Одинокий медведь желает, или партия для баса (СИ)
— А ты, — донеслось из-за стенки обиженно, — истерик. Крик поднял, Олесю испугал! Уходить вздумал. И из-за чего?
— Пошел ты, Лева, знаешь куда, — не остался в долгу тенор. — Достал. Мало того, что я семью не вижу. Мало того, что тебя даже женитьба человеком не сделала. Так ты посмел еще и врать!
— А правда, Лев, ты когда о концертах договорился? — донеслось из-за соседней стены. — И чего нас лечил?
— И ты, Артур, туда же?!
— Да что вы все орете? — возмутился Сергей, и дом дрогнул. И стало тихо. Только тихо и грустно осыпалась штукатурка с разрушенной стены.
Сергей вздохнул. Ответов он так и не получил, Иван снова впал в задумчивость.
— Так, — снова рявкнул он. — Пошли разгружать еду, у меня в машине ее на полк. Жалко, пропадет по жаре. Все вместе. А потом мы с Ванькой пойдем стрелять.
Вот тут тенор посмотрел на него испуганно.
— Думаешь, я поставлю перед тобой Леву с яблоком на голове? — заржал бас. — Хотя, если карабин зарядить солью…
— Да пошли вы! — заорал и Лева. — Можно подумать, я вреда кому хочу. Все такие молодцы — никому уже и денег не надо. Вот они сами собой возьмутся. И на рояли, и на квартиры, и на прочие…
— Так что не сказал-то? — неугомонный Артур возопил из-за соседней стенки.
— Сначала пожадничал. Там условия — закачаешься, — признался Лева. — Потом не знал, как сказать.
Машину они разгрузили. И ушли с Иваном в тир.
— Утром решишь, — вздохнул бас.
И тенор согласно кивнул.
Выгуливались они с Иваном до самой темноты. Тот не так стрелял, как показывал фотографии. Рассказывал, какой это кайф быть со своими, которые засели на даче. Сергей улыбался, думал о своей рыжей… Когда вдруг ее и увидел.
— Карина?
Женщина обернулась. И в первое мгновение ему показалось, что он ошибся. Слишком хотел — вот в сумерках и принял незнакомку в офисном льняном костюме за рыжую бестию. Но в женщине на скамейке, что сидела, уставившись в пустоту, не было огня. Не было жизни. Словно призрак. Но… это была она.
— Карина? Что случилось?
Иван посмотрел на него с удивленной насмешкой, словно увидев что-то новое, неожиданное.
Сергей подошел к женщине, обнял ее. Она рванулась от него, не так даже, как на качели, когда он попутал явь и сон. А зло, отчаянно.
— Карина, тише. Это я. Тише.
— Сережа, — прошептала она. И расплакалась.
Глава девятая
— О, времена. О, твари.
— Может быть, нравы?
— Может быть. Хотя, нет. Твари
(С) Великий и могучий Интернет
Карина
Я не могла успокоиться. И уговаривала, и за щеку себя изнутри кусала — ничего не помогало. Слезы как катились градом — так и продолжали. Ровно с того момента, как я почувствовала себя в безопасности в сильных теплых руках. Вдохнула запах, ставший… родным. Когда? Почему? Зачем?..
И… вот теперь я рыдала так, что, похоже, центральному парку города Сочи грозил потоп. А Серому — истерзанная нервная система. И очередная испорченная футболка.
Он гладил меня по голове, прижимал к себе, бормотал что-то успокаивающее. А потом вдруг тихо и отчаянно спросил у кого-то:
— И что делать, Вань?
Значит, моему истеричному позору был еще один свидетель. Жуть!
— Мороженое? Не знаю… Клубничное девочки любят… — донесся до меня мягкий, звучный, красивый, но очень смущенный голос.
Я все же скривилась — не на голос, нет. Хотя перед посторонним человеком было жутко неловко. Ну, если подумать, то и перед Серым тоже. Вообще, зареванная физиономия и состояние истерики, которую ты не можешь контролировать — это в принципе не воодушевляет. Но мороженое как успокоительное. Да еще и клубничное…
— Может, лучше пострелять, — пророкотал над моим ухом Серый. Неуверенно.
— Да! — вырвалось у меня.
Как-то подозрительно сладострастно. Должно быть, чересчур, потому что Серега рвано вздохнул. И прижал к себе что было силушки молодецкой. Ой. Ого-гой. В смысле, он извращенец — хотеть зареванную меня. Но… приятно.
— В тир? — с надеждой спросил Сергей.
Я задумалась. И даже слезы высохли. На самом деле, я понадеялась, что он сейчас расчехлит свой охотничий карабин, который с утра привел всех в такой экстаз. Протянет мне, прищурившись и изогнув соболиную бровь. Скажет, низко, рокочуще, да так, что у меня все волоски на теле встали дыбом, даже те, что были уничтожены при эпиляции:
— Давай, детка, вмажь ему.
И я… схвачу… Но, боюсь, свначала не карабин и кучу патронов. Сюначала… Ух, что мне тут же умслужливо предоставило воображение на тему «за чьто бы такое внушительное схватиться и что с ним сделать»… А тело, зараза предательская, как отозвалось, да как одобрило план с дополнениями и вариациями… ой. Ой-ой. Кто-то тут совсем с дуба рухнул, мечтать о буйном сексе посреди центрального, мать его, Сочинского парка!
«Стресс, это просто стресс, успокойся, Кариночка, не набрасывайся на мужчину, он не поймет. И косметика у тебя размазалась!» — попробовала напомнить себе о реальности я.
Не очень-то получилось. Все внутри дрожало, тянулось к горячему мужскому телу — такому крепкому, большому, надежному, способному любому Марату оторвать бошку и все прочие выступающие части тела… Очень-очень эротично оторвать, так чтобы мышцы перекатывались под кожей… вот тут, прямо под моими пальцами… Ох, как здорово-то!..
— С тобой все хорошо? — обеспокоенные синие глаза уставились на меня.
А до меня внезапно дошло, что последний «ох» сказался вслух. Простонался. Блин. Позорище!
Пользуясь тем, что Серый меня обнимал, я спрятала лицо у него на груди. И вздохнула. Откуда же он взялся-то? И есть ли у меня в сумочке влажные салфетки? С потекшим офисным макияжем я как-то не слишком комфортно себя ощущала.
— Вот видишь, Ваня. Все же стрелять! — ликующе произнес мужчина моей мечты. И легонько поцеловал меня в макушку: — Ты — совершенство.
Тут я на него с удивлением посмотрела. Вроде бы не издевается. Как-то странно даже. И выглядит умиротворенным и счастливым. Словно в лотерею миллиард выиграл. Причем в долларовой валюте.
В ответ ему раздался одобрительно хмыкнули. И сунули мне в руки упаковку влажных салфеток. И… я мельком, краем глаза заметила на ухоженной мужской руке гладкое золотое кольцо. Клубничное мороженое, салфетки с собой и кольцо. Ага. Ваня женат, причем давно и похоже счастливо.
Почему-то меня это обрадовало. Уютнее как-то стало.
— Спасибо, — пробормотала я, вынимая салфетку из пачки и отворачиваясь от Серого. Снятие потекшего макияжа — дело слишком интимное. И зеркальце не помешало бы.
— Ваня, — скомандовал тем временем Серый, — придумай или нарисуй мне фломастер. Черный.
— Фломастер-то зачем?
— Карина нарисует того, кто ее обидел. Будем палить.
— В голову? — с редким пониманием сути дела уточнил Ваня.
— Ну, в конечном итоге и туда, — не стал спорить Серый.
Он развернул меня к себе, вытянул из пачки еще одну салфетку и бережно стер с моего лица остатки безобразия. Этак легко, непринужденно и чуть ли ни привычно, словно тысячу раз помогал зареванным дамам ликвидировать последствия аварий.
А я, не пытаясь больше прятаться, искоса глянула на его друга. Того самого Ваню, из-за которого Серый сорвался. И унесся, будто асфальт под колесами горел.
Ваня был блондином. Тонкий, звонкий, изящный. В чем-то невозможном для нормального человека кислотно-оранжевом, сияющем даже в нашей бархатной ночи. Апельсиновое солнце. Только солнце хмурилось, сжимало и кусало губы, и занавесилось длиннющей челкой так, что половины лица было не видно. В сочетании с кепкой козырьком назад и узкими белыми штанами… Не знай я, что Ваня — друг Серого и не заметь обручальное кольцо, дала бы ему лет двадцать от силы. И пламенную любовь к аниме.
Что ж. С Ваней более-менее понятно, а вот кто такая Олеся? М… жена Вани? Или все же...
Так. Уймись, Карина. Не придумывай имена вашим с Серым шестерым детям. Лучше улыбнись и скажи: