Одиночество жреца. Том II

— Препроводить виконта де Гранжа и барона Тинта в их камеры, — отдал команду де Шонц-Вилен.
После этого нас взяли в плотное кольцо, и нам ничего с Орвистом не осталось, как пройти в сторону печально знакомых мне казематов цитадели. Да, не так я представлял себе возвращение домой. Не так.
    
Глава 4. Королевское правосудие
Мне достался практически люкс, и я не шучу. По сравнению с той камерой, где меня держали, когда пытались сломать, да и даже с той, в которой заперли герцога Регона, эта камера была на самом деле люксовой. Свой светильник под потолком, огороженное отхожее место, более-менее приличная кровать, было, где пройтись, размяться. На самом деле, после корабельных гамаков, топчанов в лачугах и прочих, не самых приспособленных мест для ночлега, даже эта тюремная койка с тощим матрацем показалась мне весьма комфортной.
Кормили, кстати говоря, тоже нормально. Три раза в день, каша или овощи, немного мяса, чашка с отваром из трав, по которым я уже успел соскучиться. Всегда был глиняный кувшин с чистой водой, свой, такой же простенький стакан.
Несколько раз меня, как и Орвиста, которого заперли в таком же люксе, водили на допросы. Без пристрастия и членовредительства, так, просто уточнить некоторые детали и нюансы. Как сказал мне клерк, в пытках не было смысла: первое, мы были, все же, благородными, так что пытки — это крайняя мера, второе — мы таки спасли принцессу Санию, которая все и рассказала лично Каю Фотену. Так что нас просто проверяли на ложь и сводили наши показания с показаниями будущей королевы. Чтобы на суде все прошло чинно и гладко. Суд, кстати, будет открытым и назначен на шестой день — то есть в камерах мы проведем не более четырех суток.
В камере же меня осмотрели лекари. Как я и ожидал, руку мне маги воды не отрастят, хотя они и сумели быстро привести в порядок мою культю, которая выглядела сейчас чуть ли не так, будто я без руки вообще родился. Подлатали мне и лицо, хотя полностью избавиться от последствий ожога сразу не удалось: сейчас его тоже банально «состарили» и он перестал быть ярко красным и тревожить меня, но вот для того, чтобы полностью вернуть мне старую «рожу лица» уйдут десятки сеансов и, возможно, с полгода. По поводу волос мне ничего не сказали: тут вопросы облысения людей тревожили не слишком сильно, так что если что и выжило, то пробьется само. А если нет — то нет, ходить мне частично лысым до конца своих дней.
Шутки ради я подумывал над тем, чтобы выбрить вторую сторону головы, оставив только волосы посередине: получится весьма солидный такой ирокез. Но пока я бы не в той ситуации, чтобы шокировать клерийский двор новыми веяниями моды.
Наутро третьего дня в камеру зашел дворцовый портной, который снял с меня мерки и сообщил, что завтра утром будет готово платье для суда: простое, но, наконец-то, мне по размеру. Мужчина внимательно выслушал мои пожелания касательно многочисленных завязок и ремешков, бороться с которыми одной рукой было категорически невозможно, и пообещал что-нибудь для меня соорудить. Все же, я был не первым благородным человеком на Таллерии, что потерял руку, так что некоторый опыт у местных мастеров в создании пригодных для инвалидов конструкций был.
Что я думал обо всей этой ситуации? В целом, ничего хорошего, но когда первая ярость и злость на Кая после ареста прошла, я стал анализировать. Почему королю пришлось спешно нас арестовывать? Фактически, изолировать? То, что нас встречала чета де Шонц-Вилен — как приближенных к королю — было не случайно. Не случайно и то, что об аресте сказал именно граф, а не кто-то иной. Мне показалось, что даже гвардейцы были не особо в курсе происходящего, просто отреагировали на слова высокопоставленного чиновника из канцелярии, как и должны были — взяли нас в клещи и проводили в подготовленные «номера».
Второе — спешность суда. Тут такие дела могли разбираться годами, нас же с виконтом будут судить буквально на неделе. Удивительная прыткость королевского правосудия, скажу я вам! Конечно, хотелось бы поговорить с королем лично, но я подозревал, что все происходящее — не просто так. Точнее, мне очень хотелось надеяться, что это просто часть какой-то массивной манипуляции.
Сам суд проходил как-то буднично, без помпы. Я, честно, ожидал большего. К полудню шестого дня нас с Орвистом вывели из камер и проводили в главный дворцовый зал, где уже поставили и скамейки для подсудимых, и трибуны для наблюдающих за процессом.
Так как мы были слугами престола, то и судил нас король. Меня, как барона, мог судить и кто-нибудь из потомственных герцогов, будь на то воля короля, но вот Орвист был уже, по сути, графом де Гранжем. Его статус главы рода только не был зафиксирован документально в канцелярии, что не отменяло факта его старшинства, так что тут власть имел только лично Кай Фотен.
У действа было достаточно зрителей. На трибунах я увидел не только представителей клерийской знати, но и купцов, а также послов других государств, в том числе и многочисленную делегацию Республики. И когда успели столько нагнать?! Ума не приложу, ну да ладно.
Когда наконец-то окружающие перестали шептаться и в зале установилась тишина, распорядитель громко рявкнул:
— Его Величество, Кай Фотен Первый, да хранит его Матерь!
— Да хранит его Матерь! — повторил гул голосов, под который из боковой двери вышел сам молодой король в сопровождении Армана де Шонц-Вилена и еще нескольких чиновников.
— Сегодня состоится королевский суд, — начал муж Вилы, когда король занял свое место на троне, а остальные поутихли — над жалованным бароном Антоном Тинтом и наследником рода де Гранж, виконтом Орвистом де Гранжем! Барон Тинт и виконт де Гранж обвиняются в преступной халатности, которая повлекла ущерб для короны, поставила государство в неприемлемую ситуацию и подвергла опасности сам престол и короля!
Обвинения были серьезные. Насколько я помнил, в Клерии секли головы и за меньшее, а могли и вовсе, в исключительном случае, накинуть на шею петлю и посмотреть, как долго ты будешь «танцевать». Так что моя уверенность куда-то улетучилась. Виконт же был сейчас спокоен и невозмутим, как скала.
Вокруг было слишком много лишних глаз, так что я не стал пользоваться ментальной магией, просто слушая отголоски мыслей и эмоций окружающих. Кай, сидя на троне, испепелял нас с виконтом взглядом, зрители — размышляли о том, как же мало отделяет преданного слугу короля от измены престолу. Многие считали, что наконец-то нахальный барон получит по заслугам, хотя нет-нет, да и проскальзывали мысли о том, что судьба и так меня уже наказала: лишила руки, половины лица и артефакта.
После первичных обвинений начался муторный публичный допрос, который, как мне казалось, был больше похож на плохую клоунаду. Граф выступал в качестве прокурора и поочередно, излагая суть дела, задавал мне и виконту различные вопросы, постоянно сверяясь с показаниями Сании, которые были записаны у него на листе пергамента. Впрочем, вся суть дела стала максимально ясна и понятна, когда прозвучали слова о причине пожара.
— Итак, признаете ли вы, барон Тинт, что принимали участие в найме новых гребцов на берегу и не проследили, чтобы на это было выделено достаточно средств, вследствие чего на посольский корабль, который перевозил в том числе благородную арха-ту и невесту нашего короля, Кая Фотена Первого, да хранит его Матерь, был нанят сброд? Признаете ли вы, барон Тинт, что как распоряжающийся посольской казной, пожалели денег на найм профессиональных моряков и, по этой причине, в ночь гибели корабля, из-за ссоры на нижней палубе между нанятыми вами гребцами, вспыхнул пожар?