Точка кипения

  
Глава 12
 
Подозрительность заставляет наш мозг работать четче. Пол возвращается с работы и заключает меня в крепкие объятия.
День прошел под влиянием известия о смерти Мелоди, которое распространяется от стола к столу, как лесной огонь перекидывается с одного сухого куста на другой.
Я говорю, что сочувствую ему, и он обнимает меня еще крепче. Внезапно на мои глаза наворачиваются слезы, и Пол отпускает меня, только когда к нам подходит Ава. Он наливает два больших бокала вина. Я смотрю, как он придвигает стул и склоняется над приготовленным мною ужином. Некоторое время Пол ест молча.
— Вкусно. Я ужасно проголодался. А есть еще что-нибудь?
Я киваю и забираю пустую тарелку. Он тянется за водой.
Я вижу очертания телефона в кармане его брюк и словно сканирую его рентгеновскими лучами.
— Расскажи мне что-нибудь, что-то хорошее и… простое. Что ты сегодня делала, малыш?
Я уже собираюсь ответить «Представляла, что ты мог убить свою любовницу», но вместо этого только пожимаю плечами. Весь вечер я обдумывала, что скажу ему, но, когда Пол вернулся, онемела: у меня попросту не нашлось бы слов, чтобы возразить ему.
— Макс и Маркус целых три дня кутили.
Он улыбается.
— Это означает, что лето на подходе. Ты продлила туристическую страховку?
Я наблюдаю, как он подчищает свою тарелку, как вытирает рот салфеткой, как убирает что-то из-под ногтей. Как устраивается поудобнее в нашей спокойной домашней обстановке. Мы будем обсуждать шпалерные ножницы, которые нужно купить, или мелочи вроде перегоревшей лампочки в холодильнике — обычные банальные вещи, которые удерживают отношения на протяжении многих лет. Мне нравитсятакая жизнь.
Любой выбранный мною следующий шаг будет означать трагедию, и мне нужно быть уверенной — уверенной на сто процентов! — поэтому пока что я слушаю и наблюдаю. Я слежу за ним глазами, когда он ходит по дому. Он читает Аве книгу, а я стою чуть дальше в коридоре и прислушиваюсь к скрипу пола. Он сидит на ее кровати. Он разговаривает с Джошем о гладиаторах, говорит, что свозит его когда-нибудь в Колизей. Будущее… Я не могу представить ничего дальше этой минуты, потому что беспощадно выискиваю улики и знаки. Правда ли, что ты всего лишь притворился пьяным в ту ночь? Неужели ты сделал вид, что потерял сознание, и если так, то почему? Я уверена, что он открывает сервант в комнате Джоша. Там ты не найдешь то, что ищешь, Пол.
Я вхожу, чтобы пожелать Аве спокойной очи, сажусь на пуховое одеяло с Золушкой, наклоняюсь, чтобы поцеловать дочку, вдыхаю ее бисквитный запах и вдруг нащупываю что-то твердое. Это телефон Пола, выпавший из его кармана, пока он читал «Ангелину балерину». Доверие… Мне кажется, оно прямо противоположно ревности. Научиться доверять занимает годы, Пол, а разрушить это можно за одну секунду — ту секунду, когда ты падаешь на пол нашей кухни, если быть более точной. Меня бросает в жар, когда я беру телефон. Доверяешь ли ты мне, Пол? Я выключаю свет и останавливаюсь в коридоре с тревожным чувством, похожим на то, которое испытала в ту кошмарную ночь, когда все началось. Телевизор включен, значит, ты не наверху. Я перелистываю сорок семь сообщений с работы, от твоих родственников, друзей, из каждой сферы твоей жизни. Нахожу три сообщения от Мелоди, все они были отправлены в один вечер. Во всех одно: «Пожалуйста, позвони мне».
— Я нашла твой телефон. Возьми. Тебе следует быть более внимательным.
Он удивленно отрывается от повтора передачи «Истории дизайна».
— И где он был?
— У Авы на кровати.
Я небрежно бросаю телефон на диван.
Пол недовольно ворчит и засовывает его в карман. Мы смотрим, как на берегу озера возводят стеклянное здание.
— Знаешь, теперь мы могли бы построить наш собственный дом. Именно такой, как нам нравится.
Я осторожно киваю.
— Может быть, нам стоит уехать за город, подальше от этой суеты.
Я искоса наблюдаю за ним.
— А как же твоя работа?
Он грустно смотрит на меня.
— Два года скоро истекут, и завершающий этап продажи подойдет к концу, а значит, мне не нужно будет больше работать.
 
— А как же моя работа?
Он поворачивается ко мне и почесывает затылок.
— Тебе она действительно нравится, да?
Я киваю. Он секунду молчит, а потом улыбается своей сияющей улыбкой.
— Вот что я тебе скажу… Мы создадим другую семейную компанию и вместе придумаем новые программы, а во дворе будут блеять овцы. Так ты сможешь работать, а я проводить больше времени с тобой и детьми.
Может быть, где-то открыто окно или задувает в открытую дверь, потому что у меня по спине пробежали мурашки.
В нашем доме телевизор смотрят часто, он почти не выключается. Можно сказать, что мы с Полом телеманы. Мы никогда не воюем с детьми, чтобы они выключили детский канал. Пол справедливо посмеивается над современными людьми, которые живут телевидением и в то же время не разрешают своим детям играть с пультом. Это просто лицемерие. Телевидение у Пола в крови, это его страсть, и оно стало моей страстью тоже. Мне нравится, что оно переносит меня в другой мир, пугает и восхищает, и мне даже не нужно вставать с дивана, чтобы жить. Сегодня оно выполняет функцию утешителя, потому что помогает чувствовать себя исключительной, поэтому, когда Пол около десяти звонит и сквозь шум «Шоу Джереми Кайла» говорит, чтобы я немедленновключила новости, я спокойно тянусь к пульту.
— Что-то случилось?
— Да. Мелоди была задушена.
Я ерзаю на месте.
— Мы уже знаем это, Пол.
— Белой веревкой с потрепанными концами.
Я не могу справиться с шоком и молча смотрю на ручку и лист бумаги в руках диктора новостей.
— Кейт, мне нужно идти.
Пол уже говорит с кем-то еще, и связь обрывается. Мне не нужно объяснять, что это значит. Джерри Бонакорси убил жену много лет назад, задушив ее своим рабочим инструментом — белой веревкой фокусника с потрепанными для вида концами.
Я сижу на диване, остолбенев от сцен, которые проносятся перед глазами. Когда фактов мало, догадки растут как на дрожжах. Молодой репортер стоит перед каким-то ярко-зеленым кустом возле того места, где была убита Мелоди; затем снимают неприметное здание и говорят о комитете по досрочному освобождению заключенных, а еще чуть позже показывают нарезки из «Взгляда изнутри» и полицейские снимки Джерри. Через некоторое время я натыкаюсь на интервью Пола в дневном выпуске программы «Sky News». Потом звонит Сара, чтобы поддержать меня, и мы обе слушаем, как Пол защищает «Взгляд изнутри». Он остается невозмутимым, хотя ему задают очень жесткие вопросы. На нем темный костюм, который он не надевал утром. У него есть пара костюмов в офисе на случай, если придется общаться с прессой. Такие слова, как «вина», «ответственность» и «имитатор», гневным рикошетом отскакивают от диктора к моему мужу и обратно.
— Не думаю, что ты часто будешь видеть Пола в следующие несколько дней, — говорит Сара.
У меня вырывается стон. Реальное телевидение — это крылатый зверь. Оно подняло Форвуд на вершину и наслаждается им сегодня, но, как любое дикое животное, может съесть свое дитя. Диктор новостей снова наседает:
— Разве это не одно из худших доказательств того, что из-за постоянного обсуждения в СМИ этого ужасного преступления неуравновешенный человек, жаждущий привлечь к себе внимание, решил повторить…
— Как уже неоднократно заявляла сегодня полиция, еще слишком рано делать какие-то выводы, — парирует Пол.
— Дорогая, — говорит Сара, — ситуация может повернуться как угодно.
Я качаю головой, хотя и понимаю, что она не видит меня.
 
— Но ничего хорошего из нее не выйдет, это точно.
Мы продолжаем слушать интервью.
— Мистер Форман, признаете ли вы, что последствия всего этого еще более удручающие: ведь, возможно, широкое освещение Бонакорси в вашей программе повлияло на мнение комиссии по условно-досрочному освобождению и они приняли неправильное решение, которое привело к катастрофическим последствиям?