Оперативное вмешательство

 
Александр Михайловский, Юлия Маркова
 
Оперативное вмешательство
  
Часть 45
 
Шестьсот одиннадцатый день в мире Содома. Вечер. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.
Не успели отгреметь залпы второй битвы на реке Шахэ и морского сражения при Эллиотах, как запахом паленого потянуло совсем с другой стороны – точнее, сразу с двух. Во-первых – неустройства случились на северных берегах Финского залива в Гельсингфорсе, где Финляндские Сейм и Сенат отказались присягать на верность императору Михаилу Второму. Во-вторых – не успел я вернуться с морского побоища в свою штаб-квартиру в Тридесятом царстве, как энергооболочка сообщила мне, что библиотекарь Ольга Васильевна испрашивает у меня аудиенции. Вообще-то она самый тихий и незаметный член нашей команды, никогда не жалуется и ничего не просит. Поэтому я решил сам заглянуть к ней в библиотеку. И не пожалел.
– Сергей Сергеевич, – сказала мне она, – извините, я, наверное, отвлекла вас от важных военных дел, но, если календарь мне не врет, то со дня на день в Баку должна разразиться всеобщая стачка, вызванная скотскими условиями труда на местных нефтепромыслах и грошовыми зарплатами рабочих. А местные власти – бакинский губернатор Накашидзе и кавказский генерал-губернатор Голицин – не придумают ничего лучше, как перевести классовую борьбу в русло межнациональной вражды, из-за чего в Баку и окрестностях случится первая в истории армяно-азербайджанская резня. Не кажется ли вам, что проще затоптать тлеющие искры, чем потом тушить разгоревшийся пожар?
И тут меня торкнуло. Еще немного, и мне стало бы невыносимо стыдно не только перед Небесным Отцом, но и перед самим собой – за то, что мог предотвратить абсолютно ненужное смертоубийство, но не сделал этого.
– Благодарю вас, Ольга Васильевна, за напоминание, – ответил я, – в самом деле, правда ваша, замотался за военными делами и забыл о сем прискорбном факте, а может быть, и вовсе о нем не ведал, ибо мои прежние интересы лежали вне плоскости изучения истории революционного движения. Но могу вас заверить, что теперь я не только приму все меры для того, чтобы затоптать искры и отобрать у дрянных мальчишек спички, но и сделаю все, чтобы выдернуть у поджигателей руки, засунув их в такое место, которое настоящий офицер никогда не упомянет в дамском обществе.
19 (6) декабря 1904 год Р.Х., день пятнадцатый, утро. Санкт-Петербург, Зимний дворец.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.
Пришлось, позабыв про отдых, через портал явиться в Зимний дворец, ибо времени лететь в Санкт-Петербург на штурмоносце уже не было. И если о финских безобразиях император Михаил уже знал, и даже успел издать указ об аннулировании автономии Великого княжества Финляндского и непосредственном включении его территории в состав Российской империи на правах отдельного генерал-губернаторства, то о том, что должно случиться в Баку, мой протеже пока был ни сном, ни духом.
С вздумавшими побунтовать маленькими, но гордыми чухонскими националистами (а на самом деле шведскими элитариями) все было предрешено и без меня. Гарнизон Свеаборга и русской военно-морской базы принес присягу Михаилу и держался прочно, а Финляндским генерал-губернатором новый император назначил небезызвестного в нашей истории душителя свободы вице-адмирала Дубасова. Войска для сухопутной операции по подавлению мятежа уже сосредотачиваются в Выборге, и скоро все в Финляндии будет кончено самым жестким и решительным образом. Как говорит Ольга Васильевна, адмирал Дубасов – это такой кадр, который в нашем прошлом при подавлении первой русской революции в Москве доходил даже до расстрелов на месте всех, кого схватили с оружием в руках. Зная, во что в дальнейшем эволюционирует финское так называемое «национально освободительное движение», я бы тоже ничуть не возражал против применения самых жестких мер, но этому препятствовали некие особые соображения.
 
– Расстрел на месте крайне нежелателен, – в присутствии адмирала Дубасова сказал я Михаилу, – особенно против непосредственных руководителей мятежа. Этих людей сначала следует допросить на предмет установления их местных сообщников, а также связей с иностранными державами. И только потом должен состояться большой публичный процесс против мятежников, на котором всех зачинщиков и поджигателей, без различия пола, возраста и общественного положения, следует приговорить к смертной казни за государственную измену. Приводить приговор в исполнение нужно также публично, чтобы все желающие поболтать на разные политические темы могли видеть, к чему их может привести неразумное поведение. А что касается простонародья, затянутого в жернова своими вождями, то всем им, оптом, следует заменить смертную казнь десятью годами каторги. Пусть достраивают Транссибирскую магистраль и прокладывают дороги в меридианальном направлении.
С адмиралом мы прежде лично знакомы не были, и знал он меня только опосредованно, по бродившим в петербургском «обществе» разнообразным слухам, а потому слушал мои слова, скептически скривив губы.
– Сергей Сергеевич, неужели вы думаете, что эти злодеи прямо как на духу выложат вам все о своих сообщниках и иностранных доброхотах, снабжавших их оружием и деньгами? – с недоверием спросил он.
Я ответил:
– Мне, Федор Васильевич, в силу моих особых возможностей, они выложат не только то, о чем знали, но и то, о чем догадывались или подозревали. Если у меня способы превратить самого скрытного человека в некое подобие болтливого попугая, так что он начнет выблевывать перед следователями самые сокровенные свои тайны.
– Говоря так, вы имеете в виду отрока Димитрия и его особые возможности? – с явным интересом спросил Михаил.
– Именно, – подтвердил я, – если будет недостаточно «Полного Откровения», то можно будет применить «Муки Совести». Правда, такое сильное средство я предпочел бы придержать до суда. Сорную траву недостаточно просто скосить, ее следует выдергивать с корнем, чтобы не было ее больше никогда в Российской империи. Там, в мире моей супруги, вашему брату-близнецу в установлении истины помогали опытные специалисты из числа «старших братьев». Но у меня в команде нет ни опытных контрразведчиков моего времени, ни возможности положить свою жизнь на то, чтобы привести в порядок этот мир, больной предчувствием двух великих общеевропейских войн, по сравнению с которыми события столетний давности покажутся просто летними маневрами. А посему, вознаграждая добрых и карая злых, я не стану стесняться в средствах, и горе тому государству, которое силой оружия попробует вмешаться во внутренние дела Российской империи.
– Федор Васильевич, – вздохнул Михаил, – не смотрите на Сергея Сергеевича с таким недоверием. Он может и не такое, хотя далеко не все станет приводить в исполнение. Большую часть работы нам предстоит проделать самим, он только поможет нам одолеть то, что сейчас является неодолимым, но и откладывать на будущее эти дела нельзя. Поэтому я прямо запрещаю вам проводить хоть какие-то экзекуции, а всех арестованных и взятых в плен с оружием в руках приказываю направлять к нам в Петербург. А мы тут за это время из верных (главное слово), и в то же время умных офицеров организуем нечто вроде приказа Тайных дел времен императора Петра Великого. Как оказалось, без подобного учреждения немыслимо существование никакого государства.
 
Адмирал Дубасов ушел, и тогда я рассказал Михаилу о заварухе, что в настоящий момент вызревает в Баку. А все потому, что там в одной точке сошлись голодная нищета рабочих; безудержная алчность нефтепромышленников, перегоняющих на прибыли живых людей, политические амбиции революционеров, а также патологическое тупоумие местных крупных чиновников, играющих со спичками возле взрывоопасного национального вопроса. Если бы я рассказал это же его старшему брату, Николай от меня бы просто отмахнулся, ведь всего полтора года назад он, не задумываясь, подписал закон о конфискации имущества Армянской апостольской церкви и закрытии армянских школ, пролоббированный кавказским генерал-губернатором Голициным. Тогда одним росчерком пера был нанесен жесточайший удар по лояльности армянского населения, которое прежде видело в Российской империи защитницу своих интересов перед лицом хищного и безжалостного Османского государства. И вот в один момент все перевернулось с точностью до наоборот.