Альфа и Омега. Книга 2 (СИ)
— Я тоже слышала разные байки на эту тему, — кивнула Ория, все еще с беспокойством посматривая на Медвежонка, который словно бы дремал в наших с Йоном объятиях, совершенно выдохшись после своего внезапного откровения. — Что высшие чины Церкви часто усыновляют уже сформировавшихся альф, чтобы избежать риска с собственными детьми. Что, мол, они даже «выкупали» подходящих им подростков у их родителей, чтобы обеспечить продолжение собственного рода. Естественно, потом объявлялось, что все это время ребенок рос с матерью где-нибудь в деревне, а вот теперь готов пойти по стопам своего отца.
— Мой отец принципиальный, — тихо произнес омега, не открывая глаз и водя указательным пальцем по моему предплечью с меткой, рассылая искры мурашек по всему моему телу. — Когда я был младше, он любил рассказывать о том, как сделал себя сам и как всего добился только усердием и силой воли. Он был убежден, что никогда ни в чем не ошибался. И то, что я… то, что у меня не было близнеца при рождении, еще сильнее укрепило его в этой мысли. Он любил говорить, что я особенный. Что у меня будет великая судьба и что я добьюсь всего, чего только ни пожелаю. Показывал мне звездную карту, составленную в ночь моего рождения, и утверждал, что такого положения планет не было многие тысячи лет.
Его голос звучал тихо и размеренно, словно он в самом деле говорил во сне, но я ясно ощущала напряжение и подавляемую дрожь в его маленьком худеньком теле. Интересно, сейчас Медвежонок тоже представлял, что его здесь нет и что эта история совсем его не касается? Мне было трудно сдержать в себе желание увести его отсюда, спрятать подальше от всех этих удивленных и в то же время любопытных глаз, что были устремлены на него сейчас. Я понимала, что все здесь присутствующие желают ему добра и сочувствуют, но в то же время не могла избавиться от склизкого ощущения, что не пройдет и пары часов, как эту историю будут во всех подробностях смаковать на кухне. Дом жил слухами и сплетнями, от этого было никуда не деться, и каждый, кто здесь рисковал заговорить вслух, должен был понимать, что любое сказанное им слово позже прозвучит исковерканным и переиначенным из десятка других ртов.
— Мне это кое-что напоминает, — вдруг оживилась Агата. — Лет пятнадцать назад ходили слухи о так называемом золотом ребенке. В ночь его рождения был парад планет, а наутро в небе над Восточным городом видели… своего рода сияние что ли. Тогда в среде церковников ходили упорные слухи, что мы на пороге новой эры и что этот ребенок был послан самим Великим Зверем, чтобы даровать нам милость и спасение. Его отец тогда здорово на этом поднялся и даже получил сан кардинала. Говорят, у него был сильный соперник в борьбе за этот титул, но благодаря своему сыну он сумел одержать над ним верх.
— Кардинал Боро? — переспросила я, быстро выстроив необходимую логическую цепочку у себя в голове. — Ты говоришь о кардинале Боро?
— Да, — поджала губы она, всем своим видом выказывая полнейшее неодобрение. — Я говорю об этом заносчивом ублюдке в рясе. Он отказал моей семье в помощи, когда та в этом остро нуждалась, и именно из-за него мой отец похоронил себя на дне бутылки, мама слегла от горя, а я оказалась здесь.
— А что стало с тем ребенком? — нетерпеливо перебил ее Йон. — С золотым ребенком, который должен был чего-то там нам всем даровать?
— Я слышала, он умер, не достигнув расцвета, — пожала плечами Агата. — То ли аневризма лопнула, то с лестницы неудачно упал. Удивительно только, что после этого его папашу не погнали поганой метлой из совета Иерарха. Мол, где обещанное чудо и спасение? Нет его? Вот и катись нахрен. — Омега скривилась, отчего ее красивое, тонко очерченное лицо на пару секунд превратилось в гротескную маску из немого театра.
— Умер? — повторили мы с альфой почти хором, а потом одновременно посмотрели на понурившегося парнишку между нами.
— Так говорили, — подтвердила та. — Постойте, вы же не хотите сказать, что… Медвежонок? Что за ерунда?
Я подцепила мягкий подбородок омеги и заставила его поднять лицо, чтобы посмотреть прямо в глаза.
— Малыш, кем был твой отец?
— Он очень хотел, чтобы я умер. Он так меня ненавидел за то, что я… не получился. Что я слишком похож на мать. — В больших голубых глазах плескалась густая тягучая боль и старое, залежалое непонимание. Непонимание ребенком того, как он может быть недостаточно хорош для того, чтобы его родители любили его таким, какой он есть.
Поппи приглушенно вскрикнула, и, обернувшись, мы увидели, что она огромными вытаращенными глазами смотрит в экран собственного смартфона.
— Не может быть! — побелевшими губами прошептала она. — Великий Хрен мне в задницу, да быть такого не может!
Она передала телефон требовательно протянувшей руку Ории, а потом он дошел и до нас. На экране была фотография десятилетней давности, где относительно молодой кардинал Боро в своей бело-золотой рясе держал на руках мальчишку лет пяти-шести. И хотя обычно дети довольно сильно меняются, когда взрослеют, я бы ни с чем не спутала эти растрепанные светлые локоны, большие глаза и пухленькие губки.
— Кардинал Боро и его сын Дани посетили повторное освящение Церкви Святой Изабеллы, — прочитал Йон подпись под фото. — Дани?
— Я не люблю это имя, — тихо проговорил Медвежонок, пряча лицо у меня на груди. — От него пахнет темнотой и холодом. Не хочу, чтобы снова было холодно и темно.
— Мамочки, что творится-то, — пробормотала Поппи, прижимая ладонь ко рту.
— Йон? — растерянно пробормотала я, глядя на своего альфу.
Он только нахмурился и коротко мотнул головой, словно не зная пока, что мне ответить. А потом крепко обнял нас обоих, и я почувствовала, как золотой ребенок по имени Дани Боро приглушенно и влажно хлюпает носом мне в рубашку.
Глава 8. План отхода
Раздавленное грудой серо-лиловых туч, закатное солнце истекало червонным золотом, отражаясь в тысячах невысохших капель, рассыпанных по листьям, подоконникам и лобовым стеклам машин. Пахло грозой и тревогой, и я не могла избавиться от странного ощущения, что проснулась совсем не в том мире, в котором легла спать накануне.
Дани Боро, он же Медвежонок, он же единственный сын и наследник кардинала Боро, самого могущественного представителя Церкви в Восточном городе, сидел на краю кровати, зажав ладони между коленями и опустив взъерошенную светловолосую голову. Я пыталась убедить себя, что между нами ничего ровным счетом не изменилось, что он все тот же, но какие-то клеммы внутри меня отказывались замыкаться и пускать ток по знакомой цепи. Я всегда подозревала, что он что-то скрывает, но отчего-то эта мысль не успокаивала, а, наоборот, грызла лишь сильнее. Мне стоило узнать об этом раньше. Хотя бы для того, чтобы иметь представление о том, дыру каких размеров он носит у себя в груди.
— Почему он не попытался снова? — негромко спросил Йон, стоявший на своем любимом месте около окна.
— Ты о чем, братишка?
— Твой отец. Почему он не попытался снова? Почему у них вообще был всего один ребенок? Разве Церковь не учит нас, что мы должны плодиться и размножаться, как кролики, во славу Великого Зверя и его наследия?
— Я… не знаю, — едва заметно качнул головой Медвежонок.
— Он вложил в него слишком много, — предположила я. — Слишком много надежд и чаяний, слишком много… самого себя. Он все поставил на карту и проиграл. Может быть, после такого пытаться снова было слишком… страшно?
— Мама говорила, я едва не умер при рождении, — тихо произнес омега, все еще изучая то ли свои колени, то ли пол перед собой. — Что был очень слабый и… Что это она была виновата. В ней не было столько силы, сколько в моем отце, и она не смогла… подарить ему здоровых и сильных детей.
— Ты ведь совсем не похож на него, — пробормотала я, вспомнив лицо из телевизора с глубоко посаженными темными глазами и крупным крючковатым носом. — Я бы в жизни не предположила, что вы родственники. Твоя мама, наверное, была… очень красивой.