Непозволительные удовольствия (СИ)
― Лапуля… Надеюсь, ты понимаешь, что я не ищу серьёзных отношений, ― Брэндон с особой настороженностью, не поворачиваясь ко мне, излучал непонятное мне волнение, отдающееся в моей груди мерзкими гулкими ударами. В ушах словно лопнули перепонки.
― Да…
Блондин скользнул на выход, а я так и осталась сидеть на полу.
Колени вздрогнули от моих же холодных неожиданных прикосновений рук. Трясущимися ладонями я дотронулась до своих бёдер, украшенных синими отпечатками его пальцев, до налитой болью и свежими прикосновениями его губ груди, едва коснулась своей промежности, почувствовав, как мышцы ноюще сократились, и в конце концов обхватила свои плечи и опустилась корпусом на ледяной пол раздевалки. В груди всё заклокотало, и я с болью и хрипом вскрикнула, выпуская из глаз едкие слёзы. Мне не было бы так больно, если бы не было так хорошо…
За последние годы я не смогла узнать в своей душе такого широкого диапазона чувств как за сегодняшний день. Мне казалось, что живу правильно ― откладываю все личные переживания на потом, а время заботливо их хоронит на задворках воспоминаний; стремлюсь изо всех чёртовых сил стать лучше ради Молли и готова согласиться на любую работу, только бы у моего мышонка был шанс на образование и достойное жилье, вопреки событиям нашей жизни, набирающим обороты в своей изощрённости. Закрываю глаза и готова работать с танцорами пошлого низкого жанра. Закрываю глаза и позволяю себе видеть небесные глаза, отражающие все оттенки лукавства, распутства и непонятную мне немую тоску, незаметно для всех проскальзывающую в его взгляде во время наших репетиций.
Мне было некого винить в том, на что я пошла добровольно, даже саму себя. Чистая боль сжигала солнечное сплетение, и я просто знала, что полюбила Брэндона. Это так некстати, что все жизненные проблемы, которыми я жила, словно ушли на второй план: ни одна из них не заставляла меня страдать до искренних слёз отчаяния, до искусанных солёных от крови губ и пронзительной рези в груди. До чувства безысходности настолько осознанно. Мне не составило труда признаться себе в том, что я знала с самой первой секунды, чем закончится столкновение в раздевалке, а потому слабо понимала причины слёз, отдававших во рту горечью. Мне было жаль, но по-другому я не смогла бы.
Перед его напором и желанием обратить на себя внимание хотя бы сексом я не могла устоять. Наверное, мне не хватало в жизни простой человеческой ласки: мужской ― со времён расставания с Чарльзом в старшей школе, родительской ― с того самого дня, как я повзрослела не по годам. Хотя, по поступкам, может, и не скажешь. Студия ― во владении приставов, у нас нет жилья, а у меня ― стабильной работы. Молли живёт в чужой семье в ожидании, когда её сестра, наконец, поднимется с колен, а я сижу на этих самых коленях в стенах хореографического зала и горько плачу над своим разбитым сердцем.
***Четвертая наша суббота была не выходная. На сегодня был намечен прогон на сцене, до конкурса оставалось две недели, и я кусала до крови свои иссохшиеся губы, вдыхая сырой кулисный запах. В нём скрывались затхлые приторные нотки выгоревшей пыли в свете софитов. Тела моих тренированных красавцев обтягивали сексуальные сценические костюмы, прекрасно подчеркивавшие массивные мышцы и эстетично привлекательные рельефы. Карлос расслабленно располагался на выступе в закулисье, разделяя его с Джозефом. Кристиан волнительно прохаживался из стороны в сторону, обхватив себя руками. Я наблюдала за всеми в равной степени внимательно, с грустным интересом выявляя особенности проявления характера каждого подопечного.
Если речь заходит о характере, то каждый чёртов раз мне видится, как мы вшестером сидим на бочке с порохом, и с ужасом, проходящимся по спине холодными неприятными мурашками, ожидаю как хамоватый блондин с грациозностью кошки “чиркнет спичкой”, а Джастин, даже не дожидаясь цепной реакции, самостоятельно “сдетонирует”. Иногда Брэндон не утруждается предоставить повод для своего взрывного капитана, тогда Джастин прекрасно справляется сам и находит его без помощи посторонних. Я даже не знаю, кто из них хуже, но они оба осложняли мне жизнь.
― Что за пиявка искусала твою шею? ― Брюнет с горящими глазами недовольно нагнулся к лицу блондина, грубо развернув его за подбородок, и продемонстрировал всей команде посиневшие засосы. Эти страстные отметины были, конечно же, не мои, и я тихо терпела мерзкий укол в сердце. Он может отлюбливать любую, с кем захочет провести ночь, ведь Брэндон не принадлежит мне. Но я признаюсь честно, что хотела бы оказываться под его горячим напором в любую секунду, когда бы он хотел переспать с девушкой.
― Да так… Одна роскошная потаскушка с большущими сиськами!.. Всю ночь развлекался, ― Брэндон испепелял меня жестоким взглядом глаза в глаза, но я не отворачивалась. Всё моё тело кричало от душевной боли, наверняка это читалось и на лице. Трое участников команды поспешили отойти в сторону от разражающихся разборок, показывая, что не желают выслушивать подробности сексуального опыта блондина.
Что ж, я не думала, что он так жестоко поступает со своими "потаскушками" и готова была бы пожертвовать многим, чтобы не слышать этот наигранный спектакль, адресованный в мой адрес. Прежде блондин никогда не казался мне таким злым и безжалостным, даже когда становился зачинщиком ссор в танцевальной команде. Я была бы готова оправдать многое за его тяжелый ребяческий характер, но даже это для него было через чур. Предвкушение от демонстрации ещё сыроватого, но впечатляющего энергетикой номера, омрачилось его поступком. Брэндон был частью слаженного живого механизма и вместе с этим частью моего сердца, изнывавшего от его нахлынувших ожесточённых грубостей.
Теперь, как только он раскрывал свой рот, который я с любовью и страстью целовала в раздевалке нашей студии несколько дней назад, из него извергалось словно полчище иголок, впивающихся в мое лицо и конечности. Мне щипало нос от надвигающихся слёз, и я с трудом переносила боль от его легких, невзначай брошенных, но нещадно достигающих своей цели язвительных шпилек.
― Ты развлекался всю ночь? Мы умираем от изнурения, а ты позволяешь себе резвиться по ночам? Грёбаный засранец, может, хоть хоеограф придумает тебе наказание, ― Джастин и впрямь завёлся злобой, зажал Брэндона в тиски, как будто не мог привыкнуть к каждодневным выходкам своего напарника, выжидающе поглядывая в мою сторону. Меня и саму начинали подбешивать непрекращающиеся агрессивные выяснения отношений.
― Да! Накажи меня, лапуля! Заставь ночевать в студии, чтобы я там жил и круглосуточно тренировался! ― Он расстреливал меня холодными вспышками злости, горящими в его голубых глазах и едко растягивал уголки губ в самодовольстве. Догадался… Но я знала, издёвки и отсылки к совместно проведённому времени и обнаруженным уликам проживания в студии вряд ли выйдут на всеобщее обозрение, ведь Брэндону так было приятно изводить меня на только нам двоим понятную душевную боль в моём взгляде. Но чего от него ждать? Шантаж?
― Я бы наказала, только всю команду, чтобы вы двое понимали ответственность за свои ядовитые разборки. Но предлагаю все эмоции оттанцевать на зрителя. Выйдите пожалуйста с осознанием того, что перед вами живая публика — уже через три номера, так что я пойду в зал. Нужно посмотреть со стороны на недочёты, ― я тяжело вздохнула и обессиленно развернулась в сторону выхода из закулисья, оставляя позади неразрешённый конфликт.
Больше не представлялось возможным терпеть издевательское внимание Брэндона, и, как я уже сказала, нужно было оценить проделанную работу. Надеюсь, им хватит ума не поубивать друг друга за пять минут до выхода. Я торопливо вышла в коридор, соединяющий сцену с гримерками и зрительским залом и зашла внутрь, заняв одно из множества свободных мест на третьем ряду, наконец соединив в замок дрожащие руки.
Алые бархатные кресла, массивные навесы над сценой и богатые кулисы. В средних рядах установлена музыкальная аппаратура, за которой расположился звукорежиссёр. Раздалась громкая хип-хоп музыка так, что от басов завибрировали внутренности, и я с интересом заметила, что такой враждебный пробирающий бит будет тяжело перетанцевать кому бы то ни было, будь это сам…