Тени теней
Больше никого рядом не было, и по мере моего продвижения вокруг становилось все тише. Теннисные корты слева прятались за проволочной сеткой, а беседки из гофрированного железа справа напоминали заброшенные жилые трейлеры, кое-как притиснутые друг к другу на автомобильной свалке. Впереди, немного за ними, одиноко стояла деревянная скамейка. Дженни уже сидела на ней. Она обогнала меня самое большее на минуту, но уже лихорадочно царапала что-то в блокноте, лежащем у нее на коленях.
Я остановился, немного не доходя до нее, теперь уже не зная, что делать, и чувствуя себя слегка по-дурацки. Это явно было ее место, и Дженни была настолько поглощена своим занятием, что казалось неправильным ее отвлекать. И хотя после того, как она дала мне почитать ту книгу, мы с ней еще несколько раз общались, это всякий раз происходило случайно: коротко обменивались мнениями после заседания клуба литературного творчества или перебрасывались парой слов, случайно натолкнувшись друг на друга в школьном коридоре. До этого я никогда специально не искал ее и совершенно не представлял, что сказать. Может, сюда меня привел и сон, но реальность лишила меня дара речи. Так что я совсем собрался уже повернуть назад, когда Дженни подняла взгляд и заметила меня.
Она тут же прекратила писать, и секунду ее лицо ничего не выражало.
А потом крикнула:
– Привет!
Я поправил сумку на плече.
– Привет.
Еще одна секунда тишины.
– Ну, – произнесла она. – Так ты туда или сюда?
И вновь я почувствовал себя по-дурацки. В то же время если б я развернулся и ушел, то выглядел бы еще более нелепо. Я подошел к скамейке.
– Прости, – сказал я. – Ты вроде занята…
– Занята? – Дженни бросила взгляд на блокнот. – О… Нет. Просто пытаюсь накидать кое-какие идейки.
– Идейки рассказов?
Она закрыла блокнот.
– Типа того. Так присядешь или собираешься и дальше стоять столбом?
Еще один вопрос – на который теперь, когда я уже был здесь, имелся лишь один возможный ответ. Я присел на самом конце скамейки, деликатно оставив между нами изрядное пространство. Дженни выжидающе посмотрела на меня.
«Да, – осознал я. – Мне ведь наверняка нужна какая-то причина, почему я приперся сюда?»
И тут меня наконец осенило.
– Я просто увидел тебя и понял, что должен извиниться, – начал я. – Я так долго держу твою книгу…
– А-а… Насчет этого не переживай.
– У меня просто создалось впечатление, что она важна для тебя.
– Угу, но она у меня уже сто лет. Ты уже все рассказы прочел?
– Почти.
– Тогда подержи ее еще. Одолей до конца. Потому что все они там хороши. Есть реальная классика – то, что тебе определенно стоит прочесть.
Я улыбнулся.
– В целях самообразования?
– Ну да. Если собираешься стать писателем, ты должен хорошо знать эту область, согласен? Иметь хоть какое-то представление об истории вопроса… Я не могу допустить, чтобы весь остаток жизни ты читал одного Стивена Кинга, какой бы он ни был офигительный.
– Надо думать.
Теперь я почувствовал себя еще более неловко. «Если ты собираешься стать писателем». Да, мне этого еще как хотелось, но с недавними отвлекающими факторами я уже несколько недель практически забросил это занятие. Прикинул несколько сюжетов, но все они казались плоскими и безжизненными. Казалось, что мне просто не о чем писать. Что мне не о чем поведать миру.
– Над чем сейчас работаешь? – спросил я.
– Над очередным ужастиком, конечно же. – Ее лицо радостно осветилось, став еще более привлекательным. – Чем-то в таком духе, во всяком случае. Это история с привидениями, так что она скорее грустная, чем какая-то еще.
– Почему грустная?
– Потому что рассказы про привидения и должны быть грустными. Сам-то как думаешь?
При упоминании рассказов о привидениях мне обычно представлялись белые простыни, лязгающие цепи и темные коридоры с фигурами, выскакивающими на вас прямо из стены. Но, немного поразмыслив, я все-таки понял, что именно Дженни имела в виду.
– Да, пожалуй. Должно быть, грустно быть привидением.
– Вот именно! Если есть привидение – значит, кто-то умер. Чья-то душа позабыта-позаброшена и не может найти покоя. Все остальные горюют. И так далее.
– Выходит, никаких кровавых подробностей?
– Нет. – Она шмыгнула носом. – Ну… почти.
Я улыбнулся, припомнив «Верного дружка» – тот чернушный рассказ, который она зачитывала на встрече клуба: про собаку, которая съела своего хозяина после его смерти. И при этом невольно подумал про Гудболда, разгуливающего по улицам городка со своей собственной псиной – что-то во мне надеялось, что нечто подобное однажды приключится и с ним. Хотя, в отличие от нас, к своему бульдогу он вроде относился по-человечески.
– Рассказ про собаку был просто супер, – сказал я.
– Спасибо.
– Ты говорила, что он основан на каком-то реальном событии. Как ты вообще про это услышала?
– Это Мари мне рассказала.
– Какая еще Мари? – удивился я.
– Моя хорошая знакомая. – Дженни положила блокнот на скамейку между нами. – Кстати, хорошо, что вспомнила… У меня кое-что для тебя есть. Не знаю, насколько это тебе интересно… Это Мари мне дала, и я сразу подумала про тебя. Погоди-ка…
Наклонившись, она порылась в сумке у себя под ногами, и, наконец вытащив изрядно потрепанный журнал, передала его мне.
– «Литературная жизнь», – прочел я название.
– Посмотри с обратной стороны.
Я перевернул журнал, изучая текст на задней стороне обложки.
– Конкурс на лучший короткий рассказ, – объяснила Дженни. – Открыт для всех, кому еще не исполнилось восемнадцати. Если тебя отберут, то попадешь в сборник работ победителей – в настоящую книгу. Крайний срок подачи заявок уже не за горами.
– Так-так…
Я еще раз перечитал объявление о конкурсе, не понимая, зачем она мне его подсунула.
Наконец в голове щелкнуло.
– Так… так ты думаешь, мне надо участвовать?
– Ну да! Тут и думать нечего. По-моему, твой рассказ реально хорош. Тебе обязательно надо отправить его.
– А свой собираешься посылать?
– Конечно. В смысле, что я теряю?
Я несколько секунд таращился на журнал, еще раз перечитав объявление, на сей раз более внимательно. Главное, что не требовалось никакого вступительного взноса. Я боялся, что меня, конечно же, с ходу отвергнут, но раз Дженни считает, что мой рассказ действительно неплох…