Не отрекаются, любя... (СИ)

— Эти слухи сильно преувеличены, — потирая освобождённые запястья, усмехнулся тот. — Единственное, в чём заключалась моя задача, это облегчить её вам. И обнажить приоритеты господина Измайлова, так сказать, во всей их неприглядной красе. 
— О, да, я прямо чувствую какая в моём теле образовалась приятная лёгкость, после того как пересчитал ему зубы. Вот не думал, что этим удовольствием обязан вам.
— Позвольте представиться…
Охрана привычно дёрнулась, но мужчина предупреждающе поднял руку и осторожно, медленно полез в нагрудный карман. А потом подал бугаю из отцовских телохранителей, стоящему ближе всех, визитку.
— М-м-м… — многозначительно процедил Марк, прочитав надпись. — Адвокат? А я уж грешным делом подумал здесь будет написано тайный агент, частный детектив, или, на худой конец, медиум, Ян Карлович. Вам бы пошло, — равнодушно отложил он на блестящий в полумраке металл стола визитку.
Только буква «М» на тыльной её стороне, или буква «W», смотря как читать, сказала ему больше любых слов.
Марк слишком хорошо знал, что она значит. И теперь понял куда больше.
Кому обязан муж Веры своими неприятностями.
Кто стоял за этим представлением на приёме у губернатора в его честь.
И кто знал его настолько хорошо, что заставил среагировать как отлично пристрелянное ружьё.
Что ему хотели сказать — Марк услышал.
И тот, кого могли бы звать хоть пророк Моисей, хоть адмирал Иван Фёдорович Крузенштерн, скорее всего, на самом деле адвокат Ян Карлович Вестлинг.
И он тоже знал, что Марк прочитал послание.  И понял, кто его передал.
— Мои намерения были исключительно благородными. Прошу прощения, если меня неправильно поняли, — приложил он руку к груди.
— Ну что ж, поверю вам на слово. В конце концов, это касается лишь вас и господина Измайлова. Расходимся, господа. Концерт окончен, — встал он.
— Марк, что за? ... — воскликнула ему в спину Стелла.
Он не повернулся, только услышал, как застучали следом её каблучки.
— И что, ты его просто так отпустишь? — она так хлопнула дверью машины, что у Марка заложило уши. — Что он вообще за хер? — сунула она ему в нос прихваченную визитку.
— Я рассказывал тебе, что как-то сидел в мексиканской тюрьме? — спросил Марк, когда машина тронулась с места. Выбил из пачки сигарету, открыл окно, закурил.
— Столько раз, что мне уже кажется я сама там сидела, — рассматривала она картонку, пока Марк смотрел на огни порта и выдыхал дым.
— А как туда попал?
— Всего лишь купил косяк и попал под облаву в каком-то притоне.
— А знаешь кто её устроил?
— Дай-ка подумать, — кинув визитку в бардачок, паясничала Стелла. — Может, полиция?
— Может, — кивнул Марк. — А теперь вопрос на засыпку. Ты знаешь кто такой консильери?
Стелла подавилась воздухом. Откашлялась.
— Хороший вопрос для девочки с итальянскими корнями, чей отец был бухгалтером бандитской группировки. Советник босса мафии? Посланник? Посредник при решении спорных вопросов?
— Так вот, он консильери.
— И что это, чёрт, побери, значит?
— Что в игру вступил новый игрок.
— Кто?!
Марк усмехнулся. А про себя добавил:
Она.  
За грудиной заныло, но память послушно открутила плёнку дальше тех событий, что вызывали эту саднящую боль, намного дальше, далеко-далеко, на четырнадцать лет назад…
Четырнадцать лет назад...
— И чем же ты можешь быть мне полезен, красавчик?
Женщина медленно пошла вокруг Марка, осматривая как раба на рынке.
Эффектная женщина. Яркая. Темноволосая. Одетая в длинное тёмное платье.
Со стеком в руках.
Зажав в руке обтянутый кожей пруток, она похлопывала по ладони лаковым чёрным шлепком в виде буквы «М», или «W», смотря с какой стороны читать.
Ей можно было дать и тридцать, и пятьдесят. Марк не умел определять возраст. Ему сказали, она наполовину тайка, наполовину армянка. Но ему было всё равно. Он был рад, что ей не восемьдесят. Знал, что в свои восемнадцать он никто и, самонадеянно решил, что может быть ей полезен только одним.
 
Под потолком гудел вентилятор. В Бангкоке стояла обычная для апреля жара.
Пот тёк по его телу, оставляя тёмные разводы на майке.
Женщина шлёпнула его плёткой по заднице. Ощутимо. Но Марк дёрнулся скорее от неожиданности, чем от боли. Она усмехнулась и кивнула головой на шторку.
Шторка отделяла гостиную от спальни. И мелодично позвякивала стеклянными бусинами, когда сквозь неё проходили.
Сколько раз потом он слышал этот мелодичный звон — и не сосчитать.
Но тогда, в самый первый раз, когда он пришёл просить помощи, но не сказал об этом ни слова, Марк посмотрел в зеркало на вспухшее красное пятно на заднице:
— Это что-нибудь значит?
— Да, моё имя, — усмехнулась она. — Ваан. Мадам Ваан.
— Мадам Ваан, — почтительно поклонился он.
Она усмехнулась.
— Раздевайся!
И, когда он стянул с себя одежду, подошла вплотную и подняла к нему лицо:
— Сколько у тебя было женщин?
— Одна, — пожал он плечами.
— Может, я тебя обрадую, а, может, расстрою, — ткнула она его стеком снизу в подбородок, — но, если до сих пор она была у тебя одна, я этого не изменю. Никто этого уже не изменит.
Он не придал значения её словам.
Ваан была первоклассной мошенницей, промышляющей дорогими вещами и антиквариатом в тех кругах, куда просто так не попадёшь, а он хотел стать чем-то больше, чем просто красивым мальчиком из состоятельной семьи со школы дружившим с одной девочкой.
Он жаждал возмездия за смерть сестры. Но приключений жаждал не меньше.
Искал отмщения, но опасностей, риска искал сильнее.
Он хотел большего, чем прославиться как местный Ромео в провинциальном городе. Ему вообще никогда не нравился этот шекспировский придурок. Марк бы всё сделал не так.
Его душу жёг огонь мести и желание стать дерзким, отчаянным, великим авантюристом. Он дал себе зарок, что ради этого не остановиться ни перед чем.
Если ради этого он должен переспать с сотней, тысячей женщин — он готов.
Что именно он должен будет делать для мадам Ваан он узнал в тот же день.
А что она имела в виду, когда сказала «если до сих пор она была у тебя одна, никто этого не изменит» — сильно позже.
  
Глава 7. Вера
 
— Что, мама? Что? — выдохнула Вера, под укоризненным взглядом матери.
За входной дверью с ночи дежурила охрана. Ванька ещё спал.
Вера решила сегодня не вести его в садик. Да и на объект, где под её авторским контролем строительная бригада заканчивала масштабный ландшафтный проект, оформление участка при большом загородном доме, ехать не было смысла — разводнилось. Как из ведра лил дождь.
— Я надеюсь, ты сама мне расскажешь, — вздохнула мама.
— Нет, Марк здесь ни при чём! — схватила Вера с полки чашку.
— Ну конечно, — кивнула мама. — На меня только не надо кричать. Потому что я тоже ни при чём.
— Прости, — отвернулась Вера, поставила пустую чашку на подоконник и упёрлась лбом в холодное стекло. — Просто я знаю, что ты мне скажешь.
— И что же я тебе скажу? — вздохнула мама и сама пошла налить Вере кофе.
— Что ты так и знала: стоит появиться Марку и всё пойдёт наперекосяк. Так было всегда. Так и случилось.
— А я не права? — хлопала она дверцами шкафчиков, доставая и убирая банки с кофе, сливками, сахаром. — Ты сбежала из-за него из дома в шестнадцать. А помнишь, что ты натворила в восемнадцать? Когда после каникул он так и не приехал?
— Господи, мама! Натворила! Это всего лишь татуировка. И да, он не приехал, но у них случилось несчастье, погибла его сестра, а я между прочим закончила школу, поступила в университет. И да, я его ждала, но жила и без него.
 
— Как?! Как монахиня? А эта наколка, как у старой зэчки, — поставила она перед Верой кофе.