Флибустьер

Звезды померкли и начали гаснуть, небо посветлело, порозовело, и над океаном и невидимым африканским берегом взошло солнце. Едва лучи светила расплескались по зеленовато-синим водам, как с марса, где сидел впередсмотрящий, донесся протяжный вопль:
– Корыто с штирборта! [6] Большое судно, капитан! Три мачты! Флаг… Не вижу флага, но или испанец, или португалец!
А кто еще может плавать тут, у Канар? – подумал Серов, встрепенувшись. Или испанец, или португалец, или магрибские пираты… Но у магометан корабли были поменьше и такого вида, что с европейским океанским судном их не спутаешь. Он кивнул Олафу, велел свистать всех наверх и взялся за подзорную трубу. За его спиной слышались топот, лязг оружия, хриплые крики и перебранка у гальюна – команда поднималась наверх с орудийной палубы. В круглом окошке трубы быстро вырастал из волн морских чужой корабль: сначала бом-брамселя [7] на фок и грот-мачтах, за ними полные ветра нижние паруса, высокая надстройка на корме, темный корпус с черными квадратами пушечных портов. Флаг… вот и флаг! Кастильский!
– Испанец, – прогудел знакомый голос над плечом Серова, и, отняв от глаз трубу, Андрей увидел хмурую рожу Уота Стура. Впрочем, сейчас первый помощник был не так уж недоволен, скорее наоборот – глаза блестели и губы кривила хищная усмешка. Остальные офицеры тоже уже были здесь – Сэмсон Тегг, бомбардир, ван Мандер, штурман, и датчанин Хансен, лекарь. У трапов, ведущих на мостик, стояли боцман и сержанты, предводители абордажных ватаг, а за ними, на шканцах и шкафуте, толпилась без малого сотня парней, и лица у всех были такими же, как у Стура, хищными, алчными, оголодавшими. Вполне понятно, решил Серов: Атлантику пересекли, в шторм спаслись, месяц в море, вода и солонина поперек глотки, а тут испанец!
Он оглядел своих соратников.
– Что скажете?
– Сорок орудий, – заметил Тегг, опуская зрительную трубу. – Шесть на палубе, два, надо думать, на юте, и шестнадцать вдоль борта. Шестнадцать! Против наших десяти.
– Зато ты лучше стреляешь, – ухмыльнулся Уот Стур. – Чтоб меня акулы сожрали, если ты не накроешь их первым же залпом!
– Они попали в шторм, в ту же бурю, что и мы, – с голландским спокойствием произнес ван Мандер. – Дай мне трубу, капитан. Та-ак… Здорово их потрепало!
– Половины бушприта нет. Видать, все кливера сорваны, а не один, как у нас, – сказал Стур.
– Бушприт… да, это само собой… – Штурман разглядывал корабль, надвигавшийся со стороны открытого океана. – Еще на фоке и гроте поломаны стеньги, бизань еле держится, ванты оборваны… Тяжело идет… похоже, в трюме есть вода.
– Эй, капитан! – заорали с палубы. – Чего ждем? Будем брать испанскую лохань или зубами щелкать?
Раздался звук оплеухи и голос Хрипатого Боба:
– Хрр… Пасть заткни, недоносок! Капитан знает, что делать!
Серов шагнул к планширу, отыскал глазами Боба и парня рядом с ним, который держался за челюсть, отметил: Мерривейл Сидней, из новых, завербованных на Тортуге перед самым отплытием. Набрал воздуха в грудь, медленно выдохнул и произнес:
– Боцман, Мерри – пять плетей. Но прежде пусть вопрос свой повторит. Всякий член Берегового братства может обратиться к капитану, но этого ублюдка я как-то не расслышал. Давай, парень, погромче!
– Капитан, за что… – начал Мерри, извиваясь под крепкой рукой Хрипатого.
– Десять плетей!
– Капитан, сэр!
– Вот теперь я слышу. Десять плетей, чтобы лучше запомнил, кто тут сэр, – повторил Серов, отвернулся к своим офицерам и вытянул руку к приближавшемуся кораблю. – Значит, так, камерады. Пока они нас еще не разглядели, марсовых наверх, а всем остальным спуститься вниз, мушкеты зарядить и ждать. Командуй, Уот! Ты, Сэмсон, давай к орудиям. Думаю, картечь придется в самый раз.
Стур проревел команду, и палуба вмиг очистилась – абордажные ватаги скрылись, а два десятка моряков полезли на мачты. Хрипатый Боб, отсчитавший Мерри десять ударов тонким линьком, толкнул наказанного в люк и принялся распоряжаться, расставляя марсовых по реям. Бомбардир, потирая ушибленные пушкой ребра и негромко чертыхаясь, спустился с мостика, ван Мандер встал у руля рядом со Стигом, хирург Дольф Хансен присел у фальшборта, копаясь в своем медицинском сундучке, перебирая полотняные тряпицы и банки с мазями. Готовились быстро, но без суеты; все, как положено, были при деле и на своих местах. Испанский корабль приблизился на четверть мили, и в трубу Серов видел, как выстраиваются вдоль борта мушкетеры в блестящих шлемах и кирасах.
 
На квартердеке появилась Шейла. Выражаясь старинным языком, приличествующим эпохе, она пребывала третий месяц в тягости, но это было пока незаметно. Талия, охваченная кожаным кафтанчиком и пояском с парой пистолетов, оставалась по-прежнему тонкой, фигурка – изящной, движения быстрыми, груди, еще не начавшие наливаться, маленькими и упругими. Кое-что, правда, изменилось: синие ее глаза, прежде тревожные, а временами – гневные, были теперь безмятежны. Глаза спокойной уверенной женщины, нашедшей свое место в жизни… На «Вороне» она считалась не только супругой капитана и владелицей корабля, но в первую очередь офицером-квартирмейстером. Важная должность! Шейла Джин Амалия ведала всем, начиная от запасов пороха и рома и кончая оценкой захваченной добычи.
Прищурившись, она уставилась на чужой корабль.
– Испанец! Большой галеон, но сильно побитый… Тоже в шторм попал? И куда он прется?
– Он думает, что нам досталось еще больше, – сказал Серов с почти бессознательной счастливой улыбкой. – Как ты спала, милая?
– Без тебя постель была слишком широка, – тихо промолвила Шейла, покосившись на Уота Стура. – Ты, Эндрю, женатый человек, да еще капитан, и не должен стоять ночную вахту. Ночью твое место… ну, сам знаешь, где.
На палубе царила тишина, но сквозь раскрытые люки доносился негромкий шум, знак быстрой деловитой подготовки: поскрипывали пушечные лафеты, звякали о дула мушкетов шомполы, шелестела одежда, кто-то с резким звуком – вжик-вжик! – точил палаш или топор. Поднимавшееся солнце золотило паруса, разбрасывало по синей морской поверхности яркие искры. Матросы, что скорчились на реях, отсюда, снизу, выглядели карликами.
Шейла, откинув русую головку, рассматривала их.
– Хочешь добавить парусов и уйти? – Она перевела взгляд на испанское судно. – Бизань голая и еле держится… Ему за нами не угнаться.
На этот раз Стур ее расслышал и буркнул:
– Уходить нельзя, никак нельзя. Парни будут недовольны.
Серов сдвинул брови.
– Парни будут делать то, что я прикажу. И вообще пора отвыкать от разбоя! В Россию плывем, а там царь грабителей не жалует.
– Ну, хвала Творцу, мы еще не на царской службе, – заметил Стур. – Еще не идут нам ни песо, ни талеры, ни эти… как их… рубли из московской казны. Опять же умный царь не против разбоя, ежели грабят чужих, а не своих. – Он с задумчивым видом поскреб щеку и добавил: – Хотя как сказать… Самые умные цари сперва своих трясут и раздевают… оно ближе и безопасней.
Серов расхохотался. Мудрый мужик Уот! Прямое попадание, не в бровь, а в глаз! Царь Петр так и начал, со своих, с князей, бояр да разбойных стрельцов! Отсмеявшись, Андрей поглядел в трубу на галеон, бывший уже на расстоянии трехсот пятидесяти ярдов, и сказал:
– Ну, наглец! Вода в трюме, рангоут поломан, а он на нас прет! Должно быть, от кастильской гордости… Вот что я решил: если в драку полезет, высечем за нахальство, а если желает поприветствовать и миром разойтись, тогда…
 
Грохот выстрела не дал ему закончить фразу. Над бортом галеона вспухло серое дымное облако, просвистело в воздухе ядро и шлепнулось в воду в сотне ярдов от «Ворона».
– Хорошее приветствие, клянусь адской сковородкой, – оскалившись, пробормотал Стур. – Ну что, Эндрю? Что, сэр капитан? Миром разойдемся или как?
– Прикажи поднять флаг, – велел Серов, не обращая внимания на подначку.