Отель «Очаг» (СИ)
Том с неохотой протянул одну из немногих вещиц, которой можно было касаться — оберег с руническим кругом. Куда пристальней, чем оберег, Колдуэлл рассматривал самого Тома. Захотелось оказаться как можно дальше отсюда, желательно на юге Албании. Может, бросить эту проклятую работу прямо сейчас?
Рафаэль Колдуэлл отказался от покупки оберега, и чёрт с ним. Том откланялся и хотел уже было трансгрессировать, как вдруг ясный голос остановил его в дверях:
— Примите её помощь, — Колдуэлл восседал на кушетке с загадочным видом.
— Что? — опешил Том, внутренне понимая, о чём речь.
— Одна молодая особа предлагала вам помощь. Соглашайтесь.
Внутри восстала живительная злость. Рука дёрнулась к палочке, и, видит Мерлин, Том сдержался из последних сил.
Видно, на приличный ментальный барьер сосредоточенности не хватило, потому что Колдуэлл всё-таки выцепил плохо защищённые мысли. Мысли, которые безостановочно кипели в подсознании. Мысли, от которых Том отрекался.
— Я не нуждаюсь в наставлениях, — с неприкрытой угрозой произнёс он и пронаблюдал, как Колдуэлл неуютно пошевелился на кушетке.
Следующая сделка прошла немногим успешнее. Туго соображавший старик с горем пополам продал ритуальную чашу. Удалось даже развести его на лишние пятьдесят галлеонов, которые, обходя Горбина, полетели в карман. Том делал это десятки раз, но сегодня впервые не испытал ни малейшего удовлетворения.
Вечером он долго бродил по холодной набережной близ Тауэрского моста, прежде чем оказаться в отеле. Его вдруг взволновала собственная привычка возвращаться туда, как домой.
Сегодня он не стал трансгрессировать к лестнице, а зашёл как полагается — через парадный вход. Бонни, завидев постояльца, который всегда мало ест, приветственно махнула, приглашая перекусить. Больше его никто не встречал. Ни в тот вечер, ни в следующий, ни через три дня. Стойка регистрации пустовала будто нарочно, по странному новому расписанию. Том даже задался вопросом, не совпадает ли оно с его ежедневным возвращением?
Только во вторник Дорис, которая казалась более расторопной, чем обычно, отвесила будничное «здравствуйте». В отличие от своей сменщицы, она не знала каждого постояльца по имени и не спрашивала у помирающих стариков, как здоровье. Никто не обращал на Дорис внимания, и отель охватывала безликая суета.
Шли дни, Том машинально искал глазами грушевую мантию, зная, что она появится, как данность, как солнце, что встаёт каждое утро. Появится неизбежно, как весна после долгой зимы.
В выходной он всё-таки принял предложение Бонни отведать свиных отбивных и, не донеся вилку до рта, застыл, поймав испуганный взгляд. Гвен круто развернулась и взбежала обратно по лестнице. Том вдруг почувствовал странную общность с тем знаменитым гриффиндорцем, любимая жаба которого у всех на глазах выпрыгнула из окна.
К вечеру Том разбирал книги, отыскивая «Историю Хогвартса» — самое лёгкое чтиво из всей своей скромной коллекции. Он читал это десятки раз и знал наизусть полюбившиеся отрывки. Прикрываясь тем, что пора освежить в памяти параграф про защитные чары, Том, на деле, просто хотел отвлечься.
Склонившись над чемоданом, он разбирал пожитки: «Волхование всех презлейшее», «Тёмные секреты Стоунхенджа» — в топку, «Магия на грани непростительной», «Сборник сочинений Персиваля Пратта 1856 года» — Мерлин, и зачем он сохранил этот мусор! Перед мысленным взором воскрес образ, всколыхнувший мерное, правильное течение мыслей.
В мутном окне желтели пейзажи, стуку колёс вторил сердечный ритм. Напротив совиные глаза и причёска-одуванчик: «Персиваль Пратт! У меня еще не было такой карточки».
Том всегда прятал от себя этот сюжет, как часть жизни, которую впору уничтожить. Где-то там, среди зловонных приютских наволочек, за пеленой истошного детского вопля — её имя. Странное, нелепое, оно поселилось внутри в тот самый день и с тех пор неясным отзвуком напоминало о себе.
Постоянно. В Большом зале, за изумрудным пологом слизеринской кровати и даже в священной, неприкасаемой тишине библиотеки. Пять долгих лет Том неосознанно или умышленно избегал жёлтых галстуков и десертов из «Сладкого королевства».
Потом это прошло. Летом сорок третьего он исцелился от многих заблуждений; былые кошмары померкли и отступили. Он нащупал подушечками пальцев холодный чёрный камень фамильного перстня. Сомнения отброшены, яснее путь.
Комната будто просветлела, Том уверенным движением водрузил книгу на стол, и в груди разлилось приятное тепло. Вспомнились засахаренные ананасы — излюбленное лакомство Слизнорта, который в своё время тоже неплохо ему помог. Том виртуозно умел выведывать нужную информацию, так почему бы вновь не воспользоваться этим умением?
Той ночью на Лондон обрушился град, но Том знал: в окно ему стучит слепая Фортуна.
***
Воскресное утро третьего февраля выдалось неожиданно ласковым, в несмелой капели угадывалось приближение весны.
Гвендолин перечитала написанное и отложила перо. В последнее время составлять письма было трудновато, особенно для Дэйзи, от которой раньше ничего не утаивалось. Терпеливая сова вот уже полчаса сидела на краю высокого стола, как статуя, не моргая и не шевелясь.
— Гвен.
Сердце упало. Этот голос, который постоянно звучал в голове, никогда не звал её так. Том Реддл стоял напротив в своём безупречном чёрном костюме.
— Ты говорила, что по поводу услуг домовиков можно обращаться к тебе?
Гвен кивнула с каким-то болезненным уколом разочарования.
— Пусть они избавятся от занавески в моём номере, я больше не могу на это смотреть.
— Конечно, — Гвен торопливо отдала распоряжение эльфу.
Домовик трансгрессировал, а она принялась истово запечатывать конверт, в натянутом ожидании, когда нависавшая сверху тень исчезнет.
— Что-нибудь ещё? — Гвен не выдержала и посмотрела страху в глаза.
Реддл опёрся о стойку, склонив голову набок. Чёрные локоны упали на лоб, пальцы расслабленно покоились на столешнице. Пришлось мысленно одёрнуть себя, чтобы не пялиться, как ненормальная.
— Знаешь, пока я дожидался твоей смены, — негромко заговорил он, — я заметил, что в твоё отсутствие здесь работает только Дорис. Никакой Бекки я в глаза не видел. Признайся, ты её выдумала?
— Они близняшки, — ответила Гвен, прикусив щеку зубами.
Том вскинул брови, и уголки его губ поползли вверх. Мерлин, помоги.
— Я могу зайти к тебе сегодня вечером? — мягкий голос и обезоруживающая полуулыбка. — У меня для тебя кое-что есть.
— Нельзя ли решить этот вопрос прямо сейчас? — уклончиво спросила Гвен, пытаясь противиться его нечеловеческой привлекательности.
Она каждой клеточкой чуяла, что эта перемена в поведении не к добру.
— Как скажешь, Гвен, — пожал плечами он. — Сейчас вернусь.
Она проследила, как Том дошёл до лестницы; шаги барабаном отдавались в ушах.
— Реддл! — позвала она через весь зал.
Тот остановился и медленно развернулся, ничем, кроме вздёрнутого подбородка, не выдав своё торжество.
— Вечером, — только и смогла вымолвить.
Попалась. Она отстранённо привязала к совиной лапе свёрток; птица вспорхнула и исчезла в солнечном свете. Переведя дух, Гвен поймала оценивающие взгляды двух молодых волшебниц, в них явственно читался вопрос: «Что он в тебе нашёл?»
***
За три с лишним месяца Том понял, что не обязательно тратить проклятия на говорящее зеркало — достаточно просто его игнорировать. Складывалось впечатление, что существо чувствует смотрящего, потому что когда Том был спокоен, оно всегда повторяло — отражало — его настроение.
— Поправь воротник, — чопорно посоветовало зеркало в тот вечер. — Вижу, ты намылился на свидание? Кто эта несчастная?
— Свидание? — криво усмехнулся Том. — Что за чушь?
— Насколько я знаю, свидание — это когда две человеческих особи, испытывающих друг к другу симпатию, договариваются о встрече, чтобы провести время вместе. Агнесс, которая жила здесь до тебя, часто бывала на свиданиях, поэтому я знаю, как выглядят люди, которые туда собираются. И не кривись так — отпугнёшь самку! — крикнуло зеркало вслед уходящему отражению.