Одесская сага. Троеточие…

Лешка в спальне задрал штанины и показал носки. Пацаны присвистнули от восторга.
– Ты понимаешь, – отозвался Тосин сосед Серега, – если тебя в них заловят – то кирдык тебе.
– Та я ж токо вам показать. Я сниму, а когда на Майдан в субботу пойду, надену.
– Да тебя отметелят местные с Канавы на том Майдане – можешь даже не соваться.
Танцплощадка в парке Шевченко, или, по-местному Майдан, была культовым местом. Там помимо танцев собиралась по субботам фарца с пластинками, плакатами, сигаретами и даже в красных пижонских носках.
– Ну, когда носки там брал, не отметелили же.
Тося отбросил учебник и повернулся:
– А что, тебе не такие носки выдают?
– От ты тупой! – оскорбился Лешик. – Где б я такого цвета нашел?
– Так они ж коричневые, – удивленно буркнул Толик.
– В смысле – коричневые?
– А какие?
Пацаны замолчали и уставились на него.
– Та-ак, – Леша стянул носок, а потом вытащил коричневый из тумбочки и ткнул оба Тосе под нос:
– Они что, по-твоему, одинаковые?
Толик прищурился:
– Ну, оттенок немного разнится – эти светлее, эти темнее.
Кто-то хихикнул.
– Сейчас! – Серый рванул шухлядку тумбочки и вытащил красный карандаш.
– А карандаш какой?
– Ну такой, коричнево-зеленый.
– Да ты дальтоник! – присвистнул Леха. – Надо же! И ты раньше тоже так видел? А как же ты стенгазеты рисовал?
– Что – как? Да обычно, – огрызнулся Толик. – Что значит «дальтоник»?!
– Значит накрылась твоя «вышка» медным тазом. Как тебя возьмут? Ты ж право-лево не различишь.
Толик похолодел:
– Да отвалите от меня!
Тут даже великий Нашилов развел бы руками. Вся система вместе с правилами летела псу под хвост.
Тося Верба затянул потуже шнурки на ботинках. Если правила не работают – надо придумать новые, свои. А еще он хорошо помнил первый принцип Нашилова: любая цель достижима, если ее разбить на короткие этапы. Тося аккуратно обернул руку полотенцем из столовой и саданул по стеклу.
Утром в поликлинике медсестра долго и затейливо проклинала хулиганье, которое спаскудило окно:
– К нам-то зачем? Что тут брать? Вон даже спирт не тронули! Зато уперли три старые таблицы проверки зрения. Вот на кой они сдались, спрашивается?!
Очередь на медкомиссию и подачу документов в «вышку» была подлиннее, чем в Мавзолей. Врачи и медсестры на конвейере замученно тыкали указкой в пять букв и три цветных кружка и вызывали следующего. Предпоследним в кабинет зашел Анатолий Яковлевич Верба. Он без запинки назвал буквы и сказал, что может прочитать еще три строчки под красной чертой.
– Слышь, соколиный глаз, давай не выпендривайся, – огрызнулась медсестра. Она развернулась ко второй таблице: – Все не надо – только то, что покажу.
– Ну как хотите, – Тося пожал плечами, бодро назвал цвета и, подхватив листок с пометкой «здоров», вышел из кабинета. Ночью он аккуратно оборвет две картинки с пометками «красный» и «зеленый» из ворованной таблицы, а остальное сожжет в помойном ведре.

Его первый рейс кадетом – будущим офицером, стажером – окажется звездным. Шутка ли – из одесского интерната и сразу в Японию! Вот это чудо! Такого волшебства молдаванский босяк не видел никогда в жизни. Он потратит всю кадетскую валюту и привезет с первой плавпрактики диковинок и нарядную кофту для мамы. Из настоящего шелка.
– Ой, разорил! Господи прости! Идиота вырастила! – причитала Феня. – Как ты жить будешь, злыдня? Ни копейки не привез в дом, ни на продажу чего нужного. Посмотрите: на все деньги он накупил бархатных вымпелов японских островов и главное «чудо»! Что людям сказать? Как в глаза смотреть? Моряк называется! Балбесу уже восемнадцать, а он куклу припер, шо яйца крутит!
– Это не кукла! – На столе коммуналки стоял повар. Яркий, глянцевый, как леденец. Он вращал глазами и подбрасывал на сковородке яичницу. Тося тайком любовался этим техническим японским чудом на корабле, а по дороге в Одессу ни разу не достал, чтобы не украли. И вот удивительный японский повар качал головой и бедрами, а яичница, как намагниченная, приземлялась точно на свое место под бодрую мелодию и вопли матери:
– Игрушек он себе привез! Не наигрался! Срам какой!
Повар просвистел над ее головой и разлетелся цветными брызгами по комнате.
– Теперь довольна?
Феня от страха моментально замолчит. А Толик развернется и уйдет. На ближайшие полгода.
 
Первая ходка
Сережка Верба был веселым, как первая Фенина любовь, Сенечка, только рыжим, как ее покойный отец. Хитрющий, конопатый, разбитной. Всегда на кураже. С детства как бесенок. Непутевый, но любимый. Вон повестка в армию пришла.
Серега, в отличие от Фени, плакать не стал, а обрадовался. А вместе с ним обрадовался местный участковый:
– Может, хоть армия из тебя, шалопая, человека сделает? А то с такими бешкетами точно загремишь.
В армии Сереге не понравилось. Ходить строем и вставать на рассвете – точно не его. Самоволка – наряд вне очереди, самоволка – три наряда, самоволка – гауптвахта. Сережа успевал за короткие отлучки найти и бесплатную любовь, и приключения, и своими красочными рассказами раззадорил полвзвода. Особенно про пивной ларек у парка, который можно открыть обычной шпилькой. Разумеется, он знает как. Он по малолетке на Молдаванке и не такое мутил. Тем более что вся округа знала – в ларьке своим делали «пивко с прицепом», доливая из-под полы водочки.
Повод был знатным – экватор, полтора года службы. Закон о всеобщей воинской обязанности приняли еще в тридцать девятом году. После войны до сорок восьмого вообще не было призывов, а в сорок девятом внесли правки – призыв раз в год, в ноябре-декабре. Сухопутным и летунам полагалось служить три года, а морякам – четыре. Грех не отметить. Серега решил шикануть и угостить всех. Нашлось пару активных добровольцев помощников.
Троица пойдет на дело в три часа ночи. Перемахнет через забор воинской части и доберется до парка Со шпилькой в замке дело затянется, поэтому кореша решат просто высадить дверь. Серега не свистел – под стойкой обнаружилось пол-ящика дешевой водки – хорошая добыча. Окрыленные робин гуды чокнулись трофеями и выпили из горла. Серега предложит все забрать и тикать. Пока решали, как нести – в карманах или в ящике, – фарт закончится.
Он увидит бегущих милиционеров и гаркнет: «Атанда!» Троица бросится врассыпную, Сережка выберет неудачный маршрут, а точнее – за ним увяжется чересчур спортивный и резвый младший сержант. Верба практически уже оторвался от него и полез на ограду парка, как тут выскочил этот черт в погонах и схватил его за ногу. Серега брыкнул и пижонским, подкованным для форсу и грохоту сапогом сломал нос представителю органов. Подоспевший наряд стянул его с забора. Рядовому Вербе выкрутили руки и связали его же ремнем.