Неоновый дождь

То утро выдалось не самым лучшим.
Через полчаса в нашем кабинете зазвонил телефон.
— Угадай, кто, — послышался голос.
— Клоун из шоу «Хауди-Дуди».
— Угадай, что я делаю.
— Меня это не интересует.
— Рассматриваю произведение фотоискусства на первой странице «Пикаюн», — сообщил Фицпатрик. — А я недооценивал твою склонность к драме. Такие картинки нам приходилось видеть в «Полис Газетт» — зернистые черно-белые фотографии, двери машины распахнуты настежь, на тротуар свешиваются тела убитых, лужи черной крови на сиденьях. Поздравляю, ты оборвал единственную ниточку, которая у нас была.
— Если у тебя есть желание помочь мне разобраться, придется встать в очередь. С моей точки зрения, ты уже исчерпал свое время. Фактически...
— Заткнись, лейтенант.
— Что ты сказал?
— Что слышал. Я сейчас зол, как сто тысяч чертей. Ты все испортил.
— Тебя там не было, приятель.
— И не должно было быть. Меня не покидала мысль — что-то такое может случиться, и ты меня не разочаровал.
— Не хочешь ли объяснить?
— Не уверен, что ты усвоишь. Я думал, ты умный парень. Но похоже, что ты не в состоянии сделать хотя бы шаг, если кто-то не рисует на полу для тебя танцевальные па.
Я не ответил. Моя рука, сжимавшая телефонную трубку, вспотела. Клит с любопытством глядел на меня.
— Ты можешь сейчас говорить? — спросил Фицпатрик.
— Я в своем кабинете.
— Кто там рядом с тобой?
— Мой напарник, Пёрсел.
— А, ну конечно, можешь говорить, — сказал он раздраженно. — Я подъеду за тобой к устричному бару «Акме» на Айбервилль-стрит через десять минут. Буду на синем «Плимуте», который взял напрокат.
— Я не собираюсь встречаться.
— Или ты придешь, или я сегодня вечером приду к тебе домой и вышибу все зубы. Я тебе обещаю.
* * *
Я прождал его минут десять перед входом в «Акме», потом зашел внутрь и, купив бокал «доктора Пеппера» со льдом и лимоном, выпил его на залитой солнцем улице. Вдали виднелись шпили собора Святого Людовика, куда я иногда ходил на службу. Они сияли в чистом утреннем воздухе. К тому моменту, когда на обочине остановился Фицпатрик, моя злость утихла до такой степени, что уже не было желания выдернуть его из машины за галстук. Но сев рядом с ним, я дотянулся до зажигания и выключил мотор.
— Прежде чем куда-нибудь поедем, давай выясним парочку вопросов, — начал я. — Сомневаюсь, что ты заработал право приказывать людям заткнуться или угрожать им по телефону. Но если ты серьезно, можем попробовать надеть перчатки и посмотреть, к чему это приведет.
Он кивнул и безучастно щелкнул ногтями по рулю.
— Не бойся, на ринге всегда найдется человек, который окажет первую помощь, если тебе разобьют физиономию.
— Все ясно, ты уже встал в стойку боксера.
— А ты не так уж силен в этом, не так ли?
— Я хотел вытащить тебя с работы. Если заметил, ты уже сидишь в моей машине, а не в кабинете Первого округа. Не против, если я заведу мотор?
— Думаю, что вы, федералы, вынуждены делать все с утроенной скрытностью. Не легче было бы для нас обоих пойти в кабинет к капитану Гидри и переговорить обо всем этом в разумом ключе? Мы не больше вашего хотим, чтобы такие парни, как Филип Мерфи и его выдрессированные психопаты крутились в Новом Орлеане. Капитан хороший человек. Он поможет, если это будет в его силах.
Он включил зажигание и выехал на дорогу. Солнечный свет падал на его веснушчатое лицо и рубашку в яркую полоску.
— А Пёрсел хороший человек? — спросил он.
— У него есть кое-какие проблемы, но он их решает.
— А репутация у него безупречная?
— Насколько мне известно, да.
— Недель шесть назад у нас были все основания пойти по ложному пути. Его имя было в записной книжке той девушки. Он ходил к ней каждую неделю. Но, в любом случае, никаких данных об оплате напротив его имени не было.
Я глубоко вздохнул.
— У него в семейной жизни проблемы, — сказал я.
— Перестань. Речь идет о полицейском, который скомпрометировал себя, открыв вчера стрельбу по вероятному свидетелю, важному для правительства. Кто из вас прикончил Сегуру?
— Я. Он попытался выскочить из двери и поднялся с сиденья как раз напротив меня.
— Готов поспорить, что в нем уже была пуля из пушки Пёрсела.
— Показало вскрытие?
— Не знаю.
— Отлично.
— Ты утверждаешь, что Клит хотел убить Сегуру?
— Возможно.
— Нет, я на это не куплюсь.
— Да, ты на многое не покупаешься, лейтенант. У меня в конторе тоже есть такие. И поэтому на следующей неделе они отправляют меня обратно в Бостон.
— Уезжаешь?
— Придется. Я не выполнил задание, и теперь меня ждет другая работа.
Он взглянул на меня, и я впервые почувствовал к нему симпатию. Несмотря на все недостатки, он отлично подавал мяч. Мы купили бумажное ведерко жареных креветок и два пакетика риса с приправами и перекусили в маленьком тенистом парке возле Наполеон-авеню. Группа ребят — черных, белых и чиканос [21] — играла в дворовый бейсбол перед покосившейся оградой из металлической сетки. Грубые мальчишки из рабочих семей, они играли с ожесточением и безрассудством. Подающий специально плевал на мяч, чтобы его было труднее поймать, или прицельно бросал в голову игроку с битой; игроки на базе из разных команд отталкивали друг друга локтями и коленями и падали, обдирая кожу на щеках, в попытке поймать мяч, а ловец даже перехватил мяч голой рукой под самым носом отбивающего, когда тот замахнулся для отражения подачи, при этом игрок на третьей базе совершенно не боялся, что горизонтальным ударом ему в любой момент могло снести голову. Я подумал, что нет ничего удивительного в том, что иностранцы восхищаются непосредственной и наивной жестокостью американцев.
— Во всем этом участвуют «слоны»? — спросил я.
— "Слоны"? Это что-то новенькое. Откуда ты узнал о них?
— Я знаю, что Лавлейс Десхотелс потешалась над «слонами», прежде чем люди Сегуры убили ее. А когда я сказал об этом Сегуре, тот скорчил рожу.
— Хорошо, у нас есть еще один шанс. Я разыскал ее соседку по комнате, мексиканку из того же массажного салона, и ей очень хочется, чтобы все эти ублюдки ответили за убийство.
— Почему она стала разговаривать с тобой, а не со мной?
— Потому что она считает вас всех кретинами. У вас в отделе убийств есть сержант по имени Мотли?
— Да.
— Она говорит, что у него молния на ширинке вообще не закрывается.
— Похоже на то.
— Сейчас она работает танцовщицей в стрип-баре недалеко от аэропорта. Говорит, что может сдать нам парочку интересных личностей за триста долларов, а еще она хочет, чтобы ее маленькую дочку отправили обратно в Сан-Антонио учиться на парикмахера.
— Для меня эта информация — полная ерунда.
— На мой взгляд, она не обманывает. У нее был парень, бывший служащий из национальной гвардии Никарагуа, который работал на Сегуру. Как-то он избил ее и украл все деньги. Клевые у него там ребята. Теперь она жаждет, чтоб мы их всех накрыли. Мотивы ее вполне понятны.
— Я думаю, что она продаст ту же информацию, которую мне уже сообщил Диди Джи.
— Ее очень беспокоит Бобби Джо Старкуэзер. Она говорит, что он скрытый гей и с женщинами в постели ничего не может. Это он выбросил официантку из окна отеля, а за это в «Анголе» поджарили какого-то местного мелкого воришку.
Я уставился на мальчишек, играющих в бейсбол.
— В чем дело? — спросил Фицпатрик.
— Я знал его. Его звали Джонни Массина.
— Вы что, тесно общались или как?
— Я пытался помочь ему бросить пить. А она знает, где может находиться Старкуэзер?
— Насчет этого она как-то неясно выразилась.
— Я так и думал, — сказал я. — Напиши мне ее имя и адрес, тогда я прямо сейчас отправлюсь к ней. Все равно меня держат на коротком поводке.
— Лейтенант, можно, я задам личный вопрос?