Домовая любовь

Волгин раскрыл рот и застыл, увидев Лену. Он очищал дорожку от мокрого снега, жвачкой липнущего на лопату. Лена подумала, как всё-таки странно, что и он, и Саша живут вроде в одной с Леной местности и очень похожей жизнью: их руки с раннего детства пахнут омулем и на экранах мобильных часто остаются рыбные чешуйки, потому что, пока ты чистишь, обязательно залезешь проверить телефон, поставить кому-нибудь лайк – но при этом дни они всё равно проводили по-разному: и Волгин, и Саша – часто на открытом воздухе, а Лена – в четырёх стенах, она всё равно была городская. Лена сделала комплимент волгинскому дому, одноклассник покраснел и испуганно поблагодарил, сказал, что это сделал батя, но очень давно. Судя по лицу Волгина, на котором недели три назад стали проступать синяки – свидетельство гораздо более грубой, не-кружевной работы, его отец вернулся. И было самое время, настал сезон охоты на нерп.
4.
Моторка гудела перезимовавшей пчелой и с гулким стуком раздвигала сияющие льдины. Земля со склонами, скалами, домами и деревьями походила вдалеке на игрушечную версию всей Волгинской и Лениной жизни. Хоть они давно уже и отплыли от берега и два раза сменили курс, Лена не переставала разбрызгивать водку на воду. Она начала, как только села в лодку. Волгин почему-то даже не удивился этому, он понял, что сегодня был такой особенный, ни на что не похожий день, когда он впервые в жизни угнал лодку у спящего под водкой же отца, а странная-престранная девушка, о которой Волгин мечтал уже пятый месяц, сама пришла вдруг к нему и попросила показать ей отцовские ловушки на нерп и теперь, согласно какой-то старой традиции, молча угощала водкой озеро. Волгин только пошутил, что Байкалу, может, уже хватит, – Лена улыбнулась и не перестала. От сосредоточенности и прочного солнца она даже перестала чихать и кашлять. Волгин ещё на берегу заметил, что она болеет, и спросил её об этом, но Лена махнула три раза рукой, будто крылом или ластой. Сейчас её глаза температурили светом, длинные волосы лезли из-под жёлтой шапки, солнце набилось в складки её куртки, в швы её джинсов, в её уши и повисло на кончиках её мокрых от водки пальцев. Волгин никогда не видел в жизни ничего прекраснее. Они оба молчали: Волгин для того, чтобы не сломать этот день, ощущение от него, а Лена из-за болезни. В горле у неё словно засели острые байкальские льдины, ей было больно говорить и даже дышать. Она отпила чуть прямо из горла́, льдинки чуть потаяли, притупились, Лена протянула бутылку Волгину, тот покачал головой. Как и некоторые дети отчаянных алкоголиков, он никогда не пил, даже пиво, и не собирался начинать в будущем.

Хозяин Байкала оказался в непонятной ситуации. С одной стороны, дочь рыбака уже больше получаса плыла у него на ладони. Но с другой, она щедро выполняла старый эвенкийский обряд, которым показывала уважение и одновременно просила о добыче. Она не была эвенком или ламуаном, но она плыла с сыном охотника на тюленей. Хозяин не мог прервать её путешествие и отправить к Великой Нерпе, пока дочь рыбака не найдёт добычу, и добычей этой были сами нерпы. Крутился странный, замкнутый круг, железный, как окружная дорога. Великая Нерпа следила в это время года за молодыми самками, давшими новое потомство, и, уставшая, теперь дремала у себя в логове. Хозяин понимал, что дочь рыбака никуда не денется из озера, поэтому решил наблюдать за ней дальше, к тому же ему она казалась интересной выходкой из племени людей – давно таких не попадалось. А эта – такая, как герои песен в прежние времена, только те всегда были мужчинами.

Лена и Волгин доплыли до бухты между двумя тёмными, растерявшими снег мысами. Здесь не растаяла целая поляна льда, куда ещё могли ступать ноги. Девятиклассники вышли из моторки на льдину, Волгин попробовал-походил, потом закрепил лодку, и они отправились проверять сети в отдушинах. Из пяти оказались с добычей две, недалёкие друг от друга. В одной попались самка с детёнышем, а в другой – только самка. Первая сеть ещё дёргалась туда-сюда, а вторая – нет. Её Волгин, закатав рукава куртки и свитера, специально вытащил показать Лене. Молодая нерпа, слабо дёргая ластами и медленно моргая, принялась отчаянно хватать ноздрями, ртом и, казалось, ушными дырами воздух. Волгин хотел опустить сеть обратно, но Лена остановила его и предложила сложить всю добычу в лодку и отвезти домой. Но тот сказал, что так нельзя делать по многим причинам, хотя бы потому, что отец убьёт его, если узнает, что он проверял ловушки без него да ещё с кем-то чужим. К тому же если они достанут нерп живыми, то их придётся добивать выстрелом в голову, а это неприятное занятие, так что лучше ждать, когда они задохнутся. Волгин опустил сеть обратно в воду. «Их жалко очень, – подумав, сказал он, – но моя семья уже в третьем поколении живёт ими». Дочь рыбака огляделась и сказала, что хочет на берег. Ей казалось, она начинает задыхаться, как эта нерпа. Льдина прерывалась в ста пятидесяти метрах от суши, и до берега нужно было доплыть. Волгин подумал, что они могут посидеть вместе на его куртке на берегу, спокойно поговорить, и он может насобирать там Лене каких-нибудь цветов, и, наверное, это будет правильно и романтично.
Когда лодка ткнулась в землю, Волгин спрыгнул в сапогах в воду и потянул лодку на берег. Лена быстро переместилась назад и завела мотор. Ничего не понимающий Волгин закричал, подумав, что она ошиблась, желая ему помочь пришвартоваться. Лодка уже слишком плотно сидела на мели и оттого тряслась на месте, тогда Лена вытащила весло и со всех сил оттолкнулась им от берега, развернула лодку кормой вперёд, случайно выпустила весло из рук, и оно осталось воткнутым в землю. Трос потащился вслед за лодкой, Волгин кричал, что тот может попасть в винт двигателя, но Лена не слышала. Она знала, что была плохой дочерью рыбака – так и не научилась управлять даже моторкой. Затормозила у льдины, буквально врезавшись в неё. Выбравшись на поверхность, Лена побежала по чавкающей белой поляне. Та шаталась и звенела в Лениной температурной голове. Солнце куда-то убралось с неба. Сделалось пасмурно. Лена добежала до отдушины, вытащила сеть, но та была пустая. Дочь рыбака огляделась: вокруг плыло и белело, и на этом белом темнело десяток отверстий. Все части льдины выглядели одинаково. Лена побежала к ещё одному тёмному пятну – это оказалась просто глубокая впадина. С берега что-то кричал Волгин, но его слова разрушал бьющийся в Ленины виски молоток. Она двинулась к следующей проруби, потом ещё к одной, наконец увидела мятущуюся сеть, встала на коленки и потащила её на поверхность. Самка и детёныш дёргали лапами и ууукали. Лена достала нож из рюкзака и принялась резать сеть, стараясь не задеть тюленей. Тут Великая Нерпа проснулась от дрёмы и увидела через глаза лежащего в сетке кумуткана Лену с ножом. Её жёлтые волосы трепал поднимающийся ветер, шапка упала с головы где-то раньше. Из порезанных то ли ножом, то ли сетью пальцев текла кровь. Великая Нерпа потребовала Хозяина Байкала немедленно выполнить обещание и доставить ей дочь рыбака. Тот нехотя согласился, он понимал, что та ещё не закончила путешествие. Когда самка и детёныш выползли из сети, Лена застыла и вспомнила, что молодая самка находилась слева и назад от первой отдушины. Нерпа и её кумуткан, надышавшись, скачками добрались до отверстия во льду и нырнули туда, спасаясь от людей. Лена спокойно и медленно отправилась по восстановленному в памяти пути. Сеть была тут, самка тоже. Она уже не дышала, когда Лена подняла её на лёд. Дочь рыбака подумала, что тюленям, наверное, тоже можно нажать на грудь и изо рта у них тоже пойдёт вода, как это происходит с людьми в фильмах. Лена положила нерпу на спину и нажала ей на грудную клетку окровавленными пальцами. Лёд под Леной провалился. Сильная боль воткнулась в грудь и живот, а потом захватила всё тело. Вокруг неё бурлила, гуляла вода, как сегодня днём под льдиной с Галей и её подругами. Тело молодой нерпы плавно пошло ко дну. Лена болталась в её сети́, всё ещё пристёгнутой на поверхности к льдине. Вода залилась в рот, и горло перестало болеть. Лена закрыла глаза, и её резко дёрнуло вниз.