Тени теней

Внезапно он останавливается и вытягивает одну руку с растопыренными красными пальцами. Я тоже останавливаюсь и становлюсь сбоку от него. Он кладет свою огромную красную ручищу мне на плечо, и мою кожу пощипывает там, где он ее коснулся. Вблизи он пахнет мясом и землей, и я могу чувствовать, как его огромная грудь медленно расширяется рядом со мной, а его дыхание клокочет у него в горле при каждом вдохе. Я хочу увидеть его лицо, но знаю, что пока недостоин этого.
Чуть впереди перед нами лес заканчивается. Дальше – что-то похожее на сад, и он гораздо лучше освещен, чем то место, где мы стоим. Там кто-то есть. Ему нас не видно из-за темноты, но я его хорошо вижу.
Это Джеймс.
Мое сердце начинает биться чаще, поскольку я понимаю, что наконец-то получилось. То, чему он меня научил и что говорил мне, полностью сбылось. Одного за другим я приведу нас к нему.
Я уже собираюсь окликнуть Джеймса, но тут просыпаюсь.

Закончив чтение, я еще раз глянул на дату. А потом опять пробежался взглядом по строчкам записи, давая себе время подумать. В комнате стояла тишина, и я чувствовал, что все не сводят с меня глаз, ожидая моей реакции – гадая, кто же победит в этом споре, я или Чарли. Все зависло в неустойчивом равновесии, как на лезвии ножа.

Я бросил взгляд на Чарли. Он с любопытством наблюдал за мной, и я смог выдержать его взгляд всего лишь какую-то секунду, после чего вновь опустил глаза на исписанные листы.

Потому что и понятия не имел, что сказать.

То, что я только что прочел – то, что до сих пор маячило прямо перед мной, – было совершенно невероятно. Два человека никак не могут делить один и тот же сон на двоих! И все же я был столь же уверен, что Джеймс и Чарли никак не могли заранее сговориться между собой. Потрясение, которое я видел на лице у Джеймса, было совершенно искренним.

Я буквально чувствовал, как тикают секунды, и с каждой во мне росло беспомощное раздражение. При всем своем старании я никак не мог разгадать секрет фокуса, который только что показал мне Чарли. Но нужно было что-то сказать, и мое упорное желание дать ему отпор оказалось сильнее, чем когда-либо. Крылся во всем этом какой-то подвох, я это понимал. Может, даже опасный подвох. Но вот только я не знал, как управиться с этим.

Закрыв дневник, я небрежно бросил его на стол перед Чарли, а потом попытался придать голосу как можно более пренебрежительный оттенок:

– И что же это тогда за «мистер Красные Руки»?

В наши дни

– Майкл отсюда практически не вылезал.

Мэри Прайс говорила негромко, словно воздух в гостиной был слишком нежным и она опасалась потревожить его.

Аманда огляделась. И верно – все, что осталось от жизни Майкла Прайса, было по-прежнему разбросано вокруг. Возле окна стоял стеклянный столик, на котором лежали тетради и учебники; через спинку одного из деревянных стульев была небрежно перекинута стопка худи со свисающими до пола капюшонами. На подлокотнике дивана валялись черные наушники, а возле телевизора Аманда заметила коробки с играми, раскиданные по полу вокруг видеоприставки «Плейстейшен». Комната выглядела так, будто Майкл вышел отсюда всего несколько секунд назад и вот-вот вернется.

Но когда взгляд Аманды переместился на родителей мальчишки, сразу стало ясно, что такого уже никогда не произойдет. Вид у Мэри Прайс был бледный и потрясенный. Ее муж, Дин, сидел рядом с ней на диване с ничего не выражающим лицом, одной рукой крепко вцепившись себе в колено. Разговоры с родственниками жертв Аманда считала наиболее трудной частью своей работы. Особенно в последнее время ей было все труднее не воспринимать их боль как свою собственную, представлять их стоящими рядом с ней на месте преступления и принимать на себя удар их горя. Вот и сейчас чувство потери и пустоты в комнате было для нее почти что невыносимым.

«Запри это на замок, – прозвучали в голове слова отца. – Сохраняй профессиональную отстраненность».

Но это у нее никак не получалось.

– Это частично наша вина, я знаю, – говорила Мэри. – Нам вечно было многое не по карману. У Майкла была та же самая комната, что и в восьмилетнем возрасте. Она слишком мала для подростка – места там разве что для кровати да пары тумбочек. Господи, я была такой ужасной матерью!

Аманда посмотрела на Дина Прайса, ожидая, что тот утешит жену. Но мужчина сейчас словно находился где-то слишком далеко, так что она даже не была уверена, что он эти слова вообще услышал.

– Зря вы так. Я уверена, что вы делали все возможное.

– У вас есть дети? – спросила Мэри.

«Господи, нет!» Аманда по-прежнему живо помнила тот страх перед беременностью, который ей довелось испытать в свои двадцать с небольшим, – это определенно была одна из самых худших вещей, когда-либо случавшихся с ней.

– Нет, пока что нет.

– Дети – это замечательно, но иногда с ними трудно. Майкл всегда был спокойным мальчиком, но просто окончательно замкнулся в себе, когда подрос. Даже с собственной мамой не желал разговаривать. – Мэри посмотрела на своего мужа, который по-прежнему неотрывно смотрел куда-то вдаль. – Хотя в последнее время вы с ним вроде сошлись поближе, так ведь? Это пошло на пользу вам обоим. Ему, по крайней мере, уже не было так одиноко, по-моему.

Мэри похлопала мужа по колену. Дин никак не отреагировал, и она опять повернулась к Аманде.

– Вот потому-то я была не против, что он так много играл в компьютерные игры. Он наконец-то позволил себе немного высунуться из скорлупы, понимаете? Забыть, что я здесь. Было приятно слышать, как он общается с другими людьми.

– Большинство его друзей были в Интернете?

– Ну, это не совсем друзья, на самом-то деле… Просто случайные люди, против которых он играл. Вот… вот потому-то я была так рада, когда он вроде завел себе друзей в реальном мире.

Мэри погрузилась в молчание, и Аманда неловко поерзала на стуле. Предстояла самая тяжелая часть разговора. Но без нее было не обойтись. Помимо всего прочего, эти двое заслуживали знать, что произошло.

– Как вы, наверное, уже в курсе, – произнесла она, – двум подросткам уже предъявлено обвинение в убийстве вашего сына. Они предстанут перед судом в начале следующей недели.

Дин Прайс ожил.

– Эллиот Хик, – произнес он. – И Робби Фостер.

Говорил он медленно и размеренно, но по-прежнему не сводил взгляда с противоположной стены. Аманда замешкалась. Имена и фамилии подростков не назывались прессе, но вряд ли имело смысл придерживать эту информацию от родителей. Они уже и так знали. Да и вообще все знали. Такой уж городок Фезербэнк. Так стало после печально знаменитого Шептальщика ^[9], которого за все эти годы здесь так и не забыли.