Веснушка
– ДжейПи сказал, что ты приехала. На пасхальные праздники, да? – спрашивает она.
Я не могу отвести взгляд от ее живота – интересно, они обсуждали меня? А как же иначе. Даже если без злости, они наверняка изливали друг другу душу. В постели тихонечко шептали друг другу на ухо, что их во мне раздражает. Я знаю, сама обсуждала с Джейми Мэрион. Интересно, он передал ей мои слова? Вполне невинные вообще-то, но обидные, когда слышишь их о себе. А потом еще долго прокручиваешь в голове и даже готов измениться до неузнаваемости, лишь бы избавиться от этих недостатков. Лежа в постели, вдвоем, мы обсуждали все на свете. Я чувствую, как вскипает гнев, сердце бешено колотится. Представляю, как их сблизило взаимное разочарование во мне. Да как они смеют. Я столько могла бы сказать ей, но не хочу говорить ни слова. Уже ничего не исправить.
– Жаль, ты не предупредила меня, что приезжаешь, – говорит она.
Переступает с ноги на ногу. Прохладно. Неловко. Туман сгущается, мелкий дождик брызжет нам в лицо. Колошматит из последних силенок – нарочито, театрально, прежде чем окончательно сдаться. Я чувствую, как капли текут у меня по лбу. Должно быть, прическа у меня еще та. Слишком густые волосы для этого острова. Они созданы для каталонского солнца и гор. Мэрион оглядывается на дом, проверят, что нам ничего не грозит или ей ничего не грозит, затем снова оборачивается ко мне:
– Слушай, ДжейПи сказал мне, что сказал тебе про нас, и… ну, сама понимаешь про что. Чуть не прибила его. Слишком рано. Мы еще никому не говорили, знаешь, может случиться все что угодно, и тогда получится, что незачем было беспокоить тебя.
– Ах да, понятно, выкидыш, например, – говорю я, она тут же хмурится.
У меня столько вопросов к ней, но я молчу. Не хочу, чтобы в моем голосе звучало отчаяние, не хочу слышать горечь в своих словах, у меня нет никакого права злиться. Мой бывший парень и моя лучшая подруга. Бывшая лучшая подруга теперь уже. Мы не общались много месяцев. Когда мы перестали переписываться? Она должна была приехать в гости. Что-то ее задержало. Она так и не приехала. Может, ее задержал член Джейми. А второй раз я ее уже не приглашала. Не знаю почему. Я не собиралась задерживаться в Дублине надолго… хотя да, на год точно, но не навсегда. Мои друзья должны были ждать моего возвращения столько, сколько надо. А не трахаться друг с другом и заводить ребенка. Просто ждать, как на паузе. Он – на автопароме или за стойкой бара в ресторане гостиницы, а она – в местной больнице и подрабатывать парикмахером.
– Мы не планировали это, Аллегра, – говорит она. – Это получилось случайно. Мы с Циклопом расстались. Он изменился, свихнулся из-за наркоты. Больше чем обычно. Он теперь готовит свою собственную дурь. Остались только я и ДжейПи. Мы скучали по тебе. То есть я скучала.
Так и вижу ее толстые ляжки на его тощем животе. Она всегда была тяжеловата внизу, фигура в форме груши, с бледной кожей, покрытой сиреневыми и голубыми пятнами и апельсиновой коркой целлюлита. Она терпеть не могла купальники. Всегда надевала короткие плавки. Из-за покраснений в области бикини от ежедневного бритья, потому что у нее была аллергия на воск. Интересно, что он подумал о ее ногах, когда увидел их впервые. Ее пухлые рябые ноги.
Она продолжает говорить.
– Как-то так получилось, что мы с ним поладили. Раньше у нас не было возможности узнать друг друга по-настоящему. Когда нас было четверо, понимаешь. В общем, ДжейПи помог мне избавиться от страха и сделать то, о чем я мечтала. Парикмахерская – это его идея. То есть моя, но без него я бы никогда не справилась.
Она снова оглядывается на дом. Не понимаю, почему она это делает, может, у нее клиент там сидит с краской на волосах, которая уже прожигает дырку в черепе. Парикмахерская в передней комнате, я вижу кое-какое оборудование, кроме того, они снесли переднюю стену и добавили новую боковую дверь прямо в парикмахерскую. Всего-то комната в доме ее родителей. Комната, в которой мы смотрели мультики. И бизнесом-то не назовешь. Даже с ее дешевыми объявлениями, расклеенными по всему острову, кто к ней пойдет – на ржавую свалку машин, – чтобы сделать себе прическу. Ну, может, я бы пошла.
– У меня получилось, – говорит она гордо, с улыбкой до ушей, от которой видны ямочки на щеках, и с капелькой страха, как мило. – К тому же мне будет проще работать дома, когда появится малыш, – добавляет она.
Столько информации, а я стою и думаю, почему она называет его ДжейПи. Только его мама называет его ДжейПи. Все друзья зовут его Джейми. Странно как-то.
Большинству местных жителей приходится покинуть остров, чтобы преуспеть в жизни. Большинство людей, с которыми мы выросли, уехали. Опустошенные эмиграцией – сказано в рекламе вай-фай Аранских островов в попытке приманить людей. Я уехала. А Мэрион нет. Она осталась, открыла парикмахерскую, родит малыша. Мечта сбылась. Ее собственными усилиями. Причем в том месте, которое, мне казалось, надо покинуть, чтобы добиться чего-то.
– Так ты ее видела? – спрашивает она, меняя тему. – Аллегра, скажи что-нибудь, – говорит она, прекратив улыбаться.
Ее волосы промокли до нитки, облепили ей голову, капельки воды цепляются за ее шерстяной кардиган. Она дрожит. Я представляю ее малыша размером с таблетку экстези с мурашками на коже. Наверное, он сам размером с мурашку.
– Я пришла к твоему отцу, – говорю я наконец.
Она смотрит на меня удивленно. Затем обиженно. Затем презрительно. С ненавистью. Я действительно чувствую себя глупо, но она хорошо меня знает. Я никогда не говорю то, что надо. И сама знаю, что никогда не говорю то, что надо, и часто обсуждала с ней это. Во время ночевок в ее доме я рассказывала ей обо всех глупостях, которые я говорила другим людям, и она либо смеялась и успокаивала меня – ничего страшного! – либо терпеливо объясняла, как лучше выразиться в следующий раз, но она, кажется, забыла обо всех этих советах, как и Джейми, она забыла, кто я. Принятие и терпение, сопутствующие дружбе, исчезли. Их надо заслужить. Но мне уже не хочется. Она резко разворачивается и уходит, Ревень и Кремчик бегут за ней, высоко задрав подбородки, будто с оскорбленным высокомерием. Они покидают свалку для машин и заходят в дом. Я так и не поняла, позовет она отца или нет. Ждать или это слишком глупо?
Я хожу взад-вперед возле зеленой «мазды» с вмятиной на боковой двери, пиная камушки. Пакеты с покупками уже тяжело держать, может, мне пора домой, может, я все неверно поняла. Дверь открывается, и выходит ее папа Джерри в рубашке и брюках. Без рабочего комбинезона.
Я жду у машин и стараюсь уловить эмоции на его лице, но у меня это плохо получается – не могу понять, что значит его выражение. Ударит или поцелует? Сомневаюсь, что Мэрион откровенничала с ним, иначе ей пришлось бы объяснять про беременность, а она не станет этого делать после того, как я напугала ее выкидышем. И она не сказала бы ему так быстро, и он не шел бы ко мне вот так, если бы только что узнал такую новость.
– Аллегра, – говорит он.
– Я пришла к вам по поводу папы, Джерри.