глядя на меня широко раскрытыми глазами.
– Да, возможно, – соглашаюсь я, умалчивая об остальном. Разработчикам потребуется очень много времени, прежде чем они поймут, подходит ли это лекарство людям, как долго его можно применять и каковы возможные последствия.
– Я хочу сказать, тебе этот препарат вообще не понадобится, – быстро добавляет Нина, – потому что ты окажешься ген-отрицательной.
Она как попугай повторяет то, что узнала от меня. Если я настроена позитивно, то и она тоже.
– Хорошо, – говорю я слегка дрожащим голосом. Не могу представить себя ген-положительной. Правда, не могу. Однако после последнего сеанса с доктором Голдом что-то во мне изменилось. Похоже, я начинаю понимать, чего лишусь, если удача окажется не на моей стороне.