Заброшенное метро
Я зажал нос и с силой выдохнул через него, выпрямляя перепонки. В ушах щёлкнуло, – давление выровнялось. Сразу стало слышно, как рядом возятся мои друзья, как где-то вдалеке гулко капает вода, как кто-то плачет за углом. Что?! Ещё раз прислушался. Нет, вроде послышалось. Я приподнялся на локтях, сел и, сделав пару глубоких вдохов, открыл глаза.
Полумрак. Едва различимые очертания стен. Над головой, тускло поблескивая потёртыми буквами, висел указатель "К ПОЕЗДАМ ДО СТАНЦИИ ДАЧНОЕ". Источник слегка мерцающего света находился где-то за спиной. Мы лежали в проходе, на этот раз – во вновь заброшенном. Обернувшись, я увидел на полу центрального зала оставленные нами фонарики. Все были выключены, и лишь один из них мерцал. Мой. "Плохо," – подумал я.
– Этого не может быть. Этого просто… не может быть, – зашептала рядом Ксюха, – Невозможно. Это же всё не по-настоящему, скажи, Лёш?
Я убрал букву «Л» в карман куртки.
– Хотел бы я, Ксюх.
– Полный бред какой-то, вы чего?! – Макс говорил громче обычного – видимо, был всё ещё оглушён, – Какое ещё прошлое?! Ты это серьёзно, Лёх? Серьёзно?!
– Тихо вы. Смотрите. – Серёга кивнул в сторону платформы. Мы обернулись. Глаза немного привыкли к темноте, и теперь, слева, за платформой явно выделялась огромная чёрная тень. Тень искорёженного головного вагона…
– Проклятье! – Макс вскочил, и, схватившись за голову, нервно завертелся на месте, – Что ещё за хрень?! Какой-то фокус?! Или что?! Я не понимаю… Ни черта не понимаю. Не хочу! Не хочу! – он стукнул кулаком по стене, затем облокотился на неё рукой, уткнулся лицом в рукав. Его плечи затряслись.
Мой друг детства всё-таки сломался, завыл. Тяжело было видеть его таким. Но не он один здесь на грани срыва. Ксюха, судя по виду, напугана до полусмерти, и, наверное, только этот страх пока ещё и сдерживает её эмоции от выплеска. Серёга, хоть и пытается выглядеть спокойным, но внутри у него определённо непорядок, – это было видно по потухшему взгляду, по отсутствию никогда не сползающей с лица лёгкой доброй улыбки. Что же касалось меня, – я просто чуть раньше принял эту новую реальность, с трудом заставил себя поверить в неё и даже начал немного её понимать. И это понимание, только уже тем, что пришло ко мне раньше других, взвалило на меня тяжкий груз ответственности за них всех. И, возможно, эта ответственность и была сейчас тем единственным, что сдерживало меня от потери рассудка. Мне нужно было совладать с собой, чтобы думать.
– Серёга, Ксюх. Послушайте меня. Макс. Макс! – я потрепал его по плечу, – Слышишь?
Он шмыгнул носом и молча кивнул.
– Вот что я думаю… На этой станции действуют какие-то аномалии, так? – я старался говорить размеренным спокойным голосом. – Сначала я, там у эскалаторов, а потом мы все вместе видели то, что происходило тут много лет назад. Каким образом – непонятно.
Сначала я думал, что это какого-то рода видение, ну или вещий сон, только, наоборот, про прошлое. Поняли? Как будто мы только видим, что происходило, в своих головах. Но потом этот огрызок… Он тоже оказался там. И это (я достал букву "Л") отлетело в меня от стены в прошлом, а теперь оно здесь, вот в руке, ещё блестит.
– Ты хочешь сказать, что мы и эти вещи пере… Перемещаемся, что ли? – Ксюхе будто не хотелось произносить это слово.
– Ну, получается, что так. Здесь пропадаем, там появляемся. И наоборот. Перемещаемся. Именно физически.
Я выдержал паузу, чтобы дать им переварить сказанное, и продолжил:
– Ещё у меня было такое чувство, что люди там, в прошлом, нас не видят.
– И не слышат! – оживилась вдруг Ксюха. – Та женщина в красном берете! Как будто сквозь нас смотрела, хотя я махала руками прямо перед ней.
– Ага! И в первый раз, усач, который меня толкнул, точно так же смотрел куда-то сквозь…
– Это чё, мы типа как призраки? – на Макса было больно смотреть, – Как в фильмах? Ну, когда всяких там духов можно увидеть только через камеру. Вы об этом сейчас?
Мне как-то совсем не хотелось даже думать в этом направлении.
– Да не, Макс, ну какие мы призраки? Заканчивай.
– А мы ведь вон там были, когда это… ну… началось? – Серёга показал в сторону памятника.
– Да, вроде, там. А что? Фонари ещё побросали, блин.
– А очнулись как бы тут. Это… как его… – Серёга не мог подобрать слова.
– А он прав! – подхватила Ксюха его мысль, – Выходит, когда мы передвигались в пространстве в прошлом, то в итоге сместились и здесь.
– Вот ведь угораздило-то, а! – Макс всё сокрушался.
– Да кто ж знал-то… – ответил я в сердцах. – Мы так мечтали сюда попасть, и вот на тебе… Правильно кто-то сказал, что нужно быть осторожнее со своими желаниями. Что они имеют свойство сбываться…
– Булгаков. – отрешённо пробубнила Ксюха.
– А?
– Булгаков это сказал.
Я задумался, вспоминая. Но тут же тряхнул головой. Да какая разница!
– Так, ладно. Мы с вами не учёные, и не нам разбираться в природе этих вещей. Но важно понять главное, на случай, если это произойдёт с нами вновь. Идём, надо забрать фонари.
Подойдя к памятнику, я уже было потянулся за своим мерцающим фонариком, вспоминая, захватил ли запасные батарейки, как вдруг опять услышал плач слева.
Я замер и осторожно повернул голову. Посреди зала, метрах в десяти от нас стояла… девочка.
– Боже… – всхлипнула Ксюха и зажала рот рукой. Моё сердце ухнуло куда-то вниз. Девочка. На заброшенной станции. Одна. Ночью…
Она стояла боком к нам, опустив голову. Её тело слегка подрагивало. На вид ей было около семи. Худенькая. Очень худенькая. Руки плетьми висели по швам. Она была в грязном, рваном платье, больше похожим на лохмотья из мешковины. И босиком. На изодранных маленьких ступнях, казалось, нет живого места. Слипшиеся, похожие на попавшую в гудрон паклю, волосы свисали вниз и не давали разглядеть лицо. Её плач на удивление не показался испуганным. Скорее, наоборот, – притворным. Пугающе притворным… Лёш, не выдумывай. Но мне вдруг опять стало как-то не по себе. Было в ней что-то пугающее, чудовищно неправильное, но и не настолько ясное, чтобы сразу это разглядеть. Меня охватило плохое предчувствие, когда свет от фонарика, как назло, начал тускнеть. Захотелось просто молча отойти назад к платформе и со всех ног дать дёру отсюда по туннелю, не останавливаясь, до самой Балтийской. Я даже сделал первый шаг назад, но всё испортил Серёга.
– Эй! – крикнул он девочке.
Я умоляющим взглядом посмотрел на него, мысленно прося заткнуться. Не подействовало.
– Ты как здесь оказалась?
Я готов был его ударить. Зачем? Зачем он это делает?! Неужели у него нет этого чувства тревоги, которое меня, например, в данный момент разрывает? Или это я параноик? Я взглянул на Ксюху. Судя по застывшему на её лице ужасу, она была такого же, как и я, мнения. А где Макс?! Краем глаза я заметил, что он всё ещё стоит в проходе и, прижавшись к стенке, смотрит на нас, дрожа как осиновый лист.