Не повышай на меня голос, птичка (СИ)

Наконец переполненный мочевой пузырь вынуждает меня подняться в вертикальное положение и направиться на поиски туалета.
Только сейчас замечаю, что я одета в шелковую сорочку. Красивую и весьма провокационную. Ай. Плевать. В данный момент мне даже лень сбросить ее с себя, а если и сниму то что надеть взамен?
Сделав все свои личные дела, я решаю остаток дня проваляться в кровати с книжкой в руках. Марат так и не появился, поэтому мое настроение слегка улучшается. Если это можно назвать так.
Остановившись у полки с домашней библиотекой, пальцем веду по корешкам твердого переплета. И мой выбор падает на “Дракулу”. Очень символично. Но мне нужно хотя бы чтением отвлечь свой урчащий желудок.
Открываю форзац и делаю глубокий вдох. Мне нравится запах живых страниц. Никогда не понимала электронные книги.
Время теряет свой ход, пока усталые от чтения глаза не начинают слипаться и я засыпаю.
***
Резко включенный свет болезненно ударяет по глазам, которые я распахиваю в ту же секунду. От быстрой смены положения становится дурно. И мне требуется минута, чтобы прийти в себя.
А, проморгавшись, понимаю, что вижу его.
В дверях стоит Хаджиев. Злой. Даже отсюда можно уловить тяжелое дыхание мужчины и горящие яростью синя-черные айсберги. Кажется, что он вот-вот набросится на меня и придушит на месте. Только за что? Я ведь ничего не сделала…
Надоедливые мысли разбегаются в стороны, когда Марат начинает надвигаться на меня. Каждый его шаг заставляет сердце подпрыгивать к самому горлу.
Тяжело дыша, я прижимаю книгу к вздымающейся груди, будто она мне чем-то поможет.
Но внезапно Хаджиева останавливает громкий звон посуды.
Замирает у того самого подноса, который я оставила на полу. С минуту стоит нахмурив брови и качает головой, а потом спокойным движением берет его в руки и, подойдя к окну, распахивает раму и не задумываясь выкидывает вместе с содержимым.
— Я не буду терпеть такого отношения, Тата, — засовывает руки в карманы брюк. — Теперь, прежде чем захочешь поесть в моем доме, ты должна будешь просить об этом, — последние слова он произносит приглушенным металлическим тоном, не отрывая взгляда от окна.
— На коленях? — тихо усмехаюсь от озвученной угрозы.
Но в ответ мне достается тишина. Я устала.
— Ты просто отвратителен мне, Хаджиев, — каким-то равнодушным голосом бросаю ему в спину. — Я лучше предпочту сдохнуть, чем…
— Тимур жив.
Два слова одним ударом выбивают весь воздух из моих легких.
Удар наотмашь.
Задыхаюсь.
Сердце болезненно застывает и тут же разрывается на мельчайшие острые осколки.
Мамочки… как больно.
— Н-не верю… — дрожащий шёпот слетает с губ, а затем я срываюсь на крик. — Ты лжешь! — подрываюсь на колени, позабыв о слабости.
— Я никогда не вру, птичка. — Хаджиев поворачивается ко мне с непроницаемым выражением лица. — И тебе об этом известно.
  
Глава 12. Два дня
 
Я закрываю глаза. Меня трясет. Каждый нерв в моем теле натянут до предела. Пульс гулко стучит в висках, разгоняя по кипящим венам кровь с бешеной скоростью, пока я пытаюсь принять услышанное.
Но это невозможно… Зачем он так поступает со мной?
Тимка.
Все бы отдала, кожу бы с себя содрала, лишь бы слова Хаджиева оказались правдой. Но он лжет. Моего брата нет в живых уже пять лет.
А что если это правда? Зачем ему мне врать? И как… откуда?..
В голове вспыхивает темное зарево из прошлого…
Обдолбанная мать, которая продает своего маленького сына ублюдкам с кровожадными улыбками. Папа, стоящий на коленях с пистолетом у виска. Он умоляет не трогать нас с Тимкой. Но его мольбу заглушает громкий хлопок и мое розовое платье заливает багровая жидкость от выстрела в голову отца. В ушах снова стоит этот дикий крик боли. Глаза застелены густой пеленой слез. Я столько лет пыталась забыть об этом дне…
И вот я снова отправляюсь в бездну пережитых кошмаров.
И тумблер на отключение эмоций больше не сработает. Потому что, даже зная правду, теперь мне хочется верить в сладкую ложь. Изнуренный мозг поддается этой слабости.
 
Мне хочется поверить Хаджиеву.
Я долгое время пряталась за нескончаемыми проблемами, которые преследовали меня подобно грозовым тучам.
А в итоге… Не знаю, как у меня это получилось, но я просто позволила перегореть той боли и стать всего лишь кучкой пепла в моей голове.
Наверное, так было проще.
А потом… в моей жизни появилось чудовище.
Чудовище, ярость которого я пробудила своими же руками.
И сколько бы я не бежала от всего этого, исход все равно будет один…
Вздрагиваю, когда до моего лица дотрагиваются жесткие мужские пальцы и я тут же отвешиваю шлепок по его руке. Даже не заметила как он подошел ко мне вплотную.
— Откуда ты знаешь? — хватаю Хаджиева за лацканы пиджака. — Откуда ты вообще узнал о нем?
В моем голосе столько боли, отчаяния и искренней мольбы, но Марат игнорирует, хладнокровно хватает меня за запястья и откидывает их от себя.
— Мы поговорим, когда ты успокоишься.
Явно желая избежать женской истерики, он направляется на выход.
Черствый чурбак. Мерзавец!
Меня буквально наизнанку выворачивает от того, что я не получаю от него ответа.
Добра нет. Сплошное зло. И это самое зло сейчас повернулось ко мне спиной.
Схватив с тумбы торшер с прозрачным основанием, отправляю его вслед за ним, но промахиваюсь и тот с грохотом разбивается о стену.
— Мы поговорим сейчас! — сдерживаю слезы беспомощности и сжимаю дрожащие кулаки до боли от врезавшихся в ладони ногтей.
Откуда вообще во мне этот виток энергии? Я сейчас готова биться как львица за свой прайд.
Хаджиев останавливается, повернувшись в сторону остатков от светильника так, что мне виден его жесткий профиль. А затем он прикрывает глаза и потирает переносицу пальцами, прежде чем вновь сдвинуться с места. Вот только теперь Марат стремительно шагает в мою сторону.
Я не могу понять, что за игру ведет этот человек. Но даже толика светлой надежды на то, что мой брат жив дарит мне какую-то неземную силу подняться с кровавых колен и противостоять всем и каждому. И я встану. Обязательно встану. Я вытрясу из Хаджиева все что он знает. Заставлю его помочь мне, даже если придется играть по чужим правилам и стать подстилкой у ног. Хотя наверное сейчас я ей и являюсь. Но теперь у меня есть стимул куда дороже, чем обрести свободу. Жизнь Тимки.
Грубая хватка за шкирку и я уже в опасной близости горячих губ разъяренного чудовища. Что-то нервы у него как-то резко стали работать через раз.
— Не нарывайся, если не хочешь, чтобы я оторвал тебе голову раньше времени!
— Прошу… — закусываю губу. — Скажи где он, что с ним? Хоть что-нибудь…
— Твоя проблема в том, что ты не умеешь ждать, Тата.
— Господи, да что ты за человек такой! — бью его в широкие плечи кулаками, уже позабыв о предупреждении. — Неужели ты не видишь как мое сердце разрывается?! Просто позволь мне увидеть собственными глазами, что он жив! Ты можешь делать со мной что угодно, с моим телом, но прошу, не играй на больном прошлом.
— Ты права, я могу делать с тобой все что угодно, — с противным равнодушием подмечает он и пальцами захватывает мой подбородок, заглядывая в глаза тяжестью своего холода. — Научись вести себя примерно, Тата. Я не хочу тебя воспитывать. Потому что если я за это возьмусь, тебе будет больно.
Мне и так больно! Каждое его слово произнесенное безразличным тоном бьет прямо по солнечному сплетению, лишая меня воздуха. Лишая способности здраво мыслить.
 
— Что мне сделать? Я на все готова, — шепчу я и уже в следующую секунду опускаюсь перед ним на колени.
Больше ничего не соображаю, мне просто нужно, чтобы он дал ответы на мои вопросы.
Судорожно принимаюсь расстегивать его ремень, пока мои руки не попадают в жесткую хватку.