Пленники небес

— У него есть семья?
— Нет, только случайные связи.
— Спасибо, Майнос. Извини, что разбудил.
— Ничего, ничего. Кстати, как тебе жена нашего Буббы?
— Целеустремленная барышня.
— Во романтик-то, блин. Она бисексуалка, приятель, и вдобавок отсидела три года в тюрьме за избиение своей подружки-лесбиянки. И где этот Бубба таких находит?
После этого я позвонил старому приятелю-бармену из Лафайета. Сам того не зная, Майнос сказал мне больше, чем собирался. Мой друг сообщил, что Эдди Китсу принадлежат два заведения — одно в здании отеля в Новом Орлеане, а второе — на обочине дороги близ моста Бро на окраине Лафайета. Если то, что сказал про него Майнос, — правда и если Эдди был сейчас в одном из своих баров, то я знал, в каком именно.
Когда я учился в колледже, на шоссе близ моста Бро располагалось множество питейных заведений самого низкого пошиба, склады нефтяных компаний, ипподром, игорные дома и бордель с чернокожими девочками. В субботу вечером здесь собирался весь лафайетский сброд, возле столкнувшихся автомобилей на шоссе валялись осколки разбитого стекла и мелькали огни карет скорой помощи, из открытых настежь дверей кабаков доносился оглушительный грохот дискотек и потасовок. За один вечер можно было напиться, накуриться, подраться и снять девочку, не потратив и пяти долларов.
Я припарковался на другой стороне улицы и посмотрел в сторону бара Китса. Вывеска гласила «Джунгли», само здание бара соответствовало названию: длинная, приземистая, сложенная из шлакоблоков постройка, выкрашенная в бордовый цвет и разрисованная кокосовыми пальмами. Они освещались висящими на деревьях прожекторами. Уголком глаза я заметил на стоянке близ бара два неосвещенных трейлера; видимо, там-то шлюхи Китса и занимались своим древним ремеслом. Проторчав па улице с полчаса, я так и не дождался появления белого «корвета».
Никакого плана у меня не было, и я уж было пожалел, что не послушал совета Майноса. Но сердце мое билось все сильнее, тело горело, а дыхание участилось. Ровно в полвторого я сунул пистолет в карман брюк, одернул гавайку и двинулся к бару.
Входная дверь была выкрашена в ярко-красный цвет — такого цвета бывает лак для ногтей; ее приоткрыли, чтобы выпустить на улицу клубы сигаретного дыма. Освещены были только барная стойка да бильярд в боковой комнате. На огороженной сцене в глубине зала под музыку оркестрика, ухмыляясь, раздевалась рыжеволосая девица; тело ее было сильно напудрено, чтобы скрыть веснушки. Посетителями были в основном работяги с нефтепромыслов и со строительства газопровода. В глубине зала маячили вышибалы в белых воротничках. На официантках были коротенькие черные блузки, открывающие ребра, черные туфли на высоких каблуках и донельзя облегающие розовые шортики.
За барной стойкой сидели и беседовали с посетителями несколько проституток; когда я входил, они окинули меня быстрым оценивающим взглядом. Над стойкой висела клетка, где на игрушечной трапеции апатично восседала маленькая обезьянка; пол клетки был усыпан ореховыми скорлупками и ее испражнениями.
Тут я понял, что мне придется заказать выпивку, ведь, если я попрошу принести «Севен-ап», могут возникнуть подозрения. Я не буду это пить. Я не буду это пить. Хорошенькая официантка принесла мне бутылку пива «Джэкс» за три доллара. Наливая пиво в стакан, она улыбнулась.
— Чтобы остаться на шоу, надо заказать как минимум две порции, — сообщила она. — Как закончите эту, принесу вам вторую.
— Туут не появлялся? — спросил я ее.
— Кто-кто?
— Приятель Эдди, чернокожий.
— Я тут недавно работаю. Скорее всего, я его не знаю. — И она ушла.
Через некоторое время трое посетителей вышли на улицу, и сидевшая за стойкой проститутка осталась одна. Она допила свой бокал, взяла из пепельницы недокуренную сигарету и направилась в мою сторону. На ней были белые шорты и темно-синяя блузка, а черные волосы убраны под голубую бандану. Она была круглолицей и слегка полноватой, и, когда присела рядом со мной, в ноздри мне ударил запах ее духов, лака для волос и сигарет. Ее глаза светились пьяным блеском, а губы еле сдерживали улыбку.
Перед ней выросла официантка, и она заказала коктейль с шампанским. У нее был северный выговор. Она зажгла сигарету и принялась пускать колечки дыма с такой сосредоточенностью, словно пыталась создать из них причудливую картину.
— Ты не видела Туута?
— Ты имеешь в виду того черномазого? — В ее глазах играла лукавая улыбка.
— Ну да.
— А зачем он тебе?
— Просто давно не видел ни его, ни Эдди.
— Интересуешься девочками?
— Бывает.
— Иногда хочется, правда?
— Иногда.
— А когда хочется, но никого нет, тебе становится плохо. Очень. — Она положила ладонь мне на бедро и провела пальцами по моему колену.
— Когда появится Эдди?
— Ты что-то очень любопытен, милый. Смотри, я уже начинаю плохо думать о тебе.
— Я просто спросил.
Она надула губы, коснулась ладонью моего лица, рука ее скользнула по моей груди.
— Не заставляй меня думать, что ты пришел сюда не за девочкой, а с какой-то дурной целью.
Ладонь ее тем временем опускалась все ниже и ниже, как вдруг пальцы ее нащупали рукоятку пистолета. Она испуганно посмотрела мне в глаза, потом вскочила с места, порываясь уйти, но я остановил ее, схватив за руку.
— Ты — легавый! — взвизгнула она.
— Неважно, кто я. Во всяком случае, для тебя. Тебе ничего не грозит. Понимаешь?
Она мгновенно протрезвела, в глазах ее отразились испуг и злоба.
— Где Эдди? — спросил я.
— Он ходит посмотреть на собачьи бои недалеко отсюда, потом возвращается, чтобы подсчитать выручку. Попадись ему на глаза, если хочешь неприятностей.
— Но тебя-то это не касается, ведь так? У тебя машина есть?
— Что-о?
— Машина, говорю, есть у тебя?
— Д-да, а что...
— Сейчас я отпущу тебя, и ты выйдешь на улицу, якобы подышать воздухом, пройдешь к стоянке, сядешь в машину и уедешь. По пути где-нибудь перекусишь. И только попробуй сюда позвонить.
— Ублюдок!
— Выбор за тобой, детка. У меня есть подозрение, что скоро сюда нагрянет куча фараонов. Хочешь остаться — дело твое. — Я отпустил ее руку.
— Сволочь!
Я кивком указал на дверь. Она соскользнула с обитого винилом сиденья, попросила у бармена свою сумочку. Он дал ей сумку и вновь принялся мыть стаканы. Она быстро-быстро направилась к парковке.
Через пару минуть телефон действительно зазвонил, однако снявший трубку бармен так ни разу и не взглянул в мою сторону. Закончив говорить, он налил себе виски с молоком и принялся вытряхивать пепельницы. Разумеется, я знал, что еще немного — и нервы этой девицы не выдержат. Она, конечно же, боялась меня, да и вообще полиции, но еще больше боялась Эдди Китса и, конечно, вернется посмотреть, случилась драка или перестрелка, и постарается как-то выкрутиться.
Помимо этого, скоро должно было начаться это самое представление, и официантка сновала туда-сюда среди столиков, чтобы убедиться, что все заказали по две порции. Я неловко повернулся и нарочно сшиб локтем бутылку.
— Простите, — сказал я, когда она подошла ко мне. — Принесите мне вторую, ладно?
Она подняла бутылку с пола и принялась вытирать со стола. Ее белокурые волосы блестели, тело было крепким — видно, ей приходилось много работать физически.
— Так вы не хотите, чтобы кто-нибудь составил вам компанию?
— Не сейчас.
— Вот как?
— Перебьюсь как-нибудь.
— Здесь не место для неприятностей, милый, — тихо сказала она.
— А что, я похож на того, от кого могут быть неприятности?
— Много от кого могут быть неприятности. Вот от нашего хозяина — точно. Сама видела, как он для смеху нагревал зажигалкой прутья клетки с обезьянкой.
— Почему ты тогда здесь работаешь?
— Не взяли в монастырь, — ответила она и удалилась, унося поднос с напитками.
Вскоре в бар вошел накачанный мужчина, заказал бармену бутылку пива и принялся грызть арахис и болтать с одной из проституток. На нем были ковбойские сапоги лиловой замши, дорогие брюки кремового цвета, красновато-коричневая махровая майка с V-образным вырезом, а с шеи его свисала полудюжина золотых цепочек и медальонов. Свои длинные волосы он красил в светлый цвет и гладко зачесывал назад, как профессиональный борец. Он достал из кармана брюк сигареты и закурил, не переставая щелкать орешки. Меня он видеть не мог: я сидел слишком далеко, в баре царил полумрак, к тому же он не смотрел в мою сторону. Но я-то его хорошо видел, я сразу же узнал, хотя прежде никогда не видел в лицо.