Леворукие книготорговцы Лондона
– А твой отец… – Торстон пристально поглядел на Сьюзен поверх чашки, которую затем опрокинул в рот и осушил одним глотком. – Ах-х! Хороша чашечка! Маловата, правда, но очень хороша. Твой отец. Что ты о нем знаешь?
Сьюзен взглянула на Мерлина. Тот приподнял бровь. Зато Вивьен подалась вперед и похлопала Сьюзен по плечу:
– Тебе придется принять нашу помощь, хочешь ты этого или нет. К сожалению, у нас есть основания для такой настойчивости, и очень веские. Древний мир бывает необычайно опасным, особенно для тех, кто не представляет, с чем имеет дело. Поэтому, пожалуйста, позволь нам тебе помочь.
Сьюзен глубоко вдохнула. Все молчали. Наконец Торстон, бормоча что-то насчет превосходства кружек над чашками, подлил себе чая. Меррихью громко шуршала упаковками в алькове, – видимо, обнаружила печенье.
– Похоже, выбора у меня нет, – начала Сьюзен после паузы. – Только я надеюсь… надеюсь, что меня ни во что такое больше… не втянут. Я просто хочу выяснить, кто мой отец, отработать лето и начать семестр. И все.
– Так, давай по порядку, – деловито сказала Вивьен, но почему-то Сьюзен не стало легче. – Значит, в поисках отца ты первым делом направилась к Фрэнку Трингли. Почему ты сочла его подходящей кандидатурой? И какая еще информация у тебя есть?
– С Фрэнком все просто, – ответила Сьюзен. – Каждый год, на Рождество, мы с мамой получали от него открытки с именем, фамилией и адресом. Но вообще у меня не было причин… я просто хотела проверить… а потом увидела его… и он оказался таким странным. Мама живет как во сне, наверное, она принимала много наркотиков тогда, в шестидесятых, хотя сама говорит, что нет. Еще она называла Фрэнка Трингли другом, и, когда говорила о нем, у нее менялся голос… ну, вы понимаете.
– То есть твоя мама рассеянна и склонна к мечтательности, так? – уточнила Вивьен. – Мыслями витает неизвестно где?
– Ну не то чтобы часто. – Сьюзен вдруг захотелось защитить мать. – Но вообще бывает.
Мерлин подлил чая в чашку Сьюзен. Вернулась Меррихью с полной тарелкой своего любимого печенья – шоколадного, с начинкой из апельсинового джема. Сев, она поставила тарелку себе на колени, взяла одно печенье и смачно надкусила.
Вивьен и Торстон переглянулись.
– Что? – не поняла Сьюзен.
– Видишь ли, девочка… у некоторых смертных мечтательность является признаком контактов с Древним миром. То есть они либо проводят часть времени в местах наподобие Майской ярмарки, где ты побывала, либо контактируют с тварями, которым не место в нашем мире. Причем иногда контактируют против своего желания.
– Ой! – Сьюзен сморгнула слезу, думая о том, как нелегко приходится ее маме. – Понятно. Это многое объясняет. Она говорит, что не принимала наркотики, хотя еще до моего рождения общалась со многими, кто это делал… с роллингами, кинками, другими группами. Она снимала их на фото… она фотограф и художница… а я ей не верила…
– А еще что у тебя есть? – мягко подтолкнул ее Мерлин.
Сьюзен достала из кармана спецовки почерневший от времени серебряный портсигар, с которым не расставалась никогда. Она получила его на свой двенадцатый день рождения от матери, сказавшей: «Это папин». Правда, потом мать отнекивалась, утверждала, что ничего такого не говорила, а портсигара вообще в глаза не видела. Но Сьюзен все равно носила его с собой. В нем было удобно держать другие служившие подсказками вещицы, которые она накопила со временем.
– Вот эта вещь, похоже, принадлежала моему отцу, – сказала она и нажала кнопку, чтобы открыть портсигар. Внутри лежали свернутый в несколько раз тетрадный листок и выцветшее удостоверение, напечатанное на прямоугольном кусочке картона. – Мама подарила его мне на день рождения. Кстати, здесь, в Лондоне. Тогда она сказала, что подумала об отце, но что или кто напомнил ей о нем, не знала, и подарила это мне в память о той минуте. А потом отказывалась говорить об этом. Вряд ли он как-то поможет.
– На верхней крышке гравировка – это рыцарский герб или просто знак? – сразу спросила Вивьен.
– Не знаю… – ответила Сьюзен и наклонила портсигар так, чтобы гравировка стала видна всем.
– По-моему, это голова какого-то зверя, – сказал Торстон. – Выполнена в абстрактной манере, сплошь прямые линии. Не кабан, не конь и не лев… хм…
– Пару лет назад я возила его в Бат, показывала оценщикам из «Антик роудшоу» [7], – продолжила Сьюзен. – Но они не заинтересовались. Их специалист по серебру лишь подтвердила то, что я узнала раньше. Сказала, что клейма все неправильные, а значит, это подделка. Здесь есть якорь – это знак Бирмингема, и лев – им метят серебро, и дата – шестьдесят второй. А еще ладонь, которая обычно означает «Шеффилд». Но одна вещь не может быть сделана сразу в двух местах. К тому же ладонь повернута не туда. Клеймо производителя странное, оценщица не смогла его распознать. Вроде руны, но не скандинавской и не как у Толкина. В общем, на шоу я, разумеется, не осталась.
– Бирмингем, говоришь? Второе клеймо? Так-так, – протянул Торстон. – Можно взглянуть?
Он вынул из кармана лупу и вставил ее в глаз. Сьюзен освободила портсигар от содержимого и протянула ему.
– Билет побывал в стирке, – сказала она, кладя на стол картонный прямоугольник, – но еще видна надпись «Читательский билет» и часть номера: две первые цифры неразборчивые, а потом идет «семьдесят три». Имя было написано синими чернилами, и они расплылись. Думаю, это из библиотеки Британского музея.
– Нет, – тут же ответила Вивьен. – Форма и шрифт не те. Такие билеты выдают частные библиотеки. Можно выяснить, какая из них выпустила билет, восстановить его номер, а по нему – имя владельца.
– Как, с помощью магии?
– Ну зачем же, – ответила Вивьен. – Воспользуемся сначала традиционными способами. Наша реставрационная мастерская в Старом книжном – непонятно, правда, что она там делает, ведь все старые книги мы продаем здесь…
– В Старом книжном больше места и лучше освещение, – возразил Торстон, отрываясь от портсигара. – Так что у всего есть своя причина, юная Вивьен.
– Пусть так, – продолжала Вивьен. – Я только хотела сказать, что тетя Хелен и тетя Зои, которые там работают, могут отреставрировать что угодно, если оно написано от руки или напечатано. Их авторитет признают музейщики всего мира, им присылают книги и документы для изучения, обновления и реставрации. Уверена, они смогут выяснить происхождение этого билета, а заодно и имя владельца.
– Так я и думал, – сказал Торстон, возвращая портсигар Сьюзен. – Харштон и Гул, наши праворукие ювелиры. Стерлинговое серебро, Бирмингем, шестьдесят четвертый год. Перевернутая ладонь означает, что это был дар мира, преподнесенный с целью закрепить некое соглашение или даже союз между мифическими существами, пребывавшими в тот момент в человеческом облике. Хотя, по чести сказать, не припомню, чтобы такой пакт заключали в начале шестидесятых. Да и портсигары…