Гимназистка. Клановые игры
— Сегодня вы пишете короткое сочинение на тему «Осень в городе», — сразу после того, как мы уселись за парты, заявила она. — Да, фройляйн Аничкова, спрашивайте.
— Но мы же учили стихотворение, — с явным страданием в голосе сказала одноклассница, тянувшая перед этим руку с усердием младшеклассницы, которой недавно объяснили, как правильно задавать вопрос учителю.
Расстроена была не только она, но и почти весь класс: часть, выучившая стихотворение, рассчитывала его сегодня же сдать, пока не выветрилось из головы, заместившись чем-то другим, а часть, не выучившая оного, рассчитывала выучить прямо на уроке или рассказать с подсказками подруг, а не писать сочинение, перспектива получения положительных оценок по которому была не слишком высока. Я относилась к первым, поскольку предпочла поспать меньше, но стихотворение выучить. Плетение Шитова помогало в учёбе, но оно совершенно не помогало растягивать время, которого вчера Владимир Викентьевич мне почти не оставил на подготовку к занятиям. От упражнений по контролю магии он перешёл к несложным плетениям и гонял меня так, что, когда я вернулась в свою комнату, единственным желанием было упасть на кровать и тут же уснуть. Но увы, такой роскоши я себе позволить не могла, пришлось засесть за домашку, чтобы сегодня не иметь неприятностей.
— Фрау Крапивина хочет видеть объективную оценку ваших знаний, — заявила Грызельда, чуть мазнув по мне взглядом.
А если неприятностей не избежать, то хотя бы свести к минимуму.
— А стихотворение?
— Фройляйн, не вижу проблемы, сдадите на следующем уроке. Чем больше вы отвлекаете меня и класс, тем меньше времени остаётся на выполнение задания.
На Аничкову возмущённо зашикали, причём Строгова шиканьем не ограничилась, а ещё и выразительно покашляла. Глубоко так, со значением. Аничкова прониклась и больше ничего не стала узнавать. Грызельда оглядела класс, высоко подняв брови, словно заранее удивлялась, если кто-то вдруг решится что-то спросить. Подготовка оказалась нелишней.
— Да, фройляйн Яцкевич, — куда благосклоннее кивнула учительница. — Слушаю вас.
— Фрау Беккер, каков минимальный объём сочинения?
Тамара по-немецки говорила куда бойче Аничковой, наверняка этим и объяснялось хорошее отношение преподавательницы, в рейтинге предпочтений которой я болталась где-то глубоко внизу, как меня с сочувствием просветила Оленька перед уроком. Раньше-то у неё сказать никак не получалось, находились куда более важные темы для разговора. Впрочем, о сегодняшнем походе в кино я ей тоже не торопилась говорить, малодушно надеясь, что ей уже всё сказал брат.
— Два листа. Ещё вопросы?
И посмотрела на класс так, что если вопросы у кого и были, то сразу пропали. Все дружно открыли тетради, и если одни пока в них просто уставились, ища вдохновение, то другие уже застрочили: два листа, которые считались коротким сочинением, нужно чем-то заполнить. Оленька, вдохновенно грызя ручку, всматривалась на потолок, словно там вдруг зажглись магические письмена, позволяющие в короткий срок не только изучить немецкий в совершенстве, но и стимулировать писательскую деятельность.
— Фройляйн Седых, если вы перестанете глазеть на соседку, успеете что-нибудь написать, — тоном гитлеровца из СС обратилась ко мне учительница.
— Яволь, фрау Беккер, — невольно выдала я, вытянувшись в струнку, и уже потом задумалась, кто же такие гитлеровцы.
— Посмотрим, сохранится ли у вас такое же хорошее настроение к концу занятий, — прошипела учительница и демонстративно от меня отвернулась.
— Пиши хоть что-то, — ткнула меня локтем в бок Оленька. — Не дай боги, пустой лист сдашь.
Я вздохнула и начала выводить в тетради первые же пришедшие на ум слова: «Der Herbst ist eine großartige Jahreszeit». Почему-то было ужасно непривычно писать, не просто писать, а именно этой ручкой. Я никак не могла определиться с нажимом, рука уставала куда больше, чем должна была. И ещё появлялось убеждение, что раньше я писала чем-то другим. Но ведь вряд ли в гимназии разрешали писать карандашом? Отгоняя от себя неуместные мысли, я всячески пыталась сосредоточиться на сочинении, чтобы непременно найти подтверждение тому, что осень — это прекрасно.
— Фройляйн Седых, вам следовало бы внимательней относиться к урокам чистописания. С вашим отвратительным почерком вы ничего не добьётесь в жизни.
Учительница стояла около меня и с брезгливой физиономией смотрела на мою тетрадь. Причём, именно на тетрадь, а не на то, что в ней написано. Конечно, её чувства имели под собой основу: каким-то непостижимым образом я уже умудрилась испачкать чернилами край тетрадного листа, что отнюдь не пошло на пользу оформлению моего сочинения. Но ведь главное — содержание?
— Ценность мага определяется не тем, насколько он правильно и красиво пишет, фрау Беккер, — не удержалась я.
— Ваша ценность, фройляйн, как ни определяй, по всем пунктам стремится к нулю.
Аничкова угодливо хихикнула, повернувшись к нам, но фрау Беккер на неё так взглянула, что одноклассница вмиг очутилась в прежнем положении и застрочила в тетради, словно и не отвлекалась. Никогда раньше я не замечала, что спины так выразительны: у моей одноклассницы она одновременно олицетворяла трепет, уважение к учителю и прилежание. Идеальная ученица. Фрау же перевела взгляд на меня, не иначе как ожидая ответа. Я могла бы сказать, что моя ценность как мага намного выше ценности фрау Беккер как преподавателя, но это неминуемо привело бы к скандалу, а Николай вчера говорил о Похвальном листе за поведение, который после скандалов мне точно никто не даст. Поэтому я смолчала и кротко опустила глаза в тетрадь. Фрау постояла около меня самую малость, убедилась, что я не собираюсь спорить, и опять начала движение между рядов парт. Пыталась меня спровоцировать?
Не дождётесь! Я завела за ухо мешающую прядь и застрочила, старательно выводя каждую букву. Уж две странички текста про осень в городе я из себя выдавлю, особенно если писать покрупнее. Так и аккуратнее выходит. Сдала я тетрадь вовремя, даже раньше, чем часть моих одноклассниц. Оленька что-то торопливо дописывала, морща от напряжения лоб. Но и она наконец поставила точку, радостно улыбнулась и заторопилась к учительскому столу.
— Мне кажется, — доверительно сообщила она сразу, как мы вышли из класса, — что Грызельда сегодня особенно злая. Не выспалась, наверное. Она как не высыпается, всегда лютует, потому что мигрени. Поэтому и занятие сегодня не такое, как обычно. Обычно о сочинениях предупреждают, а не вот так вот.
Она возмущённо фыркнула и потрясла уставшей рукой, на которой синело пятнышко. Не одна я, оказывается, неаккуратна с чернилами. Оленька ещё долго негодовала на учительский произвол, не давший нам подготовиться к столь важному делу, как сочинение на немецком языке. Но увы, это было не единственное разочарование подруги на сегодня. На математике внезапно объявили внеплановую контрольную.
— Андрей Андреевич, — дружно возмутился весь класс, — почему нас не предупредили?