Ойроэн (СИ)

– Проходите! – с искренней радостью сказала она. – Проходите же к огню, дети! Вы верно голодны с дороги и не откажетесь от нашей скромной пищи.
О нет, ни за что на свете.
Я быстро кивнула и позволила ей подхватить меня под локоть. Другой рукой хозяйка тэна осторожно обняла Вереска, увлекая его за собой к очагу в центре жилища. Не успели мы опомниться, как перед нами уже стояли миски с похлебкой и чашки с молоком, на длинном медном блюде лежали лепешки, сыр и шарики тсура. Довершением этого пиршества стала вогнутая деревянная доска, на которой горкой возвышались теплые, исходящие паром куски баранины. Я сглотнула слюну и даже зажмурилась на мгновение.
Все еще не верилось, что мы добрались.
Почти сразу, возвращая меня в реальность захныкал, завозился на моей груди Рад. Он проснулся от тепла и звуков нового голоса и сразу дал о себе знать.
– Хочешь подержу его? – спросила хозяйка и тут же смущенно тряхнула головой: – Ох, я ж не представилась!.. Меня зовут Вей. Рада видеть вас в нашем доме. Мы все рады.
– Ага! – услышала я веселый детский голос откуда-то из-за занавески, с женской стороны тэна. Мгновение, и оттуда высунулась такая же чернявая мелкая девчушка не старше семи лет. – Мы вас ждали!
Ждали? Голова у меня пошла кругом. Не в силах больше противиться голоду, я сначала сцапала свою миску, сделала хороший глоток похлебки и только потом, подумав немного, решила, что не будет ничего дурного, если Рад немного посидит на коленях у этой славной женщины. Я вынула его из перевязи и вручила ей, а сама потянулась за лепешкой. От голода и усталости во мне не осталось ни капли сил, чтобы вести себя с достоинством. Отправляя кусок хлеба в рот, краем глаза я увидела, как лицо Вей стало мягким и нежным, когда она прижала к себе моего сына.
– Да ты мокрый совсем, малыш, – ласково сказала Вей, распутывая на нем пеленки. – Давай-ка мы завернем тебя в чистое.
Она обернулась к девчонке.
– Шиа, принеси мне то вышитое одеялко, с которым ты так любишь играть. Живо, живо! Ничего с ним не случится.
Я наконец добралась до баранины и поняла, что это лучшее, что могло случиться со мной в этот день. Как же давно я не ела настоящего свежего мяса!
Покуда руки мои таскали одно угощение за другим, Вереск сидел рядом со мной, прикрыв глаза. В неярком свете ламп и очага я с трудом могла понять выражение его лица – отсветы огня все время меняли его, скользя по худым щекам, по лбу, прихваченному цветным шнурком, по опущенным векам. Тревога снова сжала мое сердце холодной когтистой лапой.
– Мальчик совсем устал, – словно услышав мои мысли, сказала Вей. У нее на коленях Рад притих и спокойно глазел на лепестки пламени, танцующие в очаге. – Похоже, у него и поесть-то сил не осталось... Бедный. Надеюсь, мой муж сумеет ему помочь.
Конечно сумеет. Иначе зачем мы тащились сюда? Я отогнала тревогу прочь, проглотила очередной кусок баранины, ощутив, как он наполняет мое нутро благостью, облизнула жирные пальцы и спросила:
– А как вы узнали, что мы едем? – в тепле и сытости мои мысли стали путанными и летучими, как дым, но этот вопрос уж очень не давал покоя.
– Патрик сообщил. – Вей сняла с руки широкий браслет и показала его Раду, который охотно попытался схватить украшение. – У них с мужем особая связь. Они могут слышать друг друга.
– Ва! – я чуть не выронила кусок сыра изо рта. – А тот как догадался?!
– Похоже, приходил к твоему другу во сне.
Я изумленно посмотрела на Вереска.
– И ты мне ничего не сказал?!
Мальчишка открыл глаза, посмотрел, как в туман, невидящим далеким взором. Моргнул, потер лицо и только тогда ответил:
– Шуна, я не знал.
– Ну дела... – я качнула головой, взяла кусок баранины и всунула ему в руку. – Ешь давай! Пока мордой в пол не свалился.
В этот момент качнулась занавесь на двери – в тэн вернулс шаман. Прошел молча к очагу, вынул из огня крупный уголь и запалил им трубку, которая возникла у него в руках словно ниоткуда. Маленькое облако дыма устремилось вверх, к неровному отверстию в крыше жилища. Кайза стоял там, чуть в стороне от нас и прищурясь, глядел на Вереска.
 
– Сегодня здесь спать будешь, – сказал он ему и выпустил еще один клуб дыма. – А завтра решу, что с тобой делать.
Он не ругал его, и мне это не понравилось. Уж лучше хорошая трепка, чем вот так... словно все настолько плохо, что и кулаками махать поздно.
Вереск кивнул, не поднимая глаз на шамана.
Сама не знаю почему, но в этот момент мне стало его ужасно жаль.
3
В эту ночь мы с Радом спали на женской стороне, вместе с хозяйкой тэна и ее внучкой, а Вереску досталось место у очага. Кайза бросил на утоптанный земляной пол толстую циновку из соломы и велел мальчишке устраиваться поудобней. Сам он, похоже, вовсе спать не ложился: когда я проснулась от возни Рада глубоко заполночь, то сквозь щель в занавеске увидела, что шаман сидит возле огня, безмолвный, неподвижный, как хищный зверь на охоте.
Меня это вполне устроило. Значит мой дружочек в безопасности.
Самой мне странно было оказаться без него под боком. За минувшие несколько недель я привыкла ощущать уютное тепло чужого тела. Верней, совсем не чужого... Мне стали знакомы и стук его сердца, и дыхание, и запах. Настолько знакомы и привычны, что теперь чего-то не хватало.
Вместо Вереска по левую руку от меня улеглись Шиа и Вей, а по правую сопел мой сын. Прежде я никогда не решалась положить его рядом, боясь невзначай придавить во сне, но в этом доме не было колыбели, а его хозяйка с уверенностью заявила мне, что место младенца – рядом с матерью. Чтобы Рад не испачкал лежанку, она просто подстелила тонкую, хорошо выделанную шкуру на то место, куда я его устроила.
Это и впрямь оказалось удобно. Среди ночи мне не пришлось вставать, достаточно было просто сунуть грудь в маленький рот и спать дальше.
«Может, правда зря боялась, – подумала я поутру, когда поняла, что выспалась гораздо лучше обычного. – Зря наслушалась страшных бабкиных сказок про заспанных матерями младенцев... Давно так стоило сделать».
Когда я разлепила глаза, тэн был полон утренних звуков и запахов. Напевала что-то внучка шамана, потрескивал бодрый молодой огонь в очаге, ноздри щекотал аромат жареных в масле лепешек. Я испуганно дернулась, обнаружив, что сына нет рядом, но почти сразу услышала его мяуканье за занавеской и знакомые до последнего слова прибаутки Вереска.
Так странно было найти себя под другой крышей. Слышать новые голоса.
Так странно было проснуться и не увидеть рядом с собой человека, чье присутствие стало естественным, как присутствие тени.
Иногда Вереск вставал прежде меня и, как обещал, забирал с собой Рада. Приматывал к груди в точности, как это делала я сама, запрягал лошадей и трогался в путь. В такие утра я просыпалась под мерное покачивание повозки, и это были самые сладостные минуты. Но чаще ночные кошмары изматывали его так, что он только к рассвету забывался по-настоящему глубоким спокойным сном. В такие дни я сама управлялась и с сыном, и с повозкой.
В такие дни, открыв глаза, я видела перед собой его лицо, так ужасно похожее на лицо его сестры, ненависть к которой все еще сжигала мое сердце. Наверное, в детстве, Вереск был милым ребенком, но теперь, когда его облик почти утратил свою нежность, мой друг едва ли мог сойти за красавчика. Курносый нос, слишком широко расставленные глаза, нелепые веснушки на высоких тонких скулах... Уже не мальчишка, еще не мужчина. Когда он распрямлялся в полный рост, было видно какой он худой и нескладный – совсем, как жеребенок-полулетка.
 
Порой я подолгу вглядывалась в его черты, пыталась понять, что этот человек делает рядом со мной. И что я делаю рядом с ним. Я понимала – однажды он перестанет быть смешным и неуклюжим, вырастет в высокого сильного парня. И уйдет своей дорогой. Как уходят они все... Я понимала – придет время, и мне нужно будет отпустить его в настоящую взрослую жизнь, где он полюбит кого-то равного себе. Красивую юную ведьму, вроде его сестры или родовитую девицу, вроде той младшенькой дочери принца Тодрика. У колдунов всегда есть выбор, девки к ним липнут, как осы к медовым пряникам. А, может быть, он встретит ту единственную, что предназначена только ему, и тогда уж точно забудет обо всем.