Легенда о Кудеяре

После этого бритые головы на несколько времени остыли и деятельность свернули, пока милиционерия и специальные люди главного разбойного дознавателя Иван Сидорыча порядок изображали. А когда порядок изобразили, бритые головы снова бесчинство совершили, в другом халдейском молитвенном доме. Только там никого не было, и резать никого не получилось, а вместо этого они нашли у халдейцев в шкафу богатое собрание оружия, разных пистолей с патронами и бомб. Все это бритые головы себе забрали, а благочестивый дом опять спалили и загнутые кресты вокруг намалевали. После этого шемаханцы и халдейцы впали в истеричность и тоже кого-то принародно зарезали. Но им быстро усмирение сделали, потому как рука у Кондрат Кузьмича крепкая, а у Иван Сидорыча длинная.
А Башке, Студню и Аншлагу шемаханцев бить надоело, и они стали чего ни то новое изобретать в сражении за святое озеро. А приглядели для себя пришлых наемных работников, девятерых из ларца, одинаковых с лица, которые за городом строили олигарху Горынычу нарядную домину. После того явились перед Вождем и говорят:
– Пойдем громить девятерых из ларца, одинаковых с лица, пусть убираются отсюда.
А Вождь отвечает:
– Этих я знаю, они Горынычу дом строят, а он кровососам народной жизни противник, сам в мэры выбирается и за святое озеро стоит, чтобы на нем полезный курорт сделать.
Они ему говорят:
– Не нужен нам никакой курорт, а сам он первый кровосос, крематорий его над городом неприлично торчит, и у всех уже от этой коптильни свербит.
Остальные бритые головы им поддакивают и тоже на одинаковых с лица зуб точат.
– Нет, – отвечает Вождь, – громить Горыныча нельзя. Мало ли что он вам не нравится.
– А тебе, выходит, нравится, – говорят. – А может, ты у него на побегушках бегаешь?
Этого Вождь стерпеть уже не мог и отвечает:
– Вам, такие-сякие, я покажу побегушки. А чтобы вы не роняли мое представительство перед всеми, я теперь не буду вас останавливать. Сам с вами пойду, но участвовать не буду, потому как это против моего слова.
А по правде говоря, струхнул Вождь и побоялся изобличения, оттого согласился идти громить девятерых из ларца, одинаковых с лица. Все ж не на самого Горыныча покушаться.
Так и сделали. Пошли и побили Горынычевых строителей, а в нарядной домине стекла порушили и лужайку вытоптали, загадили да крестом загнутым все увенчали. А как у Горыныча свои лихие, разбойные люди на содержании состояли, то бритые головы опять на время попрятались у себя в домах и на улицу сколько-то дней носа не совали. Сам же Горыныч, по слухам, осерчал за свою нарядную домину, но не так сильно.
Вождь с того случая к Башке стал подозрительный и все хотел над ним власть показать, да Башка ему не давался и перечил во всем. Студень и Аншлаг тоже за Башкой подтягивались, командиром только его признавали. И Вождю с того урон репутации делали среди остальных бритых голов.
А кудеяровичи смотрели на их бесчинства да плевались семечками. У кого у самих руки чесались, только несолидно было уже голову забривать. А кто поперек им говорил, что надо в городе осадное положение устроить и все патриотическое мелким гребнем да крепкой рукой вычесать. А до мордобоя тоже доходило.
 
XXI
Коля наконец к вере отцов прибился и пребывал теперь в осветлении души. Из крещального тазика вышел еще больше обрадованный и возгоревшийся, а поп на него глядел и в бороду улыбался. Из своей сараюшки Коля каждое утро на службу приходил и свечки аккуратно расставлял, ликам кланялся да в общение с угодниками мысленно входил. А как просить у них ему пока было особо нечего, то просто здоровался с ними и спрашивал, не знают ли они Черного монаха. Они молча на него глядели в ответ, и Коле ясно делалось, что они знают, только пока не скажут. А, верно, так надо было для его испытания.
На третий день Коля пошел навещать тетку, если это она была, и делиться с ней осветленностью. Адрес Школы кладознатства прочитал в листке с приглашением, который в городе нашел, и отправился, нарвавши на газоне мелких цветков. А тетку эту Коля с детства боялся и не любил, оттого как она была скрюченная, усатая и пугала его своими нашептываньями да странными запахами. Кто ее знает, откуда она взялась, а только Колин отец ее родней не признавал и все время из дому гнал, когда приходила. А родительница наобратно ее жалела за скрюченность и советы у тетки спрашивала на разные свои женские и лечебные темы, да от ее ворожбы сердцем заходилась и в бледность впадала. Но это все ничего, кабы родитель от тоски не запил. Да так крепко в конце запил, что матушка к тетке в ноги кинулась и умолять стала. Та за лечение сразу принялась, наговоры над бесчувственным шептала, травой вонючей окуривала, идолище поганое притащила и под кровать запрятала. А не помогло. Родитель от такого усилия к себе совсем в безжизненность впал, ходил, будто полнолунник, да так и в могилу сходу зашел. Тетка после этого в доме объявляться перестала, а потом Коля сам в Дырке пропал.
Но теперь он на тетку зла совсем не держал, потому как отеческая вера не велела, а годов много минуло, да еще, может, и не она это.
Вот Коля в Школу кладознатства пришел и стал осматривать. А в дверях сказал, что по личному касательству к самой матушке Степаниде, его и пропустили. Погулял Коля по этажу, зашел на верхний, а везде вывески указующие висят и с Колей будто разговаривают. Одна говорит: «Как правильно устраивать клад», а другая ее перебивает: «Как правильно снимать заклятие с клада», а третья вообще сплеча рубит: «Техника кладобезопасности». А это они обозначают, каким предметом занимаются за каждой дверью, догадался Коля. Но тут его остановили и спрашивают, кто таков и по какому делу. Он опять сказал по какому, а в ответ ему говорят, что матушка Степанида теперь в своих депутатских апартаментах обретается. Тогда Коля спросил адрес и пошел опять искать воображаемую тетку.
А в депутатских апартаментах у него первым делом стребовали документ, да по старому и недейственному пропускать наотрез отказались. Коля в огорчении сел на стул и стал ждать, когда тетка сама на выход придет. А как вид у него был не очень и документ недейственный, то позвали милицию, чтобы дозналась и порядок навела. Тут его совсем бы в оборот взяли, только Степанида Васильна сама собой вдруг объявилась, и Коля к ней кинулся для спасения. Да по пути надежду растерял: всенародная депутатка на скрюченную тетку-знахарку никак не походила, а была вся из себя разлелеянная и кудлатая. Но он все равно заорал ей «тетушка!», а Степанида Васильна тут возьми да и признай его, невзирая на Колины дальние странствия. Сразу милиционерию от него погнала, под руку уцепила и обратно в свой апартамент повела.
Коля по дороге в себя приходит и на тетку смотрит, и кажется ему, что точно она, а он не признамши ее из-за кудлатости, да к тому же общая распрямленность Степаниды Васильны глаза ему поначалу отвела. Вот он цветки ей в дар отдал и спрашивает:
– Отчего это вы, тетушка, раньше будто скрюченная были, а теперь вроде разогнувшись?