Приключения профессора Браннича

Эти двое старых товарищей, хотя и редко виделись друг с другом, сохранили, однако, свою дружбу и поддерживали переписку. Писали они друг другу, правда, нечасто и от случая к случаю, но чрезвычайно сердечно. Иногда проходил год-другой в глухом молчании; иногда же пространные письма встречались и летели одно за другим, и причиной такого необыкновенного усердия всегда была научная новость. Оба жили наукой и для науки. Она заключала в себе для них весь мир, ей они отдавали все силы своих дарований, все порывы горячих сердец. Один смотрел на свет сквозь очки энтомологии, другой сквозь очки геологии, и оба были вполне счастливы.
Положение Браннича отличалось от положения Гросса тем, что ему выпало на долю быть апостолом любимой науки. Как профессор, он имел возможность живыми волнами переливать свои знания и увлечения в молодые, алчущие знаний умы. У него было около двухсот слушателей, которых он учил ежегодно в течение восьми месяцев.
Подобно доктору Гроссу, Браннич отчасти принадлежал к породе поэтов-мечтателей. Он любил в часы досуга задумываться над неразрешенными загадками своей науки. Профессор мечтал тогда, философствовал и восполнял пробелы блестками своей богатой фантазии. Один лишь доктор Гросс был поверенным этой пылкой души, этого необычайно живого, пытливого ума. Он один, вместо того чтобы остудить пылкое воображение приятеля, лишь возбуждал его и вместе с ним ткал тонкую ткань смелых, поэтических мыслей. Он один отвечал на доверие доверием и, в свою очередь, поверял ему свои заветные мечты, связанные, правда, с другой наукой – энтомологией.
И вот теперь из глухой боснийской деревушки летело от нашего профессора пространное письмо к доктору Гроссу, заключающее в себе целый букет свежих, интересных новостей.
 
Глава 2
Слава лорда Кэдогана
Пусть письмо летит своей дорогой; мы же тем временем заглянем в Лондон. Там живет давнишний наш знакомый, лорд Кэдоган, прославившийся на весь мир своими приключениями в Татрах, отрогах Карпат.
Как вы помните, мы оставили лорда в Закопане вместе с поверенным по его делам, сэром Бигсом и доктором Гроссом, который спас лорда Кэдогана, рискуя собственной жизнью.
В Закопане все трое сердечно простились друг с другом, и каждый вернулся к своим занятиям. Доктор Гросс занялся прерванной монографией о редкой породе мух, сэр Бигс – к своим клиентам и шведской гимнастике. Лорд же Кэдоган, вернувшись в Лондон, счел первым своим долгом сделать в Клубе чудаков, председателем которого, как известно, он состоял, доклад о своих необычайных приключениях.
Что творилось в клубе после этого доклада, какие овации устраивали председателю, сколько спичей было произнесено в честь отважного путешественника – всего этого, как говорится, ни в сказке сказать, ни пером описать.
Было созвано чрезвычайное собрание, на котором в течение нескольких часов обсуждалась программа чествований и способы увековечить славное имя лорда Кэдогана.
В конце концов порешили напечатать описание приключений лорда тремя изданиями сразу, начиная с самого дешевого, доступного для всякого кармана, и заканчивая великолепной книгой, украшенной множеством изящных рисунков, исполненных известнейшими художниками.
Все это обсуждалось и решалось в строжайшей тайне. Пока книга не была напечатана, ни один слух о ней не должен был проникнуть за пределы Клуба чудаков.
Но на третий день по появлении книги в витринах книжных магазинов, во всех газетах появились отзывы о необыкновенном сочинении, и в течение двух месяцев было раскуплено пятьдесят изданий.
Лорд Кэдоган стал героем дня, и разговоры о его приключениях были у всех на устах.
Все говорили о президенте Клуба чудаков, припоминали его давнишние заслуги и единодушно признавали, что он превзошел не только всех товарищей, но и самого себя. Лорд был на вершине славы и известности. Но странное дело! Благодаря своему неслыханному успеху, он снова чувствовал себя несчастным. Со всех сторон посыпались к нему письма от приятелей, от знакомых и незнакомых поклонников. Первые дни он просматривал корреспонденцию не без чувства удовольствия, через неделю он уже скучал за этой работой. Правда он еще делал над собой усилие и рассеянным взглядом пробегал письма, громоздящееся на его письменном столе, но вставал из-за него с болью в челюстях от беспрерывной зевоты. Скоро он и скучать перестал, а начал злиться; наконец, в один прекрасный день вид писем привел его в исступление. Письма, конечно, остались нераспечатанными, а своему секретарю лорд торжественно заявил, чтобы отныне никаких писем с почты не принимать.
Но положение почтенного президента от этого ничуть не изменилось к лучшему. Куда он ни являлся, его повсюду забрасывали вопросами, вопросами без конца. Он затыкал уши и убегал от людей и знакомых, но были и такие лица, которых нельзя было не слушать, и он слушал их с улыбкой на дрожащих от досады устах. И эти-то лица были несноснее всех и на все лады терзали бедного лорда.
Вздумал он как-то заглянуть на скачки. Лишь только он показался на ипподроме, как к нему сейчас же подошел сэр Джемс Льюисбери, член палаты лордов, автор книги, повествующем о мрачном будущем, которое ждет человечество ввиду непрерывно увеличивающегося населения. Согласно своим мрачным взглядам на жизнь, сэр Льюисбери одевался всегда в черное и никогда не улыбался. И лорд Кэдоган немало удивился, видя его на этот раз в бледно-голубом костюме, с веткой сирени в петличке сюртука и с сияющим от радости лицом. Вместо того, чтобы молча, с похоронным лицом пожать руку лорда, как это он обыкновенно делал, сэр Льюисбери горячо и искренне произнес:
– Здравствуйте, лорд, поздравляю вас! В скором времени вы окажетесь величайшим благодетелем человечества.
Лорд Кэдоган удивленно приподнял брови.
– Я уже лет двадцать тщетно ломаю себе голову над изысканием средства, которое отдалило бы от человечества неизбежную катастрофу, которая явится результатом размножения людей, – продолжал сэр Джемс. – И вот я прочитал о ваших необычайных приключениях. Точно луч солнца, проникший в темницу, озарил меня. Ваш рассказ о чудесном напитке Нуреддина! Этот напиток спасет человечество, даст ему возможность жить в течение еще многих тысячелетий.
– Ничего не понимаю!
– Сейчас я объясню вам, в чем дело. Поверхность земного шара составляет около девяти миллионов квадратных миль. Из них большую часть занимают океаны, леса и горы, годны же для житья лишь около двух миллионов. Так как всех людей насчитывается около полутора миллиардов, то отсюда на каждую квадратную милю приходится около семисот пятидесяти человек. В настоящее время с таким положением вещей еще можно мириться, но население в течение десяти лет увеличивается на восемь процентов. Через сто лет, следовательно, на земном шаре будут жить уже шесть миллиардов человек, через два века – двадцать четыре миллиарда, через три – девяносто шесть. Это около сорока восьми тысяч душ на квадратную милю! Но до этого не дойдет. Уже нашим правнукам не хватит места и пищи на земном шаре.
– Все это очень хорошо – вернее очень плохо. Но какое же это отношение имеет к эликсиру Нуреддина?