Не повышай на меня голос, птичка (СИ)
Агрессивный. Сексуальный ублюдок.
Но тем не менее я сижу на его коленях, готовая раздвинуть ноги еще шире. А когда обнаженные участки кожи царапает плотная ткань мужских брюк меня буквально лихорадит. Я слишком напряжена и это напряжение скапливается внутри, как надвигающийся шторм. И выход у меня только один: утонуть или всплыть.
— Я никогда не ошибаюсь в людях. Никогда никого не подпускаю к себе. — Сильные пальцы Хаджиева спокойно гуляют по моим ягодицам, оставляя после себя чувственный шлейф невидимых следов, пока его глаза полыхают, утягивая меня в самое пекло синего льда. Он издевается. Я точно это знаю. — Но ты исключение из правил, птичка.
Дышать тяжело, сказанные им слова обжигают кислород, проникая вместе с ним в самые недра легких… Я не понимаю зачем он мне это говорит.
Внезапно его рука проскальзывает между моих ног и я впиваюсь в крепкие мужские плечи до побеление костяшек.
Я слишком реагирую. Слишком.
Да я готова взорваться истерическим хохотом от раздирающих меня противоречий.
Твою мать, когда я последний раз трахалась?
Но он лишает меня возможности думать, касаясь огрубевшими пальцами складок, прежде чем начать ласкать пульсирующий клитор. Проклятье… Дыхание окончательно сбивается, а я застываю не в силах пошевелиться, за исключением моего бешено колотящегося сердца в груди.
— Дыши, — командует он с наглой ухмылкой на губах, явно довольный собой. И только когда Хаджиев убирает от моего лона уже влажные пальцы, я выдыхаю, едва справляясь с дрожью в теле. — Вот так.
Он поощряет меня хриплым голосом, гладит обнаженное бедро горячей ладонью, притягивает ближе. Марат везде: на моей коже и глубоко под ней. Черт подери… я будто в огне.
Начинаю беспокойно ерзать бедрами и делаю это зря… Очень зря… Хаджиев резко наматывает мои волосы на кулак и тянет, мучительно медленно назад. От вспышки острого возбуждения у меня сжимается желудок, а изо рта выливается протяжной тихий стон.
— Ну почему ты такая… — рычит, сминая мою задницу, а потом тихо: — Блядь, — утыкается носом мне в губы как в пакет с кокаином. — Я ненавижу тебя, — вдыхает и тут же порабощает их своим горячим и требовательным ртом. Твою мать…
Он… целует… меня? Господи, я сейчас умру.
Хаджиев берет меня как самый голодный дикий самец. Глубоко и дико. Господствует горячим языком так, что между ног все плавится. Влажно. Неприлично влажно. Делаю короткие вдохи через нос, пытаюсь оттолкнуть, но руки лишь сильнее стискивают его рубашку.
Проклятье, я ведь сейчас сама со всей яростью отвечаю на эти варварские ласки. Идиотка…
Но я не в силах сопротивляться. Соски уже твердые и болят, желают его грубости. Кровь приливает к щекам. Вкус его губ сводит с ума. И сейчас я жалею лишь об одном: почему я не попробовала их раньше?
— Сейчас я тебя трахну жестко и быстро, — Хаджиев заставляет меня проглотить его грязные слова, в ответ получая лишь мой искаженный стон. — Я слишком долго сдерживал себя. Но если ты будешь умницей, я повторю все медленно.
Его слова отрезвляют, стегают как хлыст. Не знаю как, но я отрываюсь от Хаджиева и отвешиваю ему хлесткую пощечину.
— Самоуверенный мудак! Я не твоя секс-игрушка!
Но он смеется мне в лицо. Я и сама понимаю как глупо это выглядит со стороны. Да пошел он…
Марат отвешивает мне смачный шлепок по заднице и я дергаюсь, испуская жалобный стон.
— Ты моя. Нравится тебе это или нет. Уяснила? — его губы снова захватывают в плен мои, грубая щетина обжигает. — Моя женщина, — вставляет между поцелуев и вновь жадно пожирает меня, вдыхает запах моей кожи. Господи, он обезумел… И его дикие глаза только подтверждают это. — Давай сама, девочка, — смотрит на меня, тяжело дыша. — Расстегни ремень, не провоцируй, Тата. Не сейчас. Я слишком хочу тебя.
«Заткнись, проклятье, заткнись!» — мучительное эхо бьется в моей голове, потому что я не понимаю зачем он мне все это говорит.
— Со своей женщиной так не обращаются! Сукин ты сын! — рычу, кипя от злости, но отстранится мне не позволяет мощная пятерня, что секунду назад обхватила мою шею.
— О, поверь у меня есть повод убить тебя, — его зубы смыкаются на моем подбородке и я проигрываю, со стоном капитулируя в его руках.
Укол поражения неприятно простреливает где-то внутри… ненавижу себя, ненавижу, потому что я не говорю ему нет, вместо этого мои дрожащие пальцы уже тянутся к холодной пряжки ремня.
Я брежу. Сгораю от жгучей потребности в нем. Хотя не должна… не должна желать этого мужчину.
Но уже через мгновение я лишаюсь шаткой реальности, обхватив ладонью его каменный член, а следом меня разрушает сдавленное животное рычание Хаджиева.
— Зачем ты это делаешь? Зачем я тебе? — вновь задаю вопросы, которые наверняка останутся без ответа, но я ошибаюсь.
Вдруг Марат сминает в своих грубых руках мою талию, вынуждая выгнуться грудью вперед, подобно одичавшей кошке.
— Потому что хочу, — кусает тугой сосок прямо сквозь ткань платья. И я вскрикиваю. — Потому что с ума схожу от тебя, ведьма, — глухо выдыхает он, прижавшись к моему горлу. Все его тело напрягается. — Потому что ни с одной я не чувствовал себя живым. Потому что… — мужские руки сжимают меня подобно тискам, — ты нужна мне, Тата.
Господи, он что пьян? Под кайфом? Впервые слышу подобную чушь от него!
— Ты больной… псих!
Хриплый смешок.
— Ты уже это говорила, а теперь будь так любезна: подними свою задницу и опусти ее на мой член. Тебе станет легче, когда ты кончишь на нем. Нам обоим станет легче.
Хаджиев заключает мои ягодицы в сокрушительную хватку и придвигает к самому краю безумия. Ублюдок!
— Мне станет легче, когда я сверну тебе шею!
Я делаю резкое движения бедрами в надежде отстраниться, но вскрикиваю, когда получается совершенно иначе. Его член мгновенно заполняет меня, выбивая из груди громкий крик. Он решительно толкается внутрь, нанизывает на свой поршень, одновременно голодными губами затыкая мой рот поцелуем. Таким грубым, что завтра я обнаружу синяки от его укусов. Но Марат не останавливается. С рычанием обхватывает мою шею руками, вжимает в себя и начинает трахать. Жестко. Требовательно. Так быстро и глубоко, что его яйца шлепают по моим влажным складкам до звона в ушах.
— Господи… — неосознанно вырывается из меня.
— Я предупреждал… не провоцируй, — рычит в мой рот и вновь начинает кусать до клацанья зубов, пожирать мои губы, и я растекаюсь лужицей. Я уже готова кончить, все тело вибрирует от резких толчков. Всхлипываю, глотая громкие стоны. Не хочу, не хочу чтобы он слышал как мне хорошо. Но мне хорошо. До острой боли, что расходится волнами томительного наслаждения. До жара в костях. До раздирающих криков. Черт подери… Я тону в штурмовом потоке эйфории.
Хаджиев с остервенением выбивает остатки жизни из моего тела, еще немного и он просто порвет меня на куски. Порочные влажные шлепки заполняют все вокруг… Проклятье, я теку как последняя сука. Но мне плевать, совершенно, я будто пьяная, накаченная наркотой, готовая отдать ему свою душу. А он и не спрашивает, берет сам.
Его член так глубоко, так сильно и жестко, что изо рта вырываются животные звуки.
Сумасшествие. Безумие. Остро. Горячо. Мокро. Хорошо. Очень хорошо… Ох, черт.
И он чувствует это, долбит прямо туда, задевая заветную точку твердой головкой, вынуждая кончить меня, захлебнуться дикими визгами, сокращаясь вокруг его члена. Жесткий шлепок беспощадно сбрасывает в бездну наслаждения, перед тем как я чувствую глубоко внутри его пульсацию. Хаджиев напрягается, хрипит, из последних сил нападая ртом на мои соски. И только спустя мгновение я ощущаю стекающую горячую жидкость по внутренней стороне бедер, но у меня даже не остается сил на смущение или презрение. Потому что я обмякаю прямо на его агрегате, проваливаюсь в неземное блаженство.
Глава 26. Мысли