Буря настигнет

Я вперился в лобовое стекло — там одни фары сменялись другими, мерцал свет. Монотонная мешанина. Она помогала сосредоточиться.
Зачем бесовка добывает и продает информацию? Явно не ради блага, не ради того, чтобы раскрывать грехи. Ей нужны деньги? Много денег. На что? Заболел родственник? Допустим, мать.
Я сам попал в клетку из-за матери. Бросить бы на произвол судьбы ее после того, как она продала квартиру, чтобы имелись деньги на выпивку, и пошла жить в каморке на заводе, где работала уборщицей. Поначалу я так и сделал — уехал в восьмой сектор.
Но спустя полтора года ко мне позвонили из полиции — мать поймали на краже. Что хуже для моей карьеры? Когда напечатают: его мать в тюрьме или в психбольнице?
Преступления у всех в крови, кто родился на Калинидиксе. Мы все правнуки убийц, воров, мошенников, бандитов. Может, поэтому со школ нам сильно вдалбливают, что нарушать закон — плохо.
Да, плохо, но моя мать украла потому, что пропила зарплату. Начала она пить, когда ушел отец. Не вынесла расставания. Виновна ли, что не справилась, что не воспитывала меня, а прикладывалась к бутылке?
Похер. Теперь ничего не изменить.
Я рано пошел подрабатывать и, чтобы не сидеть дома в свободное время, торчал в музыкальной школе. Позже договорился с директором и ночевал там.
В общем, если выбирать из двух зол — психбольница привлекательнее. Особенно в анонимности. Журналистам сложнее добраться. В награду за то, что она моя мать, я определил ее в хорошее место.
Бесовка тоже о ком-то печется, ведь у нее нет состоятельного отца, чтобы устроил в свою фирму? Или наркотики? Но на порошке она потеряла бы сноровку и не шпионила за знаменитостями месяцы напролет.
Когда машина потребовала меня, я несколько секунд выплывал из размышлений. Брюнетка, видимо, устала трудиться вхолостую — откинулась на сидении и листала новости в смартфоне. Я завел авто на стоянку следом за Арвидом и по привычке ощупал взглядом стены, транспорт, темные углы, хотя сюда вряд ли через пропускной пункт мог заехать левый человек.
Бесовка сейчас наверняка зализывает раны в норке. А не пашет ли она на босса? С ее характером? Вряд ли.
Я выбрался из машины, а брюнетка повернулась к девочкам на заднем сидении и что-то сказала — они вышли недовольные, но скоро расцвели в притворных улыбках и присоединились к Арвиду.
— Как тебя зовут? — Я приобнял брюнетку за талию, и мы зашагали следом за компанией.
— Констанция.
— Взаправду?
— Да. Показать паспорт?
Я покосился на нее, вскинув бровь.
— Зови меня Котя. И я не смущаюсь по поводу того, что мне тридцать пять. — Она обольстительно усмехнулась, и едва заметные лучики морщинок разбежались от уголков глаз. И меня не смущало, что мне двадцать два. Разве что немного. Констанция наверняка опытная и провести с ней ночь было бы классным приключением, но…
Но когда мы поднялись к Арвиду и все направились к джакузи, я взял брюнетку за руку и повел на кухню. В холодильнике нашлась вода — я выхватил бутылку и крупными глотками осушил до дна. Полегчало. Где у Арвида мини-бар, неважно, внизу стояло два ящика пива.
— Какое пиво любишь? Светлое, темное?
— Темное, — ответила Котя.
— Я тоже. Не голодна? — спросил, рассматривая полупустые полки: гроздь винограда, три йогурта, недоеденная пицца.
— Нет. А ты?
Я сыт по горло мыслями, которые не дают покоя. Аппетит вряд ли вернется, пока не разберусь.
Арвид хвастался, что у него есть лоджия, застекленная сверху, спереди и снизу — словом, выступала прозрачным кубом из здания. Там я предложил Коте выпить.
— Сегодня пуха меньше, чем обычно, — молвила она, проходя в лоджию, и оступилась — густой хвост соскользнул со спины и мазнул по бутылке в руке, когда Котя застыла, наклонилась, уставилась вниз. Я засмотрелся на округлые ягодицы, не расчерченные резинками трусиков. Возможно, она без белья.
Лишь потом я глянул под свои ноги. Дыхание захватило. Мы будто парили на пятидесятиметровой высоте. Стекло кристально прозрачное. Вечно безлюдная улица терялась в пуховом облаке — в него уходили шахматкой ряды окон.
Котя сняла шпильки.
— Чтоб не поцарапать пол, — объяснила и выставила туфли в комнату. Я чиркнул каблуком по стеклу.
— Ничуть он не царапается.
Она мелодично рассмеялась.
— Ты забавный. Ничего, что здесь нас увидят из соседнего дома?
Непохоже, что лоджия сделана с затененной пленкой. В восьмом секторе, в отличие от пятого, где я вырос, расстояние между высотками большое и обычно в метель соседних домов не видно. Но сейчас пух не летал бешено, а неспешно стелился. Напротив в доме свет едва пробивался через шторы.
Я вскинул голову: неба нет, только серая мгла. Котя, став ниже на сантиметров пятнадцать, дотянулась до моей щеки и ласково провела пальцами.
— Мы не будем заниматься сексом, — сказал я.
Рука упала. Котя расстроенно поджала губы.
— Чего ты? — спросил я. — Так или иначе, за ночь заплачено.
Она двинулась к белым кожаным креслам, покачивая бедрами, и уселась.
— Редко попадаются клиенты, которых вправду хочется трахнуть.
У меня очередь стоит из желающих. Если бы не гребаная работа, Котя прошла бы без очереди.
— Откроешь, пожалуйста? — Она протянула мне бутылку. — Ты не брал открывашку?
Я накрыл ладонью крышку своей бутылки, обхватил — чуть-чуть магии — и пиво, шипя, вознеслось к горлышку. Но не вылилось. Я отдал Коте открытую бутылку и забрал вторую. По дороге к креслу проделал то же и, усевшись, отпил. Кресло мягко прогнулось — из такого попробуй себя заставить подняться.
— Чем займемся? — осведомилась девушка.
— Поболтаем.
— О чем?
— О Жулианне. — Я повернул лицо к Коте и подпер подбородок кистью. — Знаешь ее?
Котя скривила губы в завистливой улыбке и на секунду-другую присосалась к горлышку.
— Надо же… Только не говори, что любовь с первого взгляда.
— А допустим, и любовь? — Посмеиваясь про себя, я забарабанил пальцами по бутылке. — Девочки из эскорта не заслуживают любви?
Она потупилась и ковырнула бордовым ногтем этикетку.
— Каждая девушка заслуживает любви. Просто некоторые перестают в нее верить. Или в себя.
— Ладно, я пошутил. Никогда ни в кого не влюблялся. Мне все быстро надоедают.
Котя выровнялась и откинулась на спинку кресла.
— Ты еще не встретил ту самую.
— Ой, я тебя умоляю.
— Тебе всего двадцать, да? Вся жизнь впереди.