По ту сторону черной дыры
В итоге, сконфуженный лейтенант появился на крыльце минут через двадцать и поманил Довгалева.
– Слышь, Саня, выручай! Не могу одной рукой завязать шнурки. А для Насти – это темный лес и с двумя.
– Нормально, Андрей! – ответил Довгаль, – это мы мигом. Что ж ты сразу не сказал?
– Думал, справлюсь. А тут еще эти ребра! – поморщился он. Они спустились к машине.
– Ого! – присвистнул Андрей, – для моей скромной персоны даже «Волгу» выделили! Ну-с, поехали!
– Прокачу с ветерком! – заявил Саша, – кстати, Андрей, ты слышал, что Петренко удумал?
– А-а, самоубийца! – тускло протянул Волков, – только суицида здесь и не хватало! Что с ним?
– Перевели к нам. Дохтур рекомендовал сменить обстановку. Уже отбыл в монастырь, помогать монахам грузить пожитки. Булдаков сказал, что устроит ему райскую жизнь – некогда о смерти подумать будет.
– Может оно и правильно, – произнес Андрей, – а может и нет. Человек – скотина мало изученная. Навроде динозавров…
– Дык что, по газам?
– Давай, гонщик, – милостиво разрешил лейтенант, – только смотри – курицу не задави.
– Какую курицу? – не понял водитель, – у нас на базе нет кур.
– Как нет? А это кто? – Волков указал на молодую девушку, которая стояла посреди дороги и пялилась куда-то вдаль. Довгалев нажал сигнал, и девчонка с мявом отскочила, помахав им кулаком. Анастасия тоже дернулась.
– Спокойно, Маша, я – Дубровский! – хохотнул Волков. Они проехали мимо штаба, на крыльце которого стояла чета Худавых и о чем-то спорила.
– Прикинь, Андрюха, – от особиста жена уходит! – хмыкнул Александр.
– К кому?
– Представь себе, к Сашке Сметанину! Они с ней как покатались на сеялке полтора месяца назад, так до сих пор катаются! Правда, уже не на сеялке, – уточнил он. Анастасия при этих словах легонько пнула Андрея в бок.
– Таська! – взмолился парень, – дай ребрам зажить, а! Потом пинай сколько влезет, – девушка, прося прощения, осторожно прижалась к нему.
– Так она уже в возрасте! – сказал Волков.
– Она считает, что возраст – не помеха.
– Ей же лет сорок!
– Тг’идцать тг’и, дорогой товаг’ищ, тг’идцать тг’и! – бездарно картавя под Ильича сообщил Саша.
– А Саше девятнадцать. Ну, попарит он копыт на халяву, а лет через десять, когда на заднице у нее появятся первые морщины, бросит. Аве, Цезарь!
– Их сын остался с отцом. Заявил, паренек, что мамкины фантазии его не касаются.
– Молодчина! Сколько ему?
– Тринадцать.
– Это сучка, а не мать! – не вытерпела Анастасия. Андрей покосился на нее.
– Можно подумать, что ты – кобель!
– Я-то тебя никогда не брошу! – с пылом заявила девушка, – наши женщины становятся женами на всю жизнь!
– У-ты, верная моя! – обнял ее здоровой рукой парень.
– Где бы мне такую найти? – завистливо вздохнул Довгалев, – я бы ей портянки стирал.
– Слышь, чего бормочет! – хихикнула Настя.
У подъезда их поджидала Полина. Андрей и Настя выбрались из машины, которая тотчас укатила.
– Что делаем? – спросил у сестры Волков. Полина сначала поцеловала брата в щеку и только затем ответила:
– Сына твоего выгуливаем, – затем добавила с грустью, – почему-то все считают его моим кавалером.
– Он что, к тебе приставал? – задал коварный вопрос Андрей. Полина отскочила, как ошпаренная.
– Выдумал тоже!
– Значит, под ручку уже прогуливались, – подвел итог он, – сестренка, ты знаешь, что такое инцест?
– Нет, и знать не хочу! Наверняка, гадость какая-нибудь.
– Костик! – позвал отец. Моментально рядом с ним очутился серый комок, – ты свою тетку щупать еще не осмеливался?
– Только ради эксперимента, – призналось чадо. Полина в мгновение ока стала пунцовой, но ничего опровергать не решилась. Видимо, она действовала тоже исключительно в экспериментальных целях. У Анастасии язык отнялся вообще.
– Послушай, молодой человек, – обратился Андрей к сыну, – тот факт, что вам в этом году исполняется десять лет, еще не означает, что вы прошли все фазы полового созревания. Доживи хоть до двенадцати!
– Хорошо, папа! – кивнул головой сынок-суперакселерат. Андрей глянул насмешливо на Полину.
– Целоваться хоть научились, экспериментаторы? – сестра подняла на него наглые глаза.
– Продемонстрировать, братец?
– Я вам сейчас надемонстрирую! – разъярилась вдруг Анастасия, а Костик дернул тетку-подругу за волосы.
– Папа, ты уже выписался? – спросил он.
– Еще нет, но мне уже можно гулять. Полегче, чадушко – не оторви мне руку – она еще плохо приросла.
– Ишь, как похудел! – Полина рассматривала брата, – как будто и не кормили.
– Можно подумать, он есть хотел! – фыркнула Настя, – насильно кормила. Только в последние дни и стал похож на мужика. А то все чай да чай! Что вы в этом чае нашли? Один запах!
– Пошли в дом, – сказала Полина, – я надеюсь, что ты маме…
– Выложу, как на духу! – набычился брат, – тебя за извращения с малолетними посадят на губу!
– Да мы с ним только лесбиянничали! – защищалась непутевая сестренка.
– Twisted sister!
– My correct brother!
– Хорош бубнить на непонятном языке! – Анастасия топнула ногой. Поднялись наверх.
– Наконец-то! – встретила их Елизавета Петровна со вздохом облегчения, – а то я, грешным делом, подумала, что тебя не выпустили.
– Выпустили, мать, выпустили! – радостно сказал Андрей.
– Ты мне за «мать» ответишь! Еще бы бабкой назвал.
– Да не поворачивается у меня язык тебя Лизой называть! Все-таки, супруга отца.
– Зови как хочешь, но чтобы мне нравилось! – скромно попросила она.
– Ладно, тетенька, как-нибудь подумаю об этом на досуге. Что мне делать? Как мне быть?
Настю оседлала Полина и увела ее в свою комнату – прихорашиваться. Елизавета Петровна решила за Андрея взяться сама. Остригла его порядком отросшие патлы и отослала в душ. Вернувшись из него, парень увидел новый костюм – приятный сюрприз, изготовленный женою зампотеха, – профессиональной закройщицей. У нее был большой запас тканей на все случаи жизни.
Она долбила Норвегова о необходимости постройки небольшой ткацкой фабрики. Все вещи будут потихоньку выходить из строя и, хотя на складах были огромные запасы одежды, женщина всегда остается женщиной. Норвегов уступил, но сказал, что это производство закончат монтировать лишь года через полтора.
Ввиду отсутствия узбекского хлопка, нужно было следующей весной посадить лен, осенью его убрать, помять, зимой отбелить, а затем только думать о создании тканей. Выслушав многочисленные аргументы полковника, Наталья Владимировна (так звали супругу Рыженкова) сказала, что вообще-то он прав, хотя и допускает маленькие неточности из-за поверхностного знания предмета. Следующей весной необходимо засеять гектар тридцать льном, а пока она посетит библиотеку, чтобы почитать спецлитературу о ткацких станках.
Итак, вернемся к костюму. Он был того темно-синего цвета, который подходит всем без исключения мужчинам, но был отделан желто-коричневым на рукавах, клапанах карманов и воротнике. Ансамбль довершали темно-желтая рубашка и синий галстук. С туфлями была проблема, но папа-Норвегов благородно подогнал пару из своего золотого запаса. Пара летней обуви из светло-коричневой замши пришлась как раз впору.
Когда Андрей, помытый, побритый и подстриженный, облачился в новые доспехи и вышел из комнаты, Елизавета Петровна почувствовала предательскую дрожь в коленях и горькое сожаление о навсегда ушедшей молодости.
– Надо еще подумать, кто достоин такого парня! – восхищенно сказала она, – хотя, впрочем, красивей девчонки в округе не сыскать… Эх, где мои двадцать лет!
Андрей изумленно поглядел на неё.
– Лиза, тебе же всего два раза по девятнадцать, – он подошел ближе и поцеловал её в щеку. Та мотнула головой и, как бы случайно, коснувшись своими губами губ парня, пробурчала:
– Да ну тебя! Совсем расстроил старушку! – вылитый папочка лет этак двадцать назад. Она смахнула со щеки предательскую слезинку, – где там эти малолетние красавицы?