Принцесса Диана

Диана привозила Гарри домой на большинство уик-эндов. Иногда приезжали Джеймс Хьюит и Дэвид Уотерхаус. Гарри все еще учился в Уотерби, проводя выходные с матерью и изредка приглашая к себе школьных товарищей. Приятели Дианы, более молодые и менее чопорные, чем знакомые Чарльза, иногда оставляли следы своего пребывания в Хайгроуве. Однажды Чарльз рассвирепел, обнаружив, что в его любимом фонтане на задней террасе купалась собака и расплескала воду. Он спросил, почему садовники не вытерли все еще неделю назад.
Мне пришлось объяснить, что фонтан был приведен в порядок, но после этого туда залезла собака одного из гостей.
— Каких гостей? — выпалил принц. — Кажется, мы никого не ждали.
Я начала дипломатично говорить, что точно не знаю, но принц перебил меня, заявив:
— Не беспокойтесь, Венди. Я спрошу у принцессы.
Очевидно, этот инцидент обсуждался, и очень бурно, перед приездом Уильяма в конце сентября. Чарльз и Диана, как обычно, прибыли на разных машинах и общались только в присутствии детей. Уильям и Гарри теперь уже прекрасно знали об отношениях родителей, и лицо Уильяма выдавало его тревогу и беспокойство. Трагедия усугублялась тем, что и Диана, и Чарльз очень любили мальчиков, но с трудом выносили общество друг друга. Стало очевидно, что ради душевного спокойствия сыновей необходимо что-то радикально менять.
К несчастью, после периода относительной сдержанности и собранности Диана опять часто ударялась в слезы. Главный удар принял на себя Уильям, часто застававший мать рыдающей у себя в комнате. Как всякий ребенок, он страстно хотел, чтобы его родители любили друг друга, и не мог принять ничью сторону в конфликте. Как-то днем он наткнулся на плачущую Диану в комнатах для прислуги и спросил, что случилось. Принцесса попыталась взять себя в руки, но не смогла и, всхлипывая, сказала, что объяснит ему все, когда он подрастет. Внезапно появился Чарльз и позвал Уильяма с собой в сад. Уильям, сам готовый расплакаться, повернулся к нему и закричал:
— Как я ненавижу тебя, папа! Ненавижу! Зачем ты заставляешь маму все время плакать?
Он бегом спустился по ступенькам и скрылся в саду. Чарльз бросился за ним.
— Посмотри, что ты наделал, Чарльз! — крикнула ему вслед Диана. — Зачем же расстраивать детей?
В таких ситуациях незаменимым был Кен Уорф. Он лучше других понимал, как травмировали самых маленьких семейные ссоры, и часто волшебным образом появлялся в нужный момент, готовый увести их. Кен был слишком осторожен и умен, чтобы принимать чью-либо сторону в этой домашней войне, но служил надежной опорой для детей.
— Иди сюда, Уильям! — звал он. — Пойдем прогуляемся. Мне нужно кое-что сказать тебе.
Кен брал мальчика за руку и уводил, отвлекая его внимание от домашних проблем.
Чарльз и Диана встречались в общих комнатах Хайгроува не чаще, чем если бы жили раздельно. Принц весь день проводил в саду, а вечером отправлялся с визитами. Диана слонялась по дому, слушала музыку и смотрела телевизор. Такая жизнь казалась ей скучной и замкнутой, и она набрасывалась на прислугу при первой же возможности.
Когда это происходило, лучше было не оправдываться, поскольку она потом либо все время пыталась спровоцировать вас на открытую ссору, либо просто переставала разговаривать. Иногда няни и горничные неделями не слышали от нее ни единого слова. Однажды я поинтересовалась, как они общаются во время этих периодов молчания.
— Это ужасно трудно, — ответила Джесси. — И, кроме того, чувствуешь себя незаслуженно обиженной. Можно сколько угодно раз пытаться заговорить с ней, но в лучшем случае удостаиваешься лишь односложных ответов. Обычно же она просто игнорирует тебя.
Такая Диана ничем не походила на ту, которая от души веселилась на импровизированных пикниках и вечеринках, устроенных в отсутствие Чарльза, когда она посылала Кена купить огромное количество мороженого и вела себя как обыкновенная девушка. Расчетливая и властная, Диана была очень неуверенной в себе, чем и объясняются ее резкость и частые перепады настроения. Любая критика в прессе вызывала у нее вспышки гнева, а за ними следовали периоды подавленности, которые могли продолжаться несколько дней. Принцессе требовались одобрение и поддержка во всем, что она делала, и это, должно быть, сильно осложняло жизнь ее горничных и телохранителей. Это также делало непредсказуемую Диану потенциально опасной для королевской семьи, поскольку никто не мог понять ее и предугадать ее поступки.
Я была сыта по горло неприятностями в доме и не знала, как долго смогу все это выносить. Мария, жена Пола, знала о моих чувствах из разговоров с мужем, но сама не присутствовала при скандалах и ссорах. Ей по-прежнему было трудно представить, что существовала другая Диана, нисколько не похожая на чудесное доброе существо из газет и телевизионных передач.
Я не видела Диану до самого декабря, когда весь персонал Хайгроува был приглашен на прием в Сент-Джеймском дворце.  [15] Она выглядела великолепно в своем темном вечернем платье. Принцесса обрадовалась знакомству с матерью Марии, Бетти Косуорт, и поцеловала ее в щеку, чем сильно расстроила принца.
— Кто эта женщина? — спросил он меня, когда мы беседовали за бокалом вина.
Я объяснила, что это мать Марии.
— Мать Марии? — удивленно переспросил он. — О Господи!
Приближалось Рождество, и после того как в Хайгроуве установили елку, дом, казалось, жил ожиданием праздника. Но игрушки, мишура, бенгальские огни — все это больше радовало Чарльза, чем Диану с детьми, которые в преддверии торжеств и развлечений предпочитали оставаться в Лондоне.
Погода испортилась, и Чарльзу не всегда удавалось поохотиться, что сильно раздражало его. Однажды утром он уже спустился вниз в охотничьем костюме, когда ему сказали, что все отменяется. Он вернулся к себе в комнату в отвратительном расположении духа, ругая ненастье и сожалея, что не сможет покататься верхом.
— Что за неудачный день сегодня! — посетовал он, обращаясь к нам с Полом, когда мы проверяли камины в доме. — Я рассчитывал всю неделю провести на свежем воздухе.
Рождественский ленч для персонала был устроен в четверг 19 декабря в ресторане «Сирзи» в Лондоне. У Дианы было совсем не праздничное настроение, поскольку они с Чарльзом приехали прямо с поминок по маленькой Леоноре Кнэтчбул, умершей от рака дочери лорда и леди Ромси. Диана выглядела подавленной, но держала себя в руках, пока мы лакомились палтусом, семгой и шпинатом, за которыми последовали цыплята, а затем яблочно-лимонный пирог с корицей.
Это был прекрасный шанс расслабиться, и Чарльз произнес одну из своих самых забавных и волнующих речей, полную шуток и понятных нам намеков. Закончил он как обычно, назвав нас «своими представителями», что всегда поднимало боевой дух. Диана тем временем жаловалась на статью в «Дейли Мейл», в которой утверждалось, что она не будет присутствовать на ежегодном рождественском балу, устраиваемом ее отцом в Алторпе. «Мейл» объясняла это давней враждой между ней и ее мачехой Рейн, графиней Спенсер. Диана якобы решила игнорировать праздник, чтобы таким образом выразить свою неприязнь. Принцесса была расстроена и очень сердита, поскольку «Мейл» обычно брала ее под защиту и была одной из ее любимых газет.
— Не понимаю, откуда они это взяли? — возмущалась она. — Это неправда. Уильям и Гарри едут со мной в сопровождении Джесси, и мы обо всем договорились заранее. Кто распространяет такие нелепые слухи?
Мы, естественно, не знали, и в ответ только качали головой. Не было смысла отрицать, что Диана не любит мачеху — об этом красноречиво свидетельствовали крепкие выражения, слетавшие с ее уст, когда она встречала имя графини Спенсер в прессе. На самом деле Диану беспокоило другое — эта история раскрывала не лучшие стороны ее натуры.
На следующий день Чарльз приехал в Хайгроув один, переночевал и рано утром отправился на неофициальную встречу. Мария, Лита (она работала здесь уборщицей) и я трудились все утро, застилая свежие постели, стирая полотенца и банные простыни. Мы сняли со стен все украшения и разобрали елку в холле.