Судьба по книге перемен

Но этого ей показалось недостаточно, и она вскочила и поклонилась.
– Будет тебе, – проговорила Эмилия с усталой улыбкой. – Уймись.
Но Маня не унималась и даже спала плохо – всё мечтала о завтрашних «каникулах Бонифация», об «Астории», о шикарных прогулках и вспоминала сегодняшний длинный день.
Зачем приходил Сергей Петрович, самый первый посетитель, и кто он такой вообще? И что за странную фразу сказала ему Эмилия: «Ходить с оружием – значит, набиваться, чтобы в тебя стреляли?» Что нужно было Ирине, от какого «тёмного дела» тётка отказалась наотрез?.. Какие секреты поведал Лев Граф, и почему понадобилась срочная встреча назавтра? С чего Эмилия взяла, что кавалер блогерши Кары Ван подлец и стяжатель? Зачем незамужняя Виктория Павловна должна купить мороженое в лотке возле решётки Инженерного замка?
Утро началось низкими тучами и сильным ветром. Всё лето шпарило солнце и жара казалась почти невыносимой, а тут – на тебе!.. Именно в тот день, когда задуманы роскошные прогулки по паркам и садам, а также рекам и каналам, того и гляди дождь пойдёт!
Несправедливо!
Впрочем, Маню Поливанову никогда не огорчала погода – так уж она была устроена. Ей всегда всё нравилось – вёдро, ненастье, книги, спектакли, люди, собаки, поезда и автомобили.
Алекс считал её жизнерадостность примитивной и слишком нарочитой, и время от времени Маня изо всех сил старалась выглядеть несчастной, разочарованной и роковой – чтоб соответствовать. Хватало её ненадолго, она принималась радоваться и приходить в восторг, начисто забывала о роли.
Вспомнив, она с грустью констатировала, что роль ей не по силам, она умеет только интересоваться и радоваться жизни, а презирать и ненавидеть её не умеет и даже толком изобразить это не может, а ведь любой мало-мальски приличный писатель просто обязан воспринимать жизнь как трагедию!
Так как Алекс отсутствовал, изображать роковую и усталую женщину у Мани не было никакой надобности.
Она быстро и радостно собралась – узкие туфли, новые джинсы и белая рубаха с кружевами полезли в рюкзак, в этом она станет проводить свой вечер-люкс. Штаны с отвисшей задницей, на которой напечатаны какие-то загадочные цифры, – страшно модная нынче штука, широченная толстовка, которая даже на здоровенной Мане выглядела как с мужского плеча, кроссовки и кепка. Ужин и миска Вольдемара.
Всё, она готова!
– Тётя, я ухожу!
Эмилия показалась в коридоре, уже облачённая в рабочий костюм, то есть в восточные одежды, балахоны и чалму.
– Ты взяла зонт? Будет ливень.
– Этот прогноз в телефоне всегда врёт.
– Мария, возьми зонт.
Брать зонт Мане было решительно не с руки – у неё рюкзак и бультерьер, – и она сказала, что ей достаточно кепки и капюшона толстовки.
– Как хочешь. Вымокнешь сильно.
– Ты позвонила в «Асторию», тётя?
– Конечно же! Тебя там ждут.
Тётка с племянницей расцеловались, и Маня помчалась вниз – от её поступи задрожали цветы на подоконнике лестничной площадки.
До парка на Елагином острове Маня доехала на такси – мимо интерната на улице Савушкина, где когда-то учился её отец. Тогда интернат был специализированным – для одарённых детей, – и брали только гениальных мальчиков и девочек. Маня всякий раз старалась пройти или проехать мимо этой школы, как в детстве, когда проезжала или проходила вместе с родителями и мама всегда кричала школе «ура!».
Мама тоже была весёлой. Как Маня.
Им с Волькой удалось благополучно прошмыгнуть в парк. На этот раз сторож оказался на месте, но, заметив Маню с Волькой, тут же сделал вид, что не видит их, – принялся болтать с садовницами, которые возились на клумбе.
С собаками нельзя, но как бы можно.
Некоторое время Маня ещё оглядывалась, нет ли погони, а потом вздохнула с облегчением, расправила плечи и припустилась бегом.
Волька мчал впереди, натягивал поводок, перепрыгивал небольшие лужицы, а глубокие брал с ходу, вброд.
Ничего, ничего, в «Астории» отмоемся!..
Парк был старый, заросший, полный зелёного аквариумного света – от высоченных лип, смыкавших кроны над аллеями. В сторону Финского залива уходили ряды елей, земля под ними была густо устлана иголками и скорлупками от шишек, там и сям натыканы таблички, извещающие о том, что здесь территория белок. Где-то далеко-далеко играла музыка, и Мане она очень нравилась.
 
Решено было идти к Финскому заливу, а потом в обратную сторону, к дворцу, сделать круг и выйти с другой стороны парка, где набережная.
Залив уже виднелся между деревьями, серый, всклокоченный, как неухоженная старуха, когда хлынул дождь.
Он не пошёл, а именно хлынул – липы загудели тревожно, ветер наддал, с неба полило, и словно вихрь закрутился в кронах, полетели ветки и посыпались листья.
Маня и Волька повернули было обратно, но кругом парк и никакого укрытия поблизости! Вмиг они нашли дерево пораскидистей и забрались под него. Волька смотрел на Маню с недоумением – что такое случилось? Кто и зачем поливает их водой?
Дерево долго не сдавалось, но в конце концов с веток тоже полило, кому-то точно за шиворот, кому-то прямо на шкуру!
– Вот это да! – перекрикивая шум бури, воскликнула Маня, стараясь быть жизнерадостной и немного успокоить встревоженного Вольку. – Вот это мы с тобой влипли!..
Ещё была некоторая надежда, что дождь кончится и они доберутся до стоянки такси, но вскоре стало ясно, что непогода только разгуливается – ветер немного стих, зато дождь пошёл долгий, сильный и монотонный.
Маня решительно не знала, что делать.
То есть понятно, что нужно выбираться, и уже ясно, что они промокнут – до трусов, до шнурков, до нитки! Но непонятно было, куда именно выбираться – в таком виде их вряд ли посадят в такси, а пешком до центра не дойдёшь!..
И всё же нужно что-то делать.
– Пойдём, дорогой! – бодро сказала Маня бультерьеру. – Ты уж меня прости, но ничего не попишешь.
Они выбрались из-под дерева и быстро пошли – сначала ежась и стараясь как-то укрыться, а потом уже не пытаясь, ибо в этом не было никакого смысла.
Интересно, думала Маня, бодро шагая – вода текла у неё по лицу, по рукам, капала с подбородка и пальцев, – в рюкзаке ведь тоже всё промокло или нет? В чем она станет проводить свой нарядный вечер-люкс?
Вскоре они оба стали замерзать, а парк всё не кончался – это был хороший, обширный, старый парк! Волька бежал и трясся, время от времени останавливался, отряхивался, смотрел на Маню и опять принимался бежать и трястись.
– Ты хороший товарищ, – пропыхтела Маня на ходу. – Не жалуешься!..
Дождь немного поутих, зато поднялся ветер, и когда они перебегали канал, совсем заледенели.
Как Маня и предполагала, равнодушные таксисты проезжали мимо, и приходилось отпрыгивать, чтобы не попасть под веер грязной холодной воды из-под колёс, а вызванный по телефону водитель притормозил, но, завидев с головы до ног мокрую тётку с грязной собакой на поводке, моментально набрал скорость и убрался восвояси.
– Я на вас жаловаться буду! – крикнула ему вслед Маня.
Делать нечего, пришлось идти.
Шли долго и мучительно.
Сначала по Приморскому проспекту, потом направо на Каменноостровский, и опять всё прямо и прямо. На полдороге Маня поняла, что стёрла ногу – в кроссовках хлюпала и плескала вода, носки всё время сползали. Первое время она ещё поправляла носок, чтоб не так тёрло, а потом бросила, какая теперь разница!.. Дождь всё шёл.
Потом Мане стало очень жалко себя и своего пропавшего выходного – «каникулы Бонифация» как-никак, и вот такая ерунда!..
Потом Волька, который давно уже плёлся у Мани на буксире и ей то и дело приходилось его подтаскивать, взял и лёг. Напрасно Маня уговаривала его встать и продолжить путь. Пёс тряс острыми ушами, тяжело дышал, отводил глаза. Нос, несмотря на дождь, был очень горячим.
 
Маня постояла над ним, поуговаривала, но из этого ничего не вышло. Волька лежал почти что в луже, и его, и Маню поливал дождь.